Я рассказал лишь малую часть той информации, которую тебе необходимо узнать. Но пока что хватит. Этот день был и без того насыщен ситуациями, которые даже у меня с трудом укладывались в голове. Всё еще на повестке дня стоял вопрос: как нас так быстро вычислили? Значит ли это, что за тобой следили даже тогда, когда ты была в коме? Как я этого не заметил? Уверен, у тебя больше вопросов, чем у меня, и я на все отвечу, только чуть погодя – когда придет время, и ты спросишь меня об Изнанке, об иерархии в мире за Гранью, о моей жизни и роде деятельности. Я расскажу тебе всё и даже более – быть может когда-нибудь я покажу тебе свой мир, хотя бы для того, чтобы унять твоё любопытство, просто предоставлю тебе такой подарок, если сама пожелаешь. А еще мне хотелось бы продлить твоё существование, ведь человеческая жизнь так коротка, и я не хочу терять тебя из-за какого-то природного катаклизма или даже старости, присущей всем людям. Несколько эгоистично с моей стороны, правда? Ты должна понять, что мы связаны одной нитью и если оборвется один край, порвется и второй. Мне еще рано задумываться об этом, но я не могу не думать. Глядя в твои глаза, я хочу продлить этот миг в вечность, но разве у меня есть власть над временем?
Ева, почему ты так прекрасна?
Я чувствую к тебе притяжение. Даже не столько физическое, сколько духовное. Мне не важен твой внешний вид, и даже сейчас, когда на твоей коже синяки и забинтованные раны, ты кажешься мне красивой. Я вижу в тебе нежный цветок, за которым требуется уход, чтобы он расцвел заново. Красивую молодую женщину, на чью долю выпала несладкая участь быть запертой в лаборатории. И у меня замирает сердце от одной мысли, что ты можешь предпочесть оставаться со мной просто как с другом, держать дистанцию на расстоянии вытянутой руки. Не хочу так. Ты видишь это в моих глазах, которые источают лишь нежные порывы и ничего более. А в лёгкой усмешке на моих губах ты можешь заметить только то, что дорога мне. Нам не нужно говорить, чтобы понять друг друга, поэтому в краткий миг затишья в разговоре, мы молчим и я ловлю твой взгляд, понимая, что ты приняла меня таким, каков я есть. Без лишних слов и упрёков, ты просто приняла. Мне больше ничего не нужно. Только будь рядом.
- Я тебя никогда не подведу, - обещаю, притягивая тебя к себе, и обнимаю.
В таком положении я готов провести целую вечность. С тобой и больше ни с кем другим. Это кажется чересчур идеальным хэппи эндом, ведь в этом моменте всё хорошо:  шелест ветра,  шум морского прибоя, крики чаек, не отвлекающие нас друг от друга, и это неловкое затишье в моем сознании, когда Бонни молчит и даже не пытается влезть в наш разговор. Всё кажется идеальным и хочется, чтобы так было всегда. Ты, я и океан. Что может быть лучше?
Ладони мои не гуляют по твоему телу, нет. Они застыли в первоначальном положении, и лишь большой палец поглаживает тебя, словно уверяя в том, что всё будет хорошо. В этот сладкий миг мы можем слышать стук сердца друг друга и наслаждаться тишиной мира, отступающего на задний план. В этот раз только ты и я.
Никогда не позволю себе нарушить этот миг словами. Они здесь лишние. Хочется просто обнимать тебя и не задумываться о том, что произошло. Сейчас всё это не важно, а важно лишь то, что ты рядом и жива. Вместе мы справимся с чем угодно, даже с Апокалипсисом. Просто верь мне, Ева.
- Мистер Хэнк, - как всегда не к месту вмешался китаец, переминаясь с ноги на ногу сзади нас и держа в руках плед. – Мистер Хэнк. Скоро ночь. Холодный ветер.
С этими словами он укрыл нас большим тёплым пледом, и я даже кивнул ему в благодарность. Одних объятий не достаточно, чтобы согреться от вечернего бриза, который и вправду усилился. Я холода не чувствовал, но ты наверняка должна была заметить поднявшийся ветер.
- Если хочешь, пойдем в дом, - тихо проговорил, наклонившись к твоему ушку. – Тебе нужен отдых, помнишь? – чуть улыбнувшись, произнес я, с наслаждением запоминая каждые черты твоего лица, пальцами убирая с него отдельные пряди.

Это приятно – обнимать тебя, быть рядом с тобой, молчать с тобой. Всё, что касается тебя, кажется мне приятным и даже если мы, не дай Творец, поссоримся – это тоже будет приятная ссора. С тобой не может быть плохо. Это я понял еще в начале дня, когда сидел в холле больницы и пытался завязать с тобой разговор. В каком бы ты ни была настроении, мне комфортно находится рядом. Не знаю, в чем тут дело – энергии Ци или судьбе, которая наверняка имеет на нас какие-то свои планы, но вместе нам никогда не станет скучно, ведь даже в молчании мы находим общий язык. Нам не обязательно раскрывать уста, чтобы говорить. Это даже не телепатическая связь, а нечто большее. Мало кто из людей так связаны друг с другом, а нам понадобилось лишь пара часов, чтобы наладить контакт. Я не знаю, как назвать это чувство, которое напоминает о себе теплотой в груди – там, где сердце. Вернее догадываюсь, но боюсь произносить эти слова впервые вслух. Это волнующий момент, когда заплетается язык и потеют от волнения ладони. Я молчу, глядя на тебя и не переставая улыбаться.  Не могу позволить себе нарушить нашу идиллию своими жалкими попытками сказать тебе три заветных слова, которые наверняка мечтает услышать каждая девушка в твоем возрасте. Не могу, потому что не уверен, что ты правильно меня поймешь, ведь о какой любви может идти речь, когда мы официально знакомы всего как пару часов. Ты точно воспримешь меня как сумасшедшего. И я даже соглашусь с тобой, ведь я такой – простой парень, который еще ни к кому не питал таких нежных чувств, как к тебе. И мне хочется сказать это вслух, но уже в следующий миг я одёргиваю себя, ведь ты и так должна была заметить в моих глазах то, что я хотел сказать, но так и не решился.
Твой вопрос заставляет меня отвлечься от мыслей, роем жужжащих в сознании. Странно, но впервые за несколько лет я слышу в голове так много своего голоса, и ни разу – Бониты. Складывается нездоровое впечатление, будто бы её и вовсе нет. От этого становится как-то и радушно, и печально на душе, словно меня избавили от огромной опухоли, к которой я уже успел привыкнуть и даже в какой-то мере подружиться с ней. Тем не менее, я не стал проверять состояние Бонни, зная, что она и без того за всем бдит, даже когда спит.
- За тобой пришли… - я попробовал найти подходящее слово, но нашел только одно: - агенты из Организации. Ты должна понимать, что они очень опасны и пойдут на всё, чтобы получить желанное. В данном случае – это ты. Не смотря на то, что мы оторвались, ты всё еще в опасности. Сегодня переночуем у знахаря. Кстати, его зовут Гуанг Сун и он терпеть не может, когда его растения кто-то трогает, - на всякий случай предупредил я, уже имея печальный опыт общения с разъяренным китайцем. – Нам нельзя долго задерживаться на одном месте. У меня есть несколько жилищ в городе – не золотые апартаменты, но с основными удобствами. Деньги всегда найдутся – с моими-то способностями, - усмехаюсь я, после чего более серьезным тоном добавляю: - Всё будет хорошо. Верь мне.
Бежать от  проблем – не мой профиль, но сейчас нам нужно какое-то время, чтобы отдышаться, и лишь потом мы сможем дать достойный отпор. А пока что нам следует быть крайне осторожными: расплачиваться наличкой и не попадаться на камеры слежения – в общем, вести себя как Бонни и Клайд, только в более мирной версии.
- Я верну тебе память, - обещаю, поддержав свои слова утвердительным кивком.
- Мистер Хэнк, - сзади снова послышалась возня китайца, который на этот раз держал в руках две кружки с горячим чаем, заваренным на свежих травах. – Нужно пить. Греться.
Бережно укутав тебя во всё одеяло, я принял из рук знахаря его чудотворные снадобья, которые в этот раз пахли очень приятно и даже вкусно. Передал тебе одну чашу и, приподняв свою, промолвил:
- За тебя, - улыбнувшись, отпил чая.
Холод мне не грозил, а тебе следовало бы согреться.
Отведя от тебя взгляд, я вдруг заметил, что солнце приобрело ярко-красный оттенок, а на небосводе появились первые, едва заметные, звезды. Время с тобой летит так незаметно.
Ева, будь со мной вечность.

Отредактировано Eva Ayrton (2012-07-29 02:37:29)

Время лечит, когда увлеченно его не замечаешь, а потом стрелки останавливается, и я снова умираю. Сегодня умирать мне пришлось целый день, внимательно следя, как стрелки медленно ползут по циферблату. Мрачное  утро, которое покрывало сизое небо, день, который был переполнен не нужной мне суетой, университет и репетиция в театре. Чем ближе выступление, тем дольше мы задерживается, и тем позже я прихожу домой. А это даже к лучшему. Хотя и старая квартира не была для меня уютным гнездышком, но то, что происходит в новой просто выходит за рамки всего человеческого.  Всего две недели я живу в ней, и у меня уже непоколебимое чувство, что квартиру мне приходится с кем-то делить. А хуже всего ощущение, что в квартире кто-то бывает, пока я на работе. Какой бы кавардак не образовался после переезда, я точно знаю, что и где лежит, но в последнее все время, предметы сами кочуют с места на места. И прекрасно, что да я бываю достаточно редко, чтобы не заботиться об этом в первую очередь. Сейчас главное, чтобы у меня достаточно денег для оплаты всех счетов.
Открываю дверь в квартиру, и вечерний холод сменяется  домашним теплом, который заставляет расслабиться и почувствовать всю усталость, накопившуюся за день. Пытаясь снять обувь, облокачиваюсь на входную дверь и едва ли сдерживаю себя от желания сползти еще ниже и устроиться тут на пороге, ибо нет сил продолжать активную деятельность. Туфли остаются на коврике, а куртка оказывается в шкафу. Сделав несколько шагов, я замечаю, что в комнате горит свет, хотя я точно помню, с утра я попросту его не включала.
-Снова это чертовщина? – устало бурчу, подходя к столу, на котором словно ниоткуда появилась кипа бумаг. К моему удивлению, это были совсем не ноты и даже не документы, а скорее рисунки или эскизы. Беру сразу целую пачку листов и усаживаюсь на диван, рассматривая творчество неизвестного мне художника. Несколько ней назад, на мой электронный ящик пришло письмо с издательства комиксов и теперь мне кажется, что это не просто ошибка.
-И что мне теперь с этим делать? Может спалить? – на этой идее я и останавливаюсь. Огонь ведь прекрасный способ избавиться от надоевшей проблемы. Достаю из кармана зажигалку, и несколько раз чиркаю колесиком, рассыпая в воздухе искры, пока над зажигалкой не появляется маленький огонек.
-Мда.. заманчиво.

Флеш остановлен, потому что Ник - козел.

Отредактировано Eva Ayrton (2012-09-06 00:24:26)

Что я тут делаю? Почему стою в сизом дыму, ослепленная светом одного дрожащего прожектора.  Я чувствую, как все присутствующие в зале наполняют воздух изумлением и напряжением, и никто не смеет пошевельнуться. Как будто все разом впали в оцепенении, при этом в глазах их я вижу пьяные блики.
Я не сразу поняла, что происходит или уже произошло.  Я просто обескуражено стояла и смотрела, как какой-то гнусный тип  крошит  рояль. А тот лишь прощально всхлипывал в высоких нотах, хотя, кажется никто кроме меня этого и не слышал. На весь ресторан громыхал грубый мужской баритон.

-Да как ты могла,  су*а!? ИЗМЕНИТЬ МНЕ С ЭТИМ ВШИВЫМ МУЗЫКАНТРИШКОЙ? – с этих слов закончилось мое выступление, и начался разгром в ресторане. Высокий, плечистый мужчина вскочил из-за столика, не переставая орать на свою спутницу, метался со стороны в сторону и в итоге полез на небольшую сцену. До того, как этот мерзкий тип подбежал к роялю и  схваченной в состоянии аффекта гитарой ударил по клавишам, я даже не замечала, что твориться в зале.  С каждой нотой мелодии я все больше углублялась в транс. Признаться, мне вообще было противно выступать тут. Играть для них, открывать свою душу, быть искренним с тем, кого я ненавидела. Вся эта чавкающая, пьющая, клокочущая кучка богачей с искусным светским видом, считающая, что девушка, сидящая за музыкальным инструментом и играющая для них, лишь часть интерьера, за которую они обязательно заплатят. Живая музыка входит в счет. Сколько я стою? 

-С ЭТИМ НИЩИМ ПИАНИСТОМ?  ДЕШЕВАЯ ШВАЛЬ! ТЕБЕ ЗАХОТЕЛОСЬ РОМАНТИКИ? А ДЕНЬГИ ТЕБЯ УЖЕ НЕ УСТРАИВАЮТ?  - я даже была рада тому, что мою игру прервали, пускай и так грубо и беспардонно. Признаться, мне плевать. Только инструменты жаль. Когда перед глазами мелькнул кузов гитары, я едва ли успела убрать пальцы с клавиш. Отстранившись, закрываю лицо рукой и заодно щитом. Меня застали в врасплох, и не удержав равновесия, я падаю назад. Но все это  происходит настолько сумбурно, что в суматохе меня мало кто замечает. Не желая валяться на полу, подобно брошенной кукле я не жду помощи и сразу же поднимаюсь на ноги.  Отряхиваюсь и поправляю платье, и во всем этом скользит какая-то нервность, но  при этом никакого испуга я не чувствую.  Зрителям кажется, что это все часть программы и только через две минуты подоспевают два амбала и скручивают бушующего мужчину, которому изменила женщина. Несчастный.
Конечно же о продолжении выступления и речи быть не может. Инструмент испорчен, музыкант тоже. Я не следила за отсчетом времени, но кажется, я минуты две простояла истуканом на сцене растрепанная среди осколков пианино. А потом, гордо переступив мусор, ушла со сцены, не дожидаясь никаких команд или объяснений. В качестве гримерной мне выделили небольшое помещение, хотя кажется, что вместе со мной его используют еще несколько человек. В куче чужих вещей я не сразу нашла свой рюкзак. Больше ничего мне и не требовалось, только черный выход и путь на свободу. Спешу остаться незамеченной и направляюсь к выходу, но тот оказался закрыть.
-Черт… идиотская дверь! – во мне еще оставался неприятный остаток, поэтому хотелось оторваться хотя бы на чем-то. В этот раз я лишь пнула ногой дверь и направилась к парадному выходу.
В зале снова было спокойно, а посетители были увлечены ужином,  на сцене продолжалась возня – убирали останки рояля. Я остановилась лишь чтобы на прощанье взглянуть на инструмент.
-Прощай, мой друг, ты был великолепен, - с улыбкой шепчу себе под нос и стремительно направляюсь к двери.

Как я вообще оказалась этом ресторане? Даже не в ресторанчике, а настоящем ресторане с богатыми посетителями, бархатными стенами и красивыми картинами?  Кто-то попросил или предложил. Ну нужна была им на вечер живая музыка, а хозяин заведения любит звучание клавишных.  Я не видела его, но было ощущение, будто он потряс пачкой денег и ему тут же пригнали девочку-припевочку, готовую душу разложить по клавишам, по черным и белым от мажора до минора. Как же противно от этого всего! И я же согласилась! Только ради денег.
Уже обозленная больше на себя, чем на остальных, я быстрым и уверенным шагом дошла до парка. Остановилась, чтобы оглянуться, ибо показалось, что слышала шаги. Показалось…
Еще пройдя пару метров, я снова остановилась, уже возле лавочки, сняла с плеч рюкзак, достала от туда белый конверт и зажигалку. Да, в конверте было несколько крупных купюр. Ненавистный мною аванс.
-Деньги - зло! - звонким эхом отдалось в парке, я пару раз щелкнула зажигалку и поднесла уголочек конверта к синему пламеню. И по краям белой бумаги быстро поползла черная тина.

Одежда + рюкзак

Пока пальцы держали на ветру горящий кусок бумаги, я думала о том, как часто делаю всякую ерунду.  Сомневаюсь, жалею, переживаю, злюсь на себя, но делаю. Хроническая глупость и безответственность преследует меня. Этот как патология, от которой не избавиться. В конце концов, остается лишь принять себя такой, какая есть. И то, что я не знаю кто я, совсем не проблема.
Резкий порыв ветра вырывает из рук догорающий конверт и приносит с собой чьи-то легкие шаги. Я почему-то совсем не чувствую напряжение, как обычно, предвкушая опасность. Не отрывая глаз, слежу за небольшим комком огня, который несколько раз подкинул ветер, а потом бросил  на асфальт. Я бы может и посмотрела, как маленький огонек тускнеет, растворяясь во мгле, но рядом со мной кто-то пристроился. Оборачиваюсь, убирая челку с глаз, и первое, что вижу, так это большие серые глаза. Боже, так в них топить можно целые города. Эта мысль, как кол заставляет меня выпрямиться и даже зависнуть в некотором напряжении. Но я быстро одергиваю себя и улыбнулась, когда девушка заговорила со мной, ибо заметила, что первые слова приветствия дались ей с неким трудом. Еще бы.
-Привет, - тихо ответила я, несколько покривив улыбкой, ибо вспомнила это выступление в ресторане. Она слышала и видела все, что там было. Слегка нахмурившись, я вглядываюсь в лицо незнакомки внимательней, пытаюсь вспомнить, не видела ли я её случайно там. Странно, что в столь фешенебельном  ресторане, во взгляд не бросилась эта девчонка. Кенгурушка, джинсы, кеды.  Это будет слишком смело сказать, что мы похожи с ней?
Можно я тебе сыграю?
Я безмолвно киваю, как будто так должно быть все. Но при этом на лице проступает детский азарт. Чувствуя её  легкую руку на своем плече, я широко улыбаюсь, выражая согласия со всеми её словами.
-Любишь?
-Да, люблю.
-Музыку?
-Да.
-Можно я тебе сыграю?
-Пожалуйста.
Чехол для гитары был словно ларцом, в котором хранилось волшебство. Вот такое вот доброе и хорошее волшебство, которое называется музыкой.  Затаив дыхание, наблюдаю, как пальцы девушки касаются струн. Что она сейчас чувствует? Может быть, я не оправданно сильно реагирую на это, наблюдая, как незнакомка мерно раскачивается с гитарой. Но зажимаю край своего платья, и чувствую, что ко мне возвращается понимание того, зачем я играю на пианино.  Чтобы вот так вот просто кому-то помочь. Разве на иное я способна?  У неё по струнам сейчас течет душа, как по проводам электрический ток. И я чувствую, как пробивает меня изнутри. Мурашки по коже и слезы, которые я пытаясь скрыть за хлопаньем ресниц, мол в глаз что-то попало.
-Душа, - душа это больше, чем талант и технические навыки, - спасибо, ты мне помогла вспомнить кое, что очень важное, - я с теплотой и от всего сердце улыбаюсь  девушке.
-Мне было плохо от того, что моя музыка оказалась не в тех руках, - не знаю, будет ли это кому-то интересно. Покусываю губу, с задумчивым, но умиротворенным видом, - меня Ева зовут, - склоняю голову на бок и уже улыбаюсь, а глаза искрятся. Качаю ногами, словно маленький ребенок, шоркая подошвой по асфальту.

В одно мгновение меня плеткой по спине ударил страх от той мысли, что эта девочка не настоящая. Когда в голову пробирается одна такая идея, то сразу же заражает все твое восприятие. И вот это кажется слишком хорошо – встретить гитаристку без натянутых словно струны нервов. Человека, который плавает с мной в том же океане, и кинул спасательный круг именно мне. И я ошарашено смотрю на спасательный круг, хотя прекрасно знаю, что делать. Я хотела бы что-то возразить, но меня спасли, и прочее уже не имеет значение. Кажется, мне не хватало именно такого человека, с которым у меня будет только музыка.
Мне не хватало тебя, Джей.
Закрываю глаза, поддаваясь нежному прикосновению мягких пальцев, которые слегка отдавали запахом металла. Видимо, струнами. Интересно, что будет, если я прикоснусь к её пальцам? Ведь для гитариста и пианиста это самое важное, что есть. Мы прячем душу на кончиках пальцев.
-Останься рядом, - совсем тихо и возможно даже слишком интимно проговариваю, но это получается непроизвольно. Как впрочем, и то, что я все-таки, взяла Джей за руку, испытывать на мягкость подушки её пальцев. Даже, если бы я её поцеловала, для меня это было бы не столь запоминающимся, как провести пальцами по её ладони.
- Когда играешь, говорит непосредственно душа, - киваю в знак согласия, - но есть люди, которым не стоит ничего говорить. Это выступление в ресторане было не самым лучшим, - немного поморщившись и помотав головой, я все же постаралась отвлечься от неприятных воспоминаний. В какой-то степени мне даже было стыдно.
Но у меня не возникло не единого сомнения или намека на желание, чтобы отказать в Джей в маленьком выступлении. Улыбнувшись, я живо покачала головой, соглашаясь на то, чтобы эта ночь стала незабываемой и единой в своем роде. Ведь так легко открывать свою душу незнакомому человеку, когда еще ничего не связывает, кроме переплетенных пальцев и одного желания. Может завтра мы проснёмся на разных сторонах света, но я не забуду тебя, Джей.  Девочку, в чьих глазах тонут корабли.
Вот так порою бывает просто довериться. Я поднимаюсь с лавочки, и все еще сохраняя импульс, который придала мне Джей, оказываюсь слишком близко к девушке и обнимаю её за плечи. Я долго мечтала о такой вот сестре, в конце концов, встретить девушку, которой не надо будет предоставлять свою душу в качестве подушечек для иголок.
-Сегодня я пойду за тобой хоть на край света, - встряхиваю головой, убирая челку с глаз. Раньше ведь у меня была только одна дорога, ведущая только к одному человеку, с которым было еще теплее, еще легче. Но в этот раз я сбилась с пути и заблудилась в пустыне. Я переведу дух в твоей тени, Джей. Ты только пока не ускальзывай из моих объятий, ведь тогда я  проснусь и снова увижу этот мир.

Отредактировано Eva Ayrton (2012-09-20 18:03:23)

Есть бесценные люди, с которыми легко и искренне, как в детстве. Можно просто подойти сказать «Давай дружить!» , и вот уже делишься с ней своей песочницей, игрушками и улыбками.  Без лишних преувеличений.  Пусть это даже слишком просто.
-Да, ты права, - с воздушной легкостью признаю я, и как будто камень с души, - зря я об этом ною.
Философия в стиле Уолта Уитмена: каждый человек это огромная вселенная, бесконечность,  не сверхсущество, но  в своей простоте еще более прекрасный.  Один человек стоит того, чтобы не давать душе покоя и совершать подвиги.  Индивидуализм, никак иначе.
-Я просто была обижена, что меня не слушали, и дулась как малое дитя, ей богу, -  потягиваю я, смеясь над собой, - а ты слушала меня. Я теперь с тобой дружу, - с детской наивностью добавляю, проводя пальцами по волосам Джей, и сильнее прижимая к себе девушку.  Джей, ты еще не знаешь, но у меня не было детства, поэтому я так люблю в него впадать.
Какой раз замечаю в себе тенденцию влюбляться в людей с первого раза.  То ли люди мне подворачиваются такие, за что я должна поблагодарить случайность, то ли я настолько слепа, что  сквозь свои розовые очки не вижу недостатков. И мне просто не сложно любить друга не наталкиваясь на его острые углы. У всех есть свои недостатки и проявляются они по-разному.
Шла я, полностью доверившись девушке, которую повстречала пять минут назад.  Просто, без лишних вопросов, внимательно рассматривая ночные пейзажи, отличающиеся крайней живописностью.  Узкие улочки переполнены тусклым светом и сладким теплым воздухом.  Хорошо просто идти с кем-то за руку и думать о своем, отвлекаясь лишь на то, чтобы чем-то поделиться.  «Смотри, какая смешная вывеска!» или «Смотри, звезда падает! Загадаем желание?», «А эти два дерева похожи на обнимающуюся парочку!» . Так  и было, пока мы медленно просачивались в старый город, о чем говорила посеревшая и потрескавшаяся краска на домах и архитектура другого времени. Я внимательно изучала новые улочки и случайных прохожих, все еще не отпуская Джей, пока мы не оказались в небольшом магазинчике, дорогу к которому мне так и не удалось запомнить.  Я сделала глубокий вдох, ощущая горьковатый аромат трав и масел.  Он мне всегда нравился, потому что отдавал домашним уютом и теплыми летними деньками.
-Доброго вечера,  Линь Су,  приятно познакомиться, -  кланяюсь в знак приветствия. Улыбки в этот поздний вечер не сходили с уст.  Не успела я даже рюкзак повесить, как Джей утянула меня в глубь магазина. Я не удержавшись захихикала, но когда увидела  Белого Короля, стоявшего посреди  отдельной комнаты, онемела.
-Он…он… - заикалась я, пытаясь вернуть себе дар речи, - он прекрасен, Джей, дорогая! – не сдерживая порывов радости и нежнейших чувств, обнимаю гитаристку, едва ли не душа её в объятьях.
-Мы ведь теперь вдвоем можем сыграть! Да? - через минуту я уже оказываюсь у инструмента.  Ложу пальцы на клавиши, из под которых доносятся звонкие капли музыки. Втягиваю воздух и сосредоточенно пытаюсь умоститься на банкете. А нет, что-то мешает, надо снять рюкзак и волосы убрать.  Вешаю свой рюкзачок спинку какого-то стула и разминаю пальцы, хрустя костяшками.  Заколки для волос у меня нет, поэтому просто убираю за ухо непослушную прядь.  Перед тем как начать смотрю на Джей, словно спрашиваю у неё разрешения, а потом киваю и делаю первую пробу, опасаясь, что инструмент будет расстроен.
-Да... тяжело будет,  помучили бедненького,  - провожу рукой по крышке рояля, - а он продается?  - с надеждой спрашиваю у Джеюшки, а в голове голос трезвости вопит «С ума сошла что ли? В кармане пустыня, а ты такие покупки собираешься делать?»  Но я уже его не слышала, потому что начала играть в этот раз только для одного единственного человека, не боясь сорвать с души темное покрывало.

Музыка

Этот магазинчик представлял собой совершенно иной мир. Тут было намного теплее и безопасней. Тут было не страшно обнажить свою душу, состоящую из гармоничных переливов музыки. Кажется, для этого оно и было создано: воплощать чьи-то мечты, обнадеживать, вселять веру и придавать уверенности. Импровизированная аптека для души. Я немного волновалась, но от этого становилось еще приятней. Этот завораживающий трепет перед чем-то восхитительным. Даже дыхание сбилось. И больше всего меня интересовало, как мы с Джей будем звучать вместе.  Как друг на друга будут отзываться наши инструменты. Когда Джей всерьез заявила о том, что дарит мне рояль, я сначала не поверила и даже растерялась. С одной стороны подарок был слишком дорогим, но я чувствовала, что сделан он от души. И отказывать совсем не хотелось.
-Джей, я обещаю за ним ухаживать!  - отрываюсь от рояля только чтобы обнять девушку, - пока мне нечего дать тебе в ответ кроме музыки. Но к следующей нашей встречи я исправлюсь! – я всегда стараюсь давать что-то взамен, желательно равноценное. Но почему-то мне кажется, что с Джей мы увидимся не скоро. Я не хочу впутывать эту девушку в череду своих дешевых будней. Она особенная и никак не вяжется с повседневными посиделками в кафе напротив моего дома. С ней хочется делиться чем-то сакральным, читать стихи, очень долго играть и бродить пешком по городу. Страшно делать это все заурядным. Нет, Джей, ты мой праздник.
-Он всегда будет напоминать мне о тебе, - последние слова перед тем, как начать играть, и звучат они совсем тихо, словно таинственный обряд. Стачала мы старались подстроиться друг к другу, но следом все увязалось само собой и мы пошли в один такт. Две души превратились в одну реку, словно слились в одно спокойное течение.  И музыка принесла с собой сразу все: и пробуждение и умиротворение. С каждым аккордом и нотой мы открывались друг для друга. Практически незнакомки, но такие родные. Я немного склонила голову, так что челка упала на глаза, но не мешала видеть клавиши, а губы растянулись в совсем легкой улыбке.  Если бы можно было, я бы закрыла глаза и полностью окунулась в музыку, в её полупрозрачные интонации и гармоничные переходы. И я хотела запомнить этот момент. Я хотела, чтобы со мной навсегда сохранилась фотография Джей с гитарой в желтоватом свете. Сохранить вот такую фотографию между страниц нотной тетради.
Игра была похожей на узкую тропинку, которая уводила куда-то совсем далеко, в место совершенно не похожее на этот грязный город. Туда, где, наконец, можно было вдохнуть полной грудью холодный утренний воздух, где время не знало границ, и не было этого надоедливого тиканья часов. Где первые солнечные лучи пробивались сквозь розовый туман, а под босыми ногами можно было почувствовать мокрую от росы траву и маленькие камушки.
Не смею судить как долго мы с Джей играли, может всего лишь пятнадцать минут, а может уже и несколько часов. Я рассказала ей свою историю в разных диапазонах, не боясь поворошить прошлое, которое я помню. Я рассказывала и рассказывала, как влюбилась с первого взгляда, как была спасена незнакомцем, как первый раз училась жить, как проснулась в холодной больничной палате, не помня себя, все это было в композициях, конечно не в моих, но так хорошо мною разученных. Музыка была лишена слов, но от этого не становилась бессмысленной.  Мне впервые удалось по-настоящему выговориться.
Последние прикосновения к клавишам были особо нежные и я, наконец, закрыла глаза, наслаждаясь звучанием мелодии, которая играла в душе.
-Пойдем, - отвечаю, все еще опьяненная каким-то дурманом. И глаза открывать не хотелось, когда почувствовала  объятья девушки. Было прекрасно, наконец, остепениться и не пытаться вырваться из чужих рук птицей. Только раненые птицы могут оставаться в руках человека, все остальные никогда не дадутся. И я устала уверять себя в том, что все эти люди лишь фантомы и в них кроются лишь айсберги, а если попасться в их руки – обязательно задохнешься. Лучше на расстоянии рассматривать их пляски, не рискуя выставить себя таким же дураком.
-Я счастлива, что встретила именно тебя в том парке, - улыбаюсь, поглаживая ладонью руки Джей.  – у тебя очень теплые руки и сердце.

Отредактировано Eva Ayrton (2012-10-12 23:10:09)

Музыка очаровательная, но и она меркнет, когда в силу вступает голос приятного тебе человека. Когда он пытается сказать что-то важное. Я словно выдрессированная девочка, поворачиваюсь к Джей, и упираюсь ладонями в обивку стула, немного подавшись вперед, к девушке,  будто боюсь не расслышать её. Почему-то еще с первого слова, я знала, что сейчас должна внимательно слушать. Я видела в глазах Джей знакомое волнение и понимала, как важны сказанные нею сова. И я молчала, вникая в каждое слово и междустрочие фраз, внимала интонациям и улавливала малейшую мимику. Я наблюдала за тем, как Джей открывала мне свое истинное обличие. «Не человек» - фраза, пугающая  меня, она всегда у меня ассоциируется с чем-то жестоким и холодным. Но она никак не увязывается с образом Джей, которая решила поделиться со мной своей искренностью, которая просто так, ради искусства, пригрела меня,  спасла от промёрзшего  океана. И теперь она называет себя «не человеком»? Мне настойчиво хочется возразить, взять девушку за плечи и встряхнуть, вернув её мысли в правильное русло. Но я лишь улыбаюсь и слушаю. В какой-то момент людям нужно, чтобы их внимательно выслушали, не перебивая и не подавая никаких признаков дискуссии. Просто дали полную свободу их мысли в пространстве. Показать им, что их мысли могут звучать не только в собственной голове. Ведь порою кому-то так сложно открыться и высказаться. И в итоге столько несказанных слов, которые некоторые хотели бы услышать. Но боюсь себе представить человека, которому действительно не страшно быть отвергнутым.
Я и вправду, не чувствую биения сердца под ладонью, когда Джей положила её себе на грудь. Но разве это важно?! Разве только из-за этого можно отказаться от чувственности в её глазах?  Останусь ли я человеком, уйдя сейчас от неё? Я немного привстаю с банкетки и, отняв лишь одну ладонь от Джей,  отодвигаю стул, чтобы присесть на уровне девушки прямо посмотрев в её глаза. Долго решаюсь снова заговорить, и казалось, что голос пропал, осталяя лишь нежность во взгляде.
-Джей, ты можешь мне рассказать, кто ты, а можешь умолчать это, и я не спрошу, - совсем тихо нашептываю слова, приблизившись к  девушке, - может у тебя не бьётся сердце, но ты лучше некоторых людей.  Я знаю это. Я знаю, что ты очень хорошая, – если раньше, говоря подобные слова, я рисковала, то в этот раз я не боюсь ошибиться. Я настолько уверена в своих выводах, что даже не могу слышать каких-либо отрицаний. Это не глупость и не наивность, с которой я порою верю людям, это уже проницательность. Хотя и смешно думать о подобном, когда себя знаешь лишь пару лет.
-То, кто ты сейчас – это самое главное, - наверное, раньше, я бы опешила от подобных заявлений. Если бы хрупкая девушка со столь добрым открытым сердцем заявила мене, что она не человек. Да, этот чертов город со своим маскарадом может свести с ума любого человека с устойчивой психикой. Но, кажется, что я настолько привыкла к скелетам в шкафу, что отсутствие оных наводит меня на сомнительные мысли. Мы все привыкли, что за маской милой девочки может прятаться демон. А что если в этот раз все наоборот? Что если в каком-то демоне появилась, пусть даже по ошибке, капелька искренней доброты? Улыбаюсь, проведя пальцами по щеке Джей, рука скользит ниже и останавливается на шее. Стараясь не потерять равновесие, я обнимаю девушку за шею и целую её по-эскимосски, не стесняясь потереться с ней холодными носами. Кажется, даже зажмурилась от удовольствия.
-Не человек ты мой, - в этот раз мне с удивительной легкостью удалось вложить в эту фразу тепло и нежность, - чай пить пойдем? А то остынет, - в последний раз прижавшись к Джей, бережно беру её за запясться и, поднимаясь, тяну за собой, дабы она, наконец поднялась.

Отредактировано Eva Ayrton (2012-10-16 21:42:43)

Отредактировано Eva Ayrton (2012-11-03 19:29:29)

Дневник Линкольна.
15 сентября 2012 года – эта дата не несет в себе ничего хорошего. Только привкус металла во рту от собственной крови, и запах пота. Жарко. Мне в лицо дует встречный ветер, и всё равно жарко. Солнце парит, становится труднее дышать, одежда прилипает к телу, а в горле пересыхает. Нужно больше пить. Воды, без газа, просто родниковой воды. Никакой фанты и спрайта, колы и даже пива. К чёрту выпивку, от нее дурнеешь, калечишь свой рассудок, который и без того изувечен яркой звездой по имени Солнце. Кажется, еще немного и мои мозги превратятся в яичницу. Должно быть, зрелище не из приятных. Эй, мистер, желаете ли отведать эксклюзивное блюдо? Сочные и поджарые мозги того самого Головореза, которого вы видели прошлой ночью на песках арены. Страшно? Что вы, мистер, это самое вкусное блюдо из всех, что вы когда-либо пробовали? Не желаете?
Дурь. В голову лезет сплошная дурь. Мысли спутываются, перед глазами пелена. Пить, нужно больше пить. Жарко. Люди называют это «бабьим летом». Чёртово солнце.

Покрышки старого Кадиллака жалобно взвизгнули, едва шина примяла своим весом жестяную банку из-под модного напитка, типа колы или спрайта. Джимми был уверен, что такую дрянь могли оставить на проезжей части, разве что обдолбанные студенты или хиппи, которых в здешних краях водилось тоже вдоволь, не смотря на то, что их время уже давно прошло. Мужчина не поскупился в выражениях и громко выругался, послав к чертям собачим весь людской род и нерадивых сосунков, в голове которых крутятся только секс, наркотики и попса. В последнее время он стал особым ценителем чистоты, да только руки его не всегда добирались даже до салона собственного автомобиля, чтобы привести его в относительный порядок. Чего уж говорить про квартиру? Не будем кривить душой, там было грязно, впрочем, как и должно быть в лачуге каждого уважающего себя самца-одиночки. Он не водил к себе худосочных цыпочек на одну жаркую ночь, не звал к себе друзей на попойки и никогда не открывал двери своего дома перед незнакомцами, насколько бы они очаровательными и убедительными не были. Джимми был отшельником, знающим цену своей свободы. Он часто выбирался в город и зачастую мог пропадать в барах по несколько недель. Во многих пабах он стал завсегдатаем, которого не столько ждут с распростертыми объятиями, сколько со сжатыми кулаками. Он не любил подолгу находиться в собственной лачуге. Быть может, потому что не признавал в ней своего дома, да и вообще часто менял место обитания, справедливо опасаясь слежки. Возможно, это была его паранойя, но и она была оправдана.
- Вы слушаете «Город FM»! – завопил радиоприемник после недолгого белого шума, когда Джимми искал подходящую радиостанцию. Связь была плохая. В этом месте шоссе всегда была плохая связь. Будь Линкольн экстрасенсом, то наверняка бы заприметил в этом удивительный феномен, но на деле его мало волновали бушующие радиоволны, потому мужчина лишь пару раз ударил приемник по коробке, понадеявшись на старый добрый дедовский метод, но тот не возымел удач, а посему Джим лишь раздосадовано прохрипел:
- Заткнись, - и отключил радио.
Солнце светило слишком ярко, даже очки не помогали избавиться от этого надоедливого светила. Ветер дул в лицо, и в какой-то миг Джим почувствовал себя собакой, высунувшейся из окна автомобиля – с раздувающимися щеками и растопыренными в разные стороны ушами. Для более точного сходства не хватало только вытащить язык наружу. Если кого-то такая физиономия и могла смутить, то только не его. Он знал этикет наизусть, но порой вел себя уж больно вычурно и странно. Просто ему было так комфортно.
Где-то вдалеке мелькнула фигура. Спустя пару секунд стало ясно, что это женщина, наверняка нуждающаяся в помощи. Иначе, зачем идти по обочине дороги в сторону города? Это было тем самым клише из фильмов, которое не врет. Такое бывает в жизни и довольно часто. А вот часто ли Гарсиа брал попутчиков – это другой вопрос.
Тем не менее, за несколько десятков метров Линкольн снизил скорость и натянул на голову капюшон. Он еще не решил, стоит ли помогать девушке, но сердцем уже знал, что не сумеет проехать мимо. Она не похожа на авантюристок? Черта с два! Эти хитрожопые барышни умели строить из себя жертв получше всякой голливудской актрисы. Но и Джимми был не промах: он чуял ложь, как голодная псина – кусок сырого мяса. 
Метры сокращались, расстояние становилось все меньше и меньше. Линкольн щурился, глядя на девушку из-под черных стёкол очков, он не спешил предлагать свою помощь, хотя она наверняка действительно нуждалась в ней.
- Осколки? – присвистнул он, останавливая свою жестянку, и поворачиваясь к девчонке. Он бывал там пару раз и знал униформу официанток. И если многие узнавали её по логотипу, который должно быть, находится на спине рубашки, то Джимми угадал по юбке. – Далеко же тебя занесло от работы. Держи, - и протянул ей пол литровую бутылку воды. – Наверняка хочешь пить, при таком-то пекле.
Стянул очки, чтобы лучше разглядеть девушку, но во взгляде его не было и доли похоти. Только чистое любопытство.
- Слушай, если собираешься идти пешком по проезжей части, то рано или поздно наткнешься на какого-то укурыша, который непременно решит заглянуть тебе под юбку. – Голос его был грубым и серьезным, а значит говорил от откровенную правду. – Эти леса тоже не безопасны для вылазок. Там водятся волки. И если выбирать между насильником и смертью, я бы на твоём месте хорошенько поразмыслил.
Он не предлагал сесть к себе в салон, но и не был против этого. Пусть девочка сама решает свою судьбу.

Отредактировано Robin (2012-12-31 01:55:17)

Девчонка была из разговорчивых. Она не стала бежать прочь при виде столь угрюмой физиономии широкоплечего бугая, осматривающей её с ног до головы и обратно. Она не стала сразу же садиться к нему в машину, закидывая ножку на ножку и соблазнительно облизывая губы. Не стала оправдываться, желая сохранить свою репутацию в чистоте и опрятности. И даже не стала судорожно просить о помощи, едва ли не криками заявляя о серийном убийце, который живет в лесу и питается плотью невинных девственниц. О, нет. Эта девочка была умнее всяких, кого встречал на попутной дороге Джимми Гарсиа. Он понял это практически сразу, стоило только ей открыть рот и задумчиво прокрутить в голове предложенные варианты. Не всякий день встретишь на своем пути столь рационального человека, который адекватно реагирует на ситуацию, сложившуюся не лучшим образом. Быть может, это и была её защитная реакция, чтобы не впадать в отчаянную панику, но Линкольну она уже приглянулась. И если многие под этим словом подразумевают «понравилась», то для него оно имело совершенно другое значение. Девочка была одной из тех немногих, кому хочется помогать. Быть может, потому что видел это в её глазах, окутанных серой пеленой? Она могла справиться и сама. Бесспорно, судьба могла быть к ней благосклонна, оградив юное создание от нападок скверных существ. Джимми имел право развернуться и уйти, он мог закрыть глаза на её недосказанную мольбу, сказав самому себе: «это не моя проблема», и был бы прав. Но что, если судьба не просто так пересекла их пути на этой трассе? Что если он и есть тем самым спасительным кругом для этой девчонки?

Сумею ли я простить себе отказ, когда в вечернем выпуске новостей диктор с накрахмаленным воротником печально улыбнется в камеру и сообщит об ужасном происшествии на обочине трассы №65? Непременно он упомянет о том, что девушка была одета в униформу официантки из бара «Осколки», что её тело было изувечено и невозможно определить личность. Лишь по слепкам зубов, но для этого нужно время. И пока длится экспертиза, телевидение дает время оплакивать невинную жертву. Журналисты столпятся над телом усопшей, фотокамеры ослепляют вспышками, десятки голосов вокруг: «кто мог быть способен на твое убийство?», «как?», «почему?», «она совсем юная!», «какой ужас!». Я буду стоять позади всех. Мокрый от возмущения и дождя. Ладонью сожму горлышко пива, стекло треснет, но я лишь зарычу от боли. Она не должна умирать. Не по моей вине. Нет.

Возможно, он преувеличивал, но мрачная картина происходящего тёмным пятном застыла в его сознании, не желая покидать до тех пор, пока девчонка не окажется в безопасности. Джимми перевел взгляд на свои ладони, от напряжения сжавшие руль и едва не продавившие его. Постарался расслабиться, но получилось не сразу. Он знал, чем было спровоцировано его воображение. Такой случай уже произошел. Около трех лет назад. Её звали – Джулия Ламберт и она была невероятно красива, даже на смертном одре.
- Ты лёгкая. – Внезапно изрёк он довольно грубо. – Очень хрупкая. Сломать тебе кости не составит большого труда, если знать, куда бить. Садись.
В голосе ни капли нежности или сердечности. Он решил помочь, но не собирался строить из себя пресловутую мать Терезу. При этом он отдавал себе отчет в том, что его поведение может напугать девочку. Но не стал извиняться, только посмотрел в её глаза сосредоточенным взглядом, не терпящим возражений. Робин называет его «отцовским» - несколько суровым, но от этого не менее проницательным.
- Я отвезу тебя в город. На заправке ты точно подцепишь какую-то холеру.
Одним взмахом он очистил от мусора пассажирское место рядом и завёл мотор, указывая на то, что не станет предлагать дважды. Кадиллак задрожал и выплюнул облако дыма. Старая развалина была еще на ходу, хотя наверняка доживала свой последний век, но Джимми любил её, как родную мать – с горечью и отрешенностью.
- Сентябрь, пятнадцатое число. – Хмуро ответил он, нажимая на красную кнопку, после чего началась какая-то возня сзади, а затем их накрыло тенью от откидного верха, с характерным скрипом ставшим крышей автомобиля. – День рожденье тётушки Роуз.
Последнее он добавил шепотом и скорее для себя, чем для осведомленности пассажирки.
- Пристегни ремень. – Посоветовал Линкольн. – Может трясти. Эта старушка прошла через много испытаний.
Было видно, что он испытывает к жестянке даже несколько любовные чувства. Скорее, из-за воспоминаний, пережитых на пару.
- Как я могу тебя называть? – спросил Джимми, наконец, сдвинув машину с места и разгоняясь до предельно-возможной скорости. Он не просил назвать своего настоящего имени – оно было не к чему. Но по мотивам жанра, должно быть хотя бы прозвище. – Я Джим. Можешь называть меня Джимми, если угодно. Не против? – Вопрос был на счет колумбийской сигары, которую он достал из бардачка. – Сегодня обещали дождь. Поэтому закрыл эту консерву крышкой. Не удивительно, что так парит.
Он словно бы говорил сам с собой, не особо надеясь на диалог. Привычка, не более того. 
Кадиллак тем временем двигался вперед по пустынному шоссе. Идеальное время и место, чтобы развить скорость.
- Не принуждай себя на разговор. Ты можешь молчать всю дорогу. Так будет даже легче. – Пробормотал он, затянувшись сигарой и откинувшись на спинку кресла, одной рукой справляясь с управлением машиной.

Она потерялась.
Если раньше от девчонки сквозило уверенностью и в какой-то мере авантюризмом, то сейчас она полностью потерялась в собственных мыслях и беспорядочно водила глазами, словно бы читая в воздухе невидимые подсказки на только ей ведомую загадку. Нельзя сказать, что Джимми это напугало, но весьма озадачило. По собственному опыту он знал, что столь резкая смена настроения грозила еще большими изменениями, а он был из тех, кто любит стабильность. Истерики ему были ни к чему. В особенности женские. Вообще, все связанное с женщинами, он в последнее время старался обходить стороной. Пару раз он пытался найти утешения в женских объятиях, но его надежды не увенчались успехом. Вероятно, что всему виной была внешность, примечательная своим уродством. Возможно, потому он практически никогда не снимал капюшон с головы. Во всяком случае, в обществе дамы.
Джимми пару раз кинул озадаченный взгляд на попутчицу и хмыкнул, решив не задавать ей лишние вопросы. Ему не хотелось выводить их отношения в ранг «разболтались и подружились». Достаточно было проехать несколько миль до города и высадить возле метро, распрощавшись навеки. Возможно, когда-нибудь он вспомнит про нее, выпивая холодное пиво в баре, или того хуже – заметит в рядах зрителей, которые приходят поглазеть на кровавые бои без правил. Она наверняка приглянётся какому-то ублюдку с тугим кошельком. Богатые люди любят таких девочек – миниатюрных, хрупких, лёгких.

Меня объявят, как «Головорез», она не будет знать, что увидит меня, ведь помнит совсем под другим именем – более человечным, простым. Я взойду на арену, не стесняясь беснующейся публики. По обычаю зачерпну ладонью горстку песка и приложу к губам – дань уважения своей работе. Мне не приносит удовольствия отнимать чужие жизни на потеху богатым старикам, но со временем внутри образовалась так называемая честь, если она может быть у гладиатора. Свой кодекс. Свои правила. Что-то должно сдерживать от безудержного безумия. Работа есть работа, жизнь есть жизнь. Убивать и ломать кости – я сыт этим по горло на песках арены, но порой без этого не обходится и в повседневности.
Эта девочка, Ева, она ужаснется, едва увидев меня. Отвернет лицо или презрительно скривится. Подумает «Это не может быть он!». Нет, может, девочка. Может.
Этот бугай, сидящий рядом с тобой и курящий кубинскую сигару, на самом деле тот еще вышибала. Он может быть вежлив и даже опрятен, но ничто не сможет изменить его внешности. Дефект, уродство, уникальность.
Откровенно говоря, мне приятней думать, что это уродство. Спроси меня «почему?».

Не отвлекаясь от размышлений, он наблюдал за девчонкой боковым зрением. Не предложи он молчание, то уже давно бы начал глубокомысленный монолог. В последнее время Джимми ощущал крайний недостаток в душевном общении, и мог возмещать его только в обществе Роберты. Или же в одиночестве, что случалось куда чаще.
- Две тысячи двенадцатого. – Ответил он на вопрос спутницы, посчитав его странным, но не настолько, чтобы долго думать над ответом. – Конец света на носу. – Сделал слабый намек на предсказания майя и шумеров. Сам он в эту чушь не верил, но сболтнуть пришлось, чтобы не затягивать неловкую паузу. Услышанная информация отразилась на лице девчонки негодованием. Она, похоже, действительно не верила услышанному или же пыталась убедить себя в обратном.
- Всё в порядке? Выглядишь обескураженной.
Выдохнув дым в приоткрытое окно, он кинул взгляд на попутчицу. При других обстоятельствах, Джимми бы и не стал заводить разговор, но что-то внутри подсказывало, что ей нужна помощь, и не столько материальная, сколько моральная.
- В какую передрягу ты встряла, девочка?