Town of Legend

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Town of Legend » Флешбеки » Аквариум прожитых жизней (Vladislava V. Kravchenko)


Аквариум прожитых жизней (Vladislava V. Kravchenko)

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

...

0

2

Влада и Карл
март 2014 года, Город
погода не радует солнцем, чуть ли не постоянно идет дождь, а мир потихоньку начинает пахнуть настоящей весной, хоть в самом городе этого и не видно пока что

0

3

Карл чихнул и поправил зонт, чтобы стекающая с его краев вода не задевала дорогой вельветовый костюм, только два дня назад купленный у старого знакомого портного. Заказчик, вернее, его правая рука, задерживался, что не добавляло ему авторитета, учитывая, что посреднику приходилось стоять посреди безлюдной в эту пору площади и отчаянно пытаться не мокнуть под проливным дождем, зарядившем еще с прошлого вечера и никак не желавшем прекращаться. Но работа есть работа, и деньги за это дело, успешно проведенное, разумеется, сулили просто баснословные, поэтому отказываться было верхом глупости, которую метаморф себе позволить просто не мог. Но существовало одно весомое отягощающее обстоятельство, грозившее сорвать все дело, пусть даже и организованное самим мужчиной лично: информатор заболел и слег с воспалением легких в больницу, без доступа не то, что к секретным базам данных, а вообще к всемирной паутине. Придется, скорее всего, спешно подыскивать себе другого проверенного человека, но где же его взять-то? Просто так на дороге ценные кадры не валяются, их очень скрупулезно искать надо, а времени в обрез, если этот очкарик не опоздает еще больше и не появится возможность просить отсрочку. Но, увы, стоило только понадеяться на еще большее опоздание, как к тротуару подъехал черный автомобиль, и оттуда неловко выбрался пухленький человечек в круглых, постоянно съезжающих на кончик носа очках, с папкой под мышкой. Еще минуты две это нелепое существо потратило на то, чтобы открыть зонт и не промочить и так насквозь мокрую одежду, благо, папка была предусмотрительно упакована в пластиковый прямоугольник, не пропускающий влагу, а Штайнер наблюдал за попытками правой руки и совершенно не собирался помогать, да и вообще сдвигаться с места.

- Может, ты кого-нибудь порекомендуешь? – слушать хрипы больного друга было почему-то неприятно, но, увы, ничего не поделаешь, если Его Величеству Случаю так уж приспичило подкинуть перевертышу пару испытаний. – Ладно, я сам посмотрю. Кстати, а… - запнулся, вспоминая кое-что, усмехнулся и покачал головой, отвечая сам себе. Нет, невозможно это, но можно же проверить. За спрос денег не берут, особенно у таких, как Карл, да и риска никакого, в принципе. – Спасибо. Выздоравливай, - и положил трубку. Предстояло перерыть несколько баз данных, в том числе и зарегистрированных жителей Города, чтобы убедиться, что ему всего лишь померещилось, что он недавно видел знакомые имя и фамилию. Хотя, кто знает, возможно, мираж окажется реальностью, и метаморф наконец-то сможет исполнить последнюю просьбу своего давнего друга, которому так не посчастливилось скончаться раньше, чем появилась возможность провести ритуал и подарить ему немного более длинную жизнь. – Приступим…

Нет, надо признать, что память и зрение не подвели мужчину, и знакомое имя принадлежало, на поверку, той самой девушке, которую так безуспешно долгое время искал Штайнер, точнее, его сестричка, Рикки, но потом она попала в Изнанку, и стало совершенно не до того – выжить бы. Теперь же темная тварь могла избавиться от еще одного обещания, которое, почему-то, забрала себе мужская личность во время рождения. Поэтому машина, взятая напрокат, притормозила у тротуара возле особняка, погасила фары и заглушила мотор, практически полностью сливаясь с вечерними сумерками беззвучностью и цветом, и только дождь упорно барабанил по крыше, как будто страстно хотел пробраться внутрь. Перевертыш терпеливо ждал, отстегнув ремень и опустив стекло со стороны пассажирского кресла, чтобы лучше слышать, если вдруг входная дверь хлопнет, закрываясь за желающим покинуть свое уютное жилище в такую мерзкую, с точки зрения многих людей, погоду. И, в конечном итоге, терпение увенчалось успехом – миниатюрная фигурка нужной ему девушки все же появилась из опускающейся на Город ночи, и Карл тут же покинул машину, на ходу раскрывая зонтик и быстро приближаясь к интересующей его особе.
- Госпожа Кравченко, - подошел, услужливо пододвигая зонт так, чтобы тот укрывал вампиршу от непогоды, и улыбнулся, совершенно искренне. – Я уже давно искал Вас. Если Вы согласитесь поехать со мной в ресторан, я расскажу Вам кое-что об этом кулоне, - кивок на медальон, висящий на шее у Влады. – Дело в том, что я знал Александра, и должен исполнить его просьбу, и все это непосредственно касается Вас, - еще раз вежливо улыбнулся и согнул правую руку в локте, предлагая девушке на нее опереться. – Ах да, как невежливо с моей стороны не представиться! Меня зовут Карл, - и слегка поклонился.

Looks like

Внешность и одежда. С собой бумажник, ключи от машины и квартиры, карта VIP-клиента ресторана "Маска".

+1

4

Тяжелые холодные капли дождя ритмично отбивали на низком пластиковом карнизе задорную мелодию. Если прислушаться, можно было бы услышать в ней знакомые мотивы, переливы нот, которые, расходясь в звучном крещендо, победно ускользали куда-то вверх – прочь от тоски посеревшего в вечерних сумерках города. Можно было бы представить, как невидимый дирижер, размахивая батутом, руководит таким же невидимым ансамблем, как и он сам, превращая чарующие нежные звуки в нечто материальное, нечто доступное не только слуху, но и глазам. Живость воображения, цепляющаяся за это, позволяла увидеть в дожде не только ненавистный шум и неприятную сырость, но и бесконечно прекрасный шедевр, от которого по коже бегают мурашки, а сердце с трепетом замирает в груди.
Как ценитель, Влада очень любила эти моменты. Они помогали ей ненадолго почувствовать себя живой, ощутить тепло, разливающееся по телу, живость крови, бегущей по обледеневшим тонким венам. Они позволяли ей вспомнить прошлое, ускользнувшее от нее, как вода сквозь пальцы, но, между тем, приносили не тоску и не боль, как могло показаться, а удивительную легкость и секундное счастье, вносящее коррективы в бессмертную тоску по жизни. Этот раз не стал исключением, и сколько бы их ни было еще, Кравченко была уверена, ничто не могло измениться.

С тех пор, как дождь начался, прошло, должно быть, никак не меньше четырех часов. За это время тяжелые грозовые тучи лишь больше налились черным, как уголь, мозаичным цветом и опустились еще ниже, едва не касаясь высоких шпилей фонарных столбов. Казалось, что ночь вступила в свои права на несколько часов раньше, и даже не думала отступать. Ее длинные темные руки простирались от самого горизонта и накрывали Город подобно пуховому одеялу, заставляя яркие переливы огней, озарявших улицы, неумолимо гаснуть, а звуки – тонуть в непрекращающемся шуме весеннего дождя. Это было почти как дома, и если бы не новомодные клаксоны проезжающих мимо машин и не их отполированные до блеска кузова, возможно, было бы намного проще восстановить потерянные воспоминания.
Кравченко смотрела на Город из окна и в задумчивости теребила в руках любимый медальон. Он приятно обжигал теплом руку девушки, словно на нем все еще оставалась незримая частица предыдущего владельца, и заставлял вспоминать вещи, о которых, казалось бы, забыло само время. Одновременно, это и приятное ощущение, и не очень – каждый раз по-разному, если быть честным - однако за все эти годы оно стало таким родным, что без него, наверное, Слава давно перестала бы даже казаться похожей на человека. Даже при том, что она никогда им, по сути, и не являлась.
От этих мыслей губы Кравченко невольно дернулись, как бы в усмешке. Ее Александр наверняка оценил бы смысл иронии, если бы остался жив, хотя даже это едва ли принесло бы ему столько же веселья, сколько Владе. Он был холериком по своей натуре – живым, беспокойным человеком, вечно сующим свой нос, куда не следует. Слава же – напротив, оставалась малоподвижной, постоянно скучающей девчонкой, неприметной поначалу, но оттого еще более опасной даже, чем ее клыки. До сих пор было удивительно, что парень с такой неуемной и живой душой смог обратить на нее внимание, и, мало того заметить - полюбить, да еще и так страстно и безрассудно, что эти чувства невольно оказались взаимными. Насколько это, конечно, возможно для вампира. Поэтому он никогда не ценил ее тонкий черный юмор, а она не понимала его живых задорных шуток - это было за гранью их понимаю, но, одновременно, их собственной, общей идиллией.
Влада внезапно задумалась, действительно ли то, что она чувствовала к нему, было любовью или же все это было лишь иллюзией, которую Александр сам придумал для них обоих? Возможно. И даже больше – скорей все так и было, просто до последнего никто из них так и не признался в этом… И теперь эта тайна мечом Дамокла висит над шеей девушки, погружая в сомнения и слепую преданность несуществующим фантазиям.
Тряхнув головой, девушка прогнала эти мысли – от них не было никакого проку, ведь прошлое давно ушло, даже память о них понемногу уже стерлась. Единственной крупицей к тайне жизни Алекса осталась висеть кулоном у нее на шее, и этого пока было достаточно, хотя бы для того, чтобы не сойти с ума от бесконечных бессмысленных поисков. И словно в подтверждение этим словам, Слава коротко кивнула, а затем, неторопливо поднявшись на ноги, направилась к двери. На пороге Кравченко замешкалась, словно еще раздумывая, стоит ли выходить наружу или лучше остаться внутри – в пугающем мраке гостиной – но, словно влеченная чьей-то невидимой холодной рукой, мотнула головой и вышла, полным объемом легких вдыхая влажный морозный воздух.

Влада шла по дороге скорее по наитию, чем с какой-то определенной целью. У нее не было желания идти в Город, как и не было желания возвращаться домой. Она просто шла вперед, обдумывая что-то и ловя ресницами моросящий дождь, совсем не заботясь о том, что может сильно промокнуть или вызвать чьи-то подозрения. Какая ей, впрочем, теперь разница? Однако внезапно Слава почувствовала странный укол в сердце – давно уже не бившемся и, наверное, почерневшем – и вдруг по ее телу разлилось приятное тепло. Она воровато осмотрелась и увидела темную фигуру, быстро приближающуюся со стороны – мужчина средних лет, хорошо одет, импозантен. Даже его походка выдавала в нем интеллигентного человека, уверенного в себе и своих поступках. То, что он окликнул Владу могло означать одно из двух: либо ему требовалась ее помощь, либо он был посланцем УИЭЭ, и тогда у нее назревали серьезные проблемы.
- Госпожа Кравченко, - незнакомец подошел достаточно близко, чтобы вампирша смогла рассмотреть его лицо, но не настолько, чтобы его запомнить. Мужчина выдвинул вперед обе руки, одну – чтобы прикрыть Кравченко от дождя (хотя это было уже почти бессмысленно), другую – чтобы девушка смогла на нее опереться, очень обычные жесты, привычные в мире Влады, но они производили сильные впечатления, от которых нормальных людей должно было бы кинуть в дрожь, но только не ее.  – Я уже давно искал Вас.
Посмотрев на незнакомца с присущим ей недоверием, Кравченко неуверенно пожала плечами и равнодушно подала руку. Если бы ее сердце могло, оно непременно бы затрепетало от одной только мысли, что еще одной тайной в ее жизни будет покончено, но оно молчало и настойчиво тянуло девушку вниз, словно булыжник, застрявший у нее в груди. Бессмысленный и глупый орган, превращающий людей – здоровых и здравомыслящих – в кусок безумной плоти, безрассудно кидающийся на амбразуру из-за собственноручно созданных мучений. И все же что-то заставило ее прислушаться к словам мужчины. Что-то,  чего она никак не могла объяснить.
- Я почти что заинтересована, господин… Карл, - отвернувшись к дороге, ответила Слава. Ее голос из-за долгого молчания стал хриплым и безжизненным, поэтому, чтобы продолжить, ей пришлось замолчать и прочистить горло. – Вы не против, если я?.. – не договорив, Кравченко выудила из кармана сигарету и зажигалку и, чиркнув небольшим колесиком, прикурила от слабо дрожащего на ветру огня. Дым заполнил легкие, но на губах не осталось никакого привкуса никотина, будто его и не было вовсе. Затем, выдохнув, она подняла на мужчину вопросительный взгляд и спросила. – Так какое у вас ко мне дело?

Отредактировано Vladislava V. Kravchenko (2013-09-17 10:55:45)

+1

5

Так странно ощущать чужие воспоминания как собственные, но Карл уже давно привык – он живет так уже всю жизнь, перенимая страхи и злость сестричек, обращая их светлый чувства в собственную ненависть, но всегда сохраняя трезвый рассудок, потому что когда-то его таким создали, задумали и поселили в сознание с четким приказом всегда быть таким, каким он должен быть. И сейчас, глядя на клубы сигаретного дыма под дождем, мужчина вспоминал, как Рикки… нет, как он сидел на пригорке, щурился на закатное солнце и говорил молодому подающему надежды магу, что тому скоро суждено умереть. Всю жизнь, сколько перевертыш, да, именно цельный, как соединение всех пяти сознаний, себя помнил, ему приходилось сообщать только плохие новости: ты умрешь, потому что… много причин можно найти в этом прочном мире, чтобы убить человека, пусть даже его собственными руками, ведь желания или страхи порой имеют плохую привычку воплощаться в жизнь. Так и Саша, молодой еще и очень энергичный, как будто лучившийся улыбкой, заразительной, отчаянно счастливой, единожды связавшись с темной тварью, дождался тех самых слов и жалкого, еле слышного «прости» в самом конце. Но он сумел удивить выходца из иного мира – этот удивительный человек облегченно засмеялся! А потом смеялся еще охотнее, потому что увидел вытянувшееся от удивления лицо своего собеседника и широко раскрытые полные удивления темно-зеленые, отражающие закатное небо глаза. «Ты не веришь, что можно уходить, смеясь, да?» Он был неповторим, этот парнишка с задатками темного мага, и он умел любить так, как не смогли бы многие создания, зовущие себя венцом природы. Наверное, из-за этого метаморф тогда улыбнулся и пожал плечами, действительно не зная, что ответить, не найдя ни одного подходящего слова, чтобы объяснить, что сидящий перед ним человек не обязан жертвовать собой ради девушки, пусть даже столь дорогой ему, но, кажется, этого и не надо было. Все равно Александр не услышал бы спокойного тихого голоса рыжей ведьмы, просто помотал бы головой, и момент оказался бы испорчен. И оба они это прекрасно знали, поэтому промолчали, просто продолжили смеяться и смотреть на солнце, окрашивающее проплывающие облака в удивительную палитру, неподвластную ни одному человеческому художнику. Наверное, с тех времен Штайнер и полюбил закаты, часами просиживая на крышах многоэтажек и наблюдая за тем, как дневное светило медленно, с достоинством уплывает куда-то за горизонт.
- Интересное, - зеленоглазый самопровозглашенный демон улыбнулся и повел свою собеседницу к машине, учтиво открыв перед Владой дверцу и дождавшись, пока она усядется поудобнее. После этого обошел автомобиль и опустился на водительское сидение, захлопнув дверь и провернув ключ в замке зажигания, чтобы включить отопление – девушка промокла, и негоже было оставлять ее в таком состоянии. Да и собственный костюм, уже насквозь мокрый, стоило хотя бы немного просушить, если Карл не собирался выкидывать его на помойку завтра же утром. – Александр почти что с самого начала вашего с ним романа знал, кто Вы такая, миледи, - перевертыш смотрел на дорогу, положив ладони на руль, но не спеша трогаться с места – просто так легче было сосредоточиться на нужных словах… и на том пригорке в закатный час чуть ли не три века назад. – Его всегда мучили вопросы, которые он боялся озвучивать, и когда не к кому было идти, он решился на смерть, - ночная темнота расступалась перед взглядом твари из-за Грани, размываясь и предоставляя картину пустой дороги на самом краю леса. И зачем люди селятся так далеко от городов? Может, уже переросли те времена, когда укрыться от войны, мора и голода можно было только за надежными крепостными стенами? – Призыв демона требует многолетней практики, точности, глубоких знаний и… удачи. Знаете, скорее всего, этот фактор – самый важный, потому что Вашему юноше удалось проделать этот хитрый трюк совершенно без подготовки и вызвать того, кто соизволит выслушать человека, - нет, он сам лично не знал того Высшего, который, устало прикрыв глаза, слушал сбивчивые вопросы молодого человека, но сам факт того, что парень остался после такой встречи на какое-то время жить, говорил сам за себя. – Ответы оказались не такими радужными, как хотелось бы, - впрочем, почему бы и нет? Еще никогда человек не хотел Тьму и Смерть, всегда моля только Свет о его снисходительном внимании, считая, что его высокомерность есть не что иное, как искренняя любовь. И очень часто ошибались, получая взамен разочарование и разбитые жизни, а нередко – смерть. В какой-то момент становится даже обидно, что Саша стал одним из них, хоть и выбивался из общей безликой толпы, вопиющей о благе для себя лично. – И тогда он пожелал того, что невозможно было получить даром, даже отработать, - между глупостью и любовью давно надо поставить знак равенства, потому что и то, и другое обычно ведет к слепому самоубийству. – Саша отдал душу за то, что Вы сейчас носите у себя на шее и даже не подозреваете, какое богатство он Вам оставил, - мужчина пошевелился и, помедлив, все же повернулся к собеседнице лицом, протянув руку и подцепив висящий на шее у той медальон. Он был очень аккуратный, казалось бы, простая безделушка, но от заключенной в нем мощи начинало покалывать подушечки пальцев. – Он знал, что не успеет рассказать Вам, что за подарок оставляет перед смертью, и попросил меня когда-нибудь, когда Вы заживете спокойной жизнью, найти Вас и рассказать обо всем. И о том, почему Вы тогда сорвались и убили своего любимого, и о том, что Вы носите у себя на шее, и даже о том, как его активировать, - и вежливо улыбнулся, снова поворачиваясь лицом к дороге и на пару секунд прикрывая глаза. – Я кое-куда Вас отвезу. Саша просил показать… - замялся, вспоминая точный адрес некогда выкупленного сестричками дома. – Туда ехать не меньше восьми часов, так что за это время мы успеем друг другу надоесть, - еще раз вежливо улыбнулся и наконец-то надавил на педаль, заставляя машину тронуться с места и покатиться по ровному асфальту, набирая все большую скорость. – Можете спрашивать, если Вам что-то интересно или если Вы желаете убедиться в том, что я не самозванец.

+1

6

Выпустив из легких очередное облачко никотина, Кравченко почти с безразличием посмотрела на крохотный черный седан, припаркованный у тротуара. Эта была аккуратная в своем исполнении машина с сияющим перламутром корпусом и до блеска начищенными фарами, бросающих отблески на дорогу, подобно неоновым лампам – одна из немногих, за которые люди сейчас готовы перегрызть друг другу глотки или преступить закон, если иначе заполучить ее не получается. Но не Слава. Она родилась в таком веке, когда не каждый знал даже о том, что такое повозка или карета, и большую часть своей жизни пропутешествовала пешком, наслаждаясь тишиной и прекрасными видами вживую, а не через толстые мутные стекла современных машин и автобусов. Она любила вдыхать легкими свежий морозный воздух и чувствовать, как изморось покрывает траву под ногами и ее собственное тело холодными кристалликами льда. Ей нравилось ощущать в своих волосах дуновения ветра и дремать под звездным небом, расстелившись в колосящихся стеблях пшеницы или льна, сбивать ноги в кровь от долгого подъема в горы и получать ссадины от неудачных попыток пересечь труднопроходимые места. Теперь же наступил век новых технологий, которые сплошь и рядом заполонили целый мир. Куда ни глянь – везде проложены дороги, и люди теперь больше не видят ничего вокруг, кроме колеи и полосы, разделяющей два встречных направления движения. 
Влада с недоверием посмотрела на Карла и с разочарованием вздохнула, догадавшись, что он вот-вот предложит ей занять место в автомобиле. Она хотела возразить мужчине и выбить себе право прогуляться пешком, но промолчала, подумав, что в отличие от нее, наверное, собеседник просто не был так же восприимчив к погодным условиям, как она сама. Бросив сигарету на землю и притушив ее сапогом, Влада неловко залезла в машину, коротко кивнув Карлу в знак благодарности за заботливо распахнутые перед нею двери. Затем, поправив крошечное платье, смахнула с плеч и колен дождевую воду, откинулась на спинку и стала ждать, когда мужчина обойдет машину и сядет на соседнее сидение, чтобы получить от него ответы на уже заранее возникшие вопросы.
- Вам, должно быть, уже очень много лет, господин Карл, если вы имели честь знать Александра, - произнесла Кравченко, поворачиваясь к только что появившемуся мужчине. – Кто вы: вампир, оборотень, темный маг? – вспомнив Алессу, добавила: - Демон?
Фактически, ей было все равно – кем бы ни был ее незнакомец, он не собирался причинять ей вред. Хотел бы – уже давно сделал, а пока их общение ограничивалось лишь разговором, следовало узнать его немного больше. Особенно сейчас, когда он еще достаточно сговорчив, чтобы отвечать правдиво.
Ответ Карла Слава выслушала молча и жадно ловила налету каждое его слово. Она не знала, была ли эта история хоть немного похожа на правду или ее от начала и до конца мужчина придумал специально, но она не перебивала его, лишь изредка поглядывала на его лицо через отражение на лобовом стекле и пыталась поймать в его мимике хоть какой-то намек на обман. Но его не было, мужчина оставался спокойным и рассудительным, словно нарочно противореча собственному возрасту. И все же оставался на несколько сотен лет кряду моложе самой Кравченко.
- У нас полно времени, господин Карл, - сухо ответила девушка, поворачивая к нему голову. – Поэтому я хочу знать, почему Александр не рассказал мне о Вас, если вы на самом деле были знакомы. – Влада опасно сверкнула глазами, когда парень потянул руку к медальону, но все же позволила ему до него дотронуться. Она давно подозревала, что кулон был не просто подарком Саши в знак его бесконечной к ней любви, но и не могла представить, что он был действительно настолько важен, раз его тайна хранилась даже после его кончины. – Вопрос у меня только один: почему Александр попросил рассказать мне обо всем Вас, и что помешало ему сделать это самому? Кроме смерти, конечно. Тем более что убит он был на следующие сутки после того, как подарил медальон мне – достаточно времени на объяснения.
Слава подумала, что, должно быть, уже знает ответ на этот вопрос, но предпочла для начала услышать версию Карла. Он не был самозванцем, и ему не нужны были ее жизнь или ее деньги, он был знатоком своего дела и преданно исполнял обязательства, которые некогда навязал ему Саша. И все же Кравченко чувствовала, что не может проявить к нему доверия. Не сейчас, когда еще столько тайн скрывалось за опущенным занавесом.
- Вам стоит внимательнее следить за дорогой, господин Карл, - холодно, но напущено вежливо попросила Слава, жестом указывая мужчине на лобовое стекло. – Мы ведь хотим добраться до места в сохранности, не так ли?
Она откинулась спиной на сидение и закинула ногу на ногу, не заботясь о слишком короткой длине своего платья. Когда-то она любила старые пышные юбки в пол и корсеты, утягивающие талию до невероятных размеров, и каблуки, не превосходящие и трех сантиметров – это был абсолютно ее стиль, который превращал ее в идеал для каждого мужчины. Но теперь любое воспоминание об этом времени казалось невыносимым – и пусть Влада больше не чувствовала боли, что-то все же заставляло ее неприязненно морщиться, когда перед глазами пролетали шифоновые платья и накрахмаленные блузки, до боли резавшие их чистой белизной.
- В Ваших же интересах постараться быть не самозванцем, господин Карл, - возвращаясь из мыслей в реальность, произнесла Слава. – Не смотрите с высока на мою хрупкую внешность - порой не всегда то, что мы видим, оказывается правдой, и кому как не Вам знать об этом. Но если Саша доверял Вам когда-то, я попробую сделать это тоже, и, надеюсь, что нам не придется проверять, что будет, если Вы обманите мои ожидания.

+1

7

Машина шелестела шинами по мокрому асфальту и глотала километры, развив бешеную даже для улучшенной комплектации скорость, поэтому пейзаж за окном размывался в одно неподвижное пятно слишком темного цвета, чтобы выделить в нем хоть какие-то отдельные очертания, и только свет фар выхватывал жалкие клочки дороги перед железным конем, чтобы правящий им не сбился с намеченного пути, хотя это было не так уж и важно – хозяин машины видел в темноте не хуже, чем на свету, но и это еще не все, потому что окружающий мир сам желал показаться перевертышу, развертываясь перед ним, как объемная картонная картинка из детской книжки сказок, только полностью серая, с множеством разных оттенков, способных выделить каждую мелочь. Иногда Карл даже жалел, что не утратил зрение полностью, чтобы видеть только такую серость окружающего мира, завораживающую, затягивающую, родную и совершенно послушную. С тех пор, как последняя преграда была пройдена, а хаос, первоначальная созидающая сила, согласился делиться с ним накопленным за миллионы лет могуществом, две картины окружающего путались и переплетались, как будто перетекая друг в друга, порой это вызывало восхищение, но иногда, совсем редко – желание навсегда закрыть глаза, избавившись от неуместной яркости красок. Даже спутницу свою мужчина видел немного иначе, чем, он понимал, она выглядела в реальности: светло-серые, как будто посыпанные пеплом, волосы, слишком темный для них макияж, резко контрастирующий с остальным спокойным нежным темно-серым фоном, яркое пятно амулета на шее, пульсирующее, как будто выделяющее свою хозяйку из безликой толпы, совершенно белая, тоже неуместная, кожа. Поэтому, однажды одарив Владу заинтересованным взглядом, метаморф больше не пытался совершать подобных ошибок и вернул взгляд ровному полотну дороги перед собой.
- Влада, поймите, - голос очень мягкий, такой же шелестящий, как шорох шин по шоссе, путающийся в залетающем в открытое окно ветре – Штайнер уже давно привык ездить с опущенным стеклом, ощущая запах дороги, пустой и безликой, наполненной своей чарующей тишиной. Потому что ездить приходилось в основном за город, ночью, когда основное движение уже давным-давно улеглось, и проезжающие мимо машины были такой же редкостью, как и люди в Изнанке. – Я не совсем тот, о ком следует рассказывать своим возлюбленным, - и улыбнулся, понимая, что девушка сейчас смотрит на него, возможно, пристально, изучая и оценивая, решая, верить ли этому странному существу, которое везет ее непонятно куда, да еще и имеет наглость заявлять, что знает почти все ее потаенные секреты. – Очень часто я прихожу, чтобы рассказать о самом неприятном – о смерти. Так было еще в те времена, когда по всей Европе разгорались костры рождающейся Инквизиции, и так происходит и по нынешний день. В каком-то смысле я был рожден, чтобы приносить самые плохие вести, - очень спокойно пожал плечами, как будто такая работа – нечто само собой разумеющееся, обыденное и привычное для каждого, как, например, проснуться утром. – Саша отлично понимал, что Вас это не касается, это только наше с ним дело, наши разговоры и его личное решение, которое, единожды принятое, изменить уже было невозможно. Наверное, именно поэтому он сам ничего Вам не сказал – не время и не место, чтобы рассказывать о величайшем подарке за день до своей смерти, - на какое-то время замолчал, вспоминая счастливую улыбку своего знакомого и задорное «это лучший день в моей жизни, Кир!» перед смертью. Даже сейчас, имея возможность трезво оценивать ситуацию и читая людей, как открытую книгу, перевертыш не мог понять, почему этот парнишка так невыносимо счастливо улыбался, когда его убивала его же возлюбленная. – А может, это была прихоть Высшего демона, отдавшего Саше артефакт. Я не знаю, Влада, могу только предполагать – мне он ведь тоже ничего не говорил, - до самого конца маг-самоучка был честен только с собой, хранил свои тайны так надежно, что Карл до сих пор гадает и не может найти ответы на множество интересующих его вопросов, но, увы, этому уже не суждено случиться. – Благодарю, миледи, - очень серьезно кивнул и надолго замолчал.

Рассвет встретил двоих путников в поле, уже далеко от границы с Францией, паспортный контроль на которой они прошли без труда, учитывая, что сонные бельгийцы только-только продрали глаза и не желали ничего соображать, просто махнув двум сумасбродам рукой, мол, проезжайте и не мешайте нормальным людям спать. А еще через полчаса, когда огненный бок солнца окончательно показался из-за алеющего горизонта, машина затормозила на обочине проселочной дороги, а ее временный хозяин сцедил зевок в кулак и осмотрелся, выйдя из машины и дав холодному ветру пробраться под расстегнутый пиджак и тонкую рубашку и пройтись по коже, нагретой за время сидения в теплом салоне. Пришлось даже поежиться и насильно понизить телу температуру, чтобы свыкнуться с погодными условиями – март нынешнего года не радовал весенним теплом, скорее уж, будучи по-осеннему холодным и дождливым. Потом Карл нерешительно пошевелился, разглядев заросшую сорняками тропинку недалеко от машины, и пошел выпускать в объятия ветру свою спутницу, открыв перед ней дверь и протянув руку, чтобы помочь выбраться из явно не очень любимого ею транспорта. Потом снял с себя нагретый пиджак и опустил его на хрупкие плечики Влады, чтобы она не так уж сильно мерзла, будь она хоть трижды вампиром.
- Дальше только пешком, на машине не проедешь. Но, я думаю, Вы очень даже не против пройтись, - улыбнулся и подал согнутую в локте руку, захлопнув дверцу машины и поставив ее на сигнализацию, а потом уверенно зашагал к той самой виднеющейся между сорняками тропинке. – Некогда здесь была деревня, и как раз в том месте некоторое время жил Саша после того, как провел ритуал и вернулся из Изнанки. Я выкупил его домик, когда остальные отправились под снос, привел в порядок и изредка его навещаю. Думаю, Вам будет интересно почитать некоторые записи Вашего возлюбленного, которые он там оставил, и, я надеюсь, там найдутся ответы на Ваши вопросы, - трава, мокрая после дождя и от выступившей под утро росы, путалась в ногах и безжалостно мочила брюки, низ которых уже насквозь вымок и потяжелел, земля скользила под туфлями, и то и дело приходилось следить, чтобы не поехать на ней, да еще и спутницу свою поддержать. – Пришли, - наконец-то, спустя минут двадцать, остановился и с удовольствием осмотрел маленький деревенский одноэтажный домик, огороженный символическим заборчиком, зато надежно защищенный от нежелательных гостей рунным рядом. – Прошу, - из сеней пахнуло свежескошенной пряной травой, а сквозь маленькие окошки в единственную комнату попадало ровно столько света, чтобы на протяжении всего дня в помещении царил уютный полумрак.

+1

8

В машине на миг воцарилась тишина, но не та неловкая, которая заставляет вжиматься в кресло и нервно ерзать, торопливо подбирая слова – а приятное, спокойное молчание, дающее время обдумать все, что только что было сказано. Секунды, которые она длилась, растянулись в минуты, те – в часы, и только мягкий рокот двигателя, чуть слышный в салоне автомобиля, разбавлял воцарившуюся пустоту. Влада смотрела в окно, наблюдая за тем, как быстро городской пейзаж сменяется деревнями и лесами, и думала об Александре, который даже после смерти умудрился оставить целый ворох задач и загадок. Неисправимый глупец, он вечно лез на рожон, едва ли понимая, что делает и к каким последствиям это может привести. Не сосчитать, сколько раз она, Влада, выручала его из передряг, спасала жизнь или пыталась уберечь от роковой ошибки, но он никогда не стоял на месте и вечно куда-то рвался, вечно выдумывал что-то, и вновь впутывался в неприятности, как будто в первый раз. И как обычно, все повторялось сначала.
Голос Карла, мягкий и успокаивающий, вырвал Славу из мыслей, возвращая назад, в дождливую реальность. Повернув к нему голову, девушка прислушалась к его словам и понимающе кивнула. Да, она определенно знала, о чем говорил мужчина, и хоть не хотела этого признавать, нередко в прошлой жизни и сама выступала в этой роли. Чтобы выжить, чтобы не выдать себя – да ради чего угодно, если это шло ей на пользу. И только с Александром все было по-другому. С ним всегда все было по-другому.
- Да, верно, - почти шепотом произнесла Влада и усмехнулась. – Но сейчас Вы здесь не для того, чтобы сообщить мне о смерти. Ваша новость намного лучше, - пальцы Кравченко привычным жестом скользнули по рельефу медальона, выискивая знакомые выемки и рубцы, задерживаясь на них и неохотно следуя дальше, очерчивая его края. – Поправьте меня, если я ошибаюсь, но едва ли Вы хотите сообщить мне что-то плохое. Не сегодня, во всяком случае.
Девушка растянула губы в улыбке и вновь перевела взгляд на Карла, который, в тусклом свете уличных фонарей, отражающегося от капота, выглядел теперь еще более сосредоточенным, чем прежде. Слава присмотрелась к нему, и отметила, что мужчина – или, точнее сказать, его оболочка - не выглядел старше тридцати-тридцати пяти лет, тогда как во взгляде была видна многовековая история и тяжесть столетий, которую ни с чем невозможно перепутать. Кравченко задумалась, сколько ему было лет. Двести, триста? Явно не больше, она бы это почувствовала. И все равно не могла понять, как мог он быть настолько мудрым для своих лет, настолько наученным жизни – намного больше, чем даже ее ровесники, из тех, во всяком случае, которых она лично знала.

Остаток пути они провели молча, вслушиваясь лишь в мягкий гул мотора, прерываемый стуком дворников, и тихую музыку, доносящуюся из нового приемника. Дорога давалась им легко: километр за километром они все дальше отдалялись от Города Легенд и приближались к таинственному месту, о котором говорил мужчина. Вот остался позади таможенный пост на границе Франции, а вот появились первые поля, усеянные золотистой рожью, колосящейся на ветру. Медленно на горизонте лениво выползало солнце, прогоняя прочь висящий низко густой занавес тумана, и Кравченко пришлось пересесть на заднее сидение, чтобы не попасть под удар его ярких утренних лучей.
Несколько минут спустя Карл остановил машину и, замявшись на мгновение, выбрался наружу, впуская в салон морозный предрассветный ветер. Девушка с наслаждением вдохнула свежий воздух, смешанный с запахом мокрой травы, и улыбнулась, пожалуй, впервые за долгие десятки лет. Это чувство – ощущение покоя и уюта – было утеряно ею много столетий назад, еще даже задолго до того, как она встретила Александра, и вот теперь оно вернулось вновь, усиленное в несколько десятков раз. Когда Карл открыл дверцу машины и вежливо подал ей руку, Кравченко выбралась из салона, не заботясь даже, что, возможно, попадет на открытые лучи солнца. К счастью, мужчина это предусмотрел и низкие кроны деревьев, нависающие над поляной, заботливо укрыли девушку от этой напасти. Кивнув мужчине в знак признательности, Слава накинула на плечи протянутый пиджак и, не обменившись с ним ни словом, направилась за ним вдоль по тропинке, предусмотрительно не высовываясь из строго обозначенной деревьями тени.
По дороге Влада получила все ответы на свои вопросы, даже на те, которые сама боялась задавать вслух. Поэтому остаток пути она просто молча шла вперед, неловко ступая по мягкой глине и надеясь поскорей найти этот таинственный дом. Однако из-за спешки ее батильоны то и дело тонули в расквашенной от прошедшего дождя земле или скользили, когда она неловко наступала на мокрую траву, и потому, должно быть, их путь занял несколько больше времени, чем, в общем-то, требовал изначально. Наконец, оказавшись на подъездной дорожке дома, они оба, не сговариваясь, остановились и окинули здание оценивающим взглядом. Карл с точки зрения владельца, Слава – предвкушая узнать новую сторону жизни своего возлюбленного.
- Дом в превосходном состоянии, господин Карл, - с отчетливой ноткой благодарности произнесла Влада. – Спасибо, что позаботились о нем.
Затем она высвободила руку и, осторожно ступая по теням, направилась к входной двери. Мысль о том, что это может быть ловушка, ее не беспокоила, она просто хотела оказаться внутри и увидеть своими глазами то, о чем всю дорогу говорил ей демон. Она жаждала этого, пожалуй, даже больше, чем самого Александра, и эта жажда была многим сильнее, чем даже собственный голод, который понемногу начинал сводить девушку с ума. Осторожно, почти на цыпочках, Кравченко подошла к двери и положила ладонь на холодное дерево ручки. Ее сердце, если бы могло, забилось бы быстрее и заставило дыхание сбиться, но она оставалась спокойной и даже почти что равнодушной, словно там, за стеной, не находилось самое важное откровение всей ее жизни. И все же что-то заставило ее замяться, выдержать мучительную паузу, прежде чем надавить рукой на старый механизм и войти внутрь, но когда она это сделала и оказалась в мягком полумраке комнаты, все чувства, которые, казалось, она должна была давно позабыть, вновь на нее нахлынули. Будто бы кто-то невидимый внезапно сломал выключатель, и теперь все, чего Слава прежде избегала сотни бесконечных лет, захлестнуло ее с головой.

+1

9

Обстановка в сельском домике была до боли привычной и родной – все здесь было своим, и исхоженные старые половицы, и истопленная много сотен раз печь, и лежанка, устланная свежим сеном, дарившая удивительные сны, и тяжелый дубовый стол, за которым метаморф просиживал много часов кряду, что-то читая или просто думая о своем, тяжелом и нередко потустороннем. А еще этот дом помогал собраться с мыслями и решиться на то, что откладывал уже много-много дней, а то и месяцев, например, сказать нечто важное или выполнить очередную «маленькую просьбу» Создателя. И список можно продолжать до бесконечности, потому что все, что не разрушалось от мимолетного прикосновения потусторонней твари, надежно укреплялось у нее в мертвом сердце, чтобы остаться хотя бы приятным воспоминанием на всю оставшуюся очень долгую жизнь. А этот домик Рикки выкупила сразу же, как только узнала, что деревню собираются сравнять с землей и организовать здесь пахотные поля. Пришлось немало потрудиться, чтобы собрать все нужные бумаги (о да, даже на тот далекий момент бумажная волокита была главным и самым мощным врагом любого обывателя), а потом еще и убедить потенциальных владельцев участка размером в деревню и все ее прилежащие территории, что деньги, полученные сейчас, выгоднее гипотетической прибыли от земли, пока еще практически необитаемой – жителей давно скосила какая-то эпидемия, мор, по тогдашним меркам, и окрестности пустовали несколько лет, заросли бурьяном и молодым подлеском. Но результат того стоил: с того момента, как в руках у перевертыша оказался заветный документ с печатью самого короля, он успел наладить контакт с окрестными деревнями и договориться о покупке время от времени продуктов питания, а также посадить пару десятков деревьев, почти все из которых прижились, и сейчас можно было с гордостью ходить между раскидистыми дубами и алыми по осени кленами, приговаривая «моих рук дело, такая красота выросла!». Поэтому любовь к этому тихому уединенному месту, оставленному Кир в наследство от Саши, могла приравниваться к любви к дорогому человеку, с которым ты прожил уже не первый десяток замечательных лет, и подобное чувство было приятным, теплым и столь редким гостем, что всегда непременно хотелось словить его и удержать за «хвост», как удивительную птицу.
- Да, это мое любимое убежище, - мужчина улыбнулся и по памяти прошел в полумраке до печки, присел рядом с ней на корточки и закинул пару заготовленных заранее бревен, сложенных возле стены аккуратной горкой. – Я знаю здесь каждую трещинку. Приезжаю, как выдается возможность отдохнуть – в этом месте удивительно хорошо думается, - повозился со спичками, чиркая по черному боку коробка и разжег огонь, пристроив спичку между старыми угольками и какими-то потрепанными газетами десятилетней давности – раритет своего рода, да еще и на немецком. – Ах да, я обещал Вам показать… сейчас. Устраивайтесь пока, - с улыбкой пронаблюдал за тем, как его спутница восхищается домом, и скрылся за печкой, проход куда был аккуратно занавешен старым выцветшим тюлем, а через пару минут появился вновь, вытряхивая из волос скопившую на книжной полке пыль и зажав под мышкой драгоценные потрепанные тетрадки. – Пожалуйста, - бережно положил свое сокровище на край стола и провел по его гладкой поверхности ладонью, не удержавшись, - как будто погладил старого знакомого зверя, уже прирученного, но совершенно самодостаточного, вроде бы поздоровался. Ведь с каждым домом, пусть бы что ни пытались говорить сестрички, у каждой из личностей были свои взаимоотношения – они спорили с непослушными кранами, ругались на скрипящие двери и пытались уговорить работать старую розетку, вели себя с окружающее их мебелью, как с живыми существами. Наверное, так они все спасались от одиночества, которое непременно настигало их, накрывало тишиной и грозило захлестнуть, унести с собой. – Я не открывал Сашиных записей и до сих пор считаю, что не имею на это права – я только хранитель, и я делаю только то, что поручено мне, - как-то грустно усмехнулся и уселся на грубо сколоченную надежную лавку чуть поодаль от дневников своего странного мимолетного знакомого, задумчиво глядя в окно. Прямо возле него, стуча в тусклые стекла ветками, росла рябина и каждый раз по осени радовала наливающимися красным гроздьями, к которым слетались воробьи и синицы, весело щебетали и прыгали по деревянному выступу перед окном, шустрые и деловые, громкие, шебутные, иногда даже воинственные, они всякий раз вызывали улыбку, стоило только понаблюдать за ними какое-то время. Наверное, в такие моменты метаморф уверялся, что мир вокруг него до сих пор прекрасен, а иногда, совсем редко приходило смутное ощущение, что время повернулось вспять, и, стоит только выйти за порог ароматно пахнущих травой сеней, как свою приемную дочь встретит улыбающийся седой монах, странствующий Инквизитор, отец Рикки, улыбнется и скажет, что все, что произошло с его мятежным ребенком – сон, всего лишь плохой сон. И так хотелось поверить этому чувству, и каждый раз темная тварь вставала и, ведомая глупым чувством надежды, распахивала дверь, но… единственными, кто встречал человека, оставались птицы и горящие живым пламенем деревья.
Кажется, прошел час, а, может быть, и больше – уже наступал вечер, когда Карл наконец-то оторвал взгляд от маленького окошка и мигнул, привыкая к окружающей его темноте, потом повернулся к печке и укоризненно покачал головой, заметив, что дрова догорели, и огонь лениво обгладывает остывающие угли. Странно было понимать, что совсем рядом – руку протяни – сидит совершенно чужой человек, чуждый пока что этому месту, который совсем скоро станет неотъемлемой его частью. Наверное, можно было сказать – дико, учитывая, как болезненно перевертыш воспринимал вторжение в свой маленький уютный мирок, с таким трудом выстроенный за три столетия собственной насыщенной жизни. Но сейчас не время было становиться отчужденным и холодным, да и не место – маленький домишко, затерянный среди бельгийских лесов, соединял души лучше любого человеческого бога.
- Вы спрашивали, кто я, - мужчина с неохотой поднялся и прошелся по совсем маленькому помещению, заодно подкинув дров в жадный зев печи и размяв ноги, которые, как оказалось, успели онеметь. – Демон – скорее, самоназвание нашего рода, чем официальное место в иерархии. На самом деле мы были созданы демонами и здесь, в этом мире, является на порядок сильнее своих «отцов». Надеюсь, Вас это не пугает?

+1

10

Замерев на мгновение на пороге, Вада в пол оборота обернулась к Карлу и одним только взглядом будто бы спросила разрешение войти.  Он промолчал, но девушка успела заметить короткий, почти незаметный кивок, и она осторожно толкнула рукой тяжелую деревянную дверь. Внутри было темно, но ей не нужен был свет, чтобы разглядеть то, что находилось в комнате - она была вампиром, и не нуждалась в освещении так остро, как это было нужно людям. Достаточно было просто слегка прищуриться, чтобы зрение настроилось на полумрак, и вскоре охваченный приятной тьмой этаж предстал перед ней таким, каким он был на самом деле.
Слава вошла внутрь, осторожно ступая острыми каблуками по старым деревянным половицам, обходя стулья, кресла и даже крошечный буфет, на котором громоздились толстые книги в серых переплетах и фолианты, перевязанные яркими лентами. Она прошла диван, промятый в нескольких местах, но, на удивление, все еще хранивший свой внешний вид, будто последние несколько десятков лет он хранился не в забытом боге домике на отшибе, а в музее, где тщательно подобранная влажность воздуха сохраняла нежные ткани и дорогую древесину подлокотников и ножек. Подошла к широкому письменному столу и провела рукой по гладкой лакированной столешнице, затем - к зеркалу в золоченной оправе, ножки которого были украшены витиеватыми узорами в стиле барокко. Таких девушка не видела уже давно, и сердце ее кольнуло от нахлынувшей ностальгии. Она вспомнила, как сто лет назад рассматривала свое отражение в похожем зеркале; рядом тогда почти всегда стоял Александр и, улыбаясь, шнуровал ее тугой корсет неумелыми руками. Когда его не было, этим занималась служанка, однако, никакого удовольствия от этого она, конечно уже не испытывала. Слава улыбнулась своим мыслям и, закрыв глаза, представила, как Саша обнимает ее за талию, затем, нежно сжав холодную руку, поворачивает к себе и начинает кружиться в танце, увлекая любимую за собой. Поначалу, она сопротивляется, пытается протестовать, но потом по дому раскатывается звонкий смех, и вот они уже с бешеной скоростью рассекают комнату, одним лишь чудом не задевая раздувающейся пышной юбкой предметы интерьера. Когда им надоедает, они, не сговариваясь, падают на кровать и, глядя друг другу в глаза, с минуту молчат. Их руки переплетены причудливым образом, грудь вздымается от тяжелого дыхания и эмоционального возбуждения, а после они сливаются в горячем, страстном поцелуе, обжигающем губы и воспламеняющем холодные вены. Ночь за ночью они постоянно были вместе, и словно бы не могли насытиться друг другом. Их объятия, прикосновения, влюбленные нежные взгляды, тихие слова и даже поцелуи, казалось, каждый раз были сделаны впервые. Их обволакивал водоворот чувств и эмоций, и сколько бы лет ни минуло с тех пор, и сколько бы еще не прошло, они никогда не остынут. Не для нее. Не для Александра.
Влада открыла глаза с неохотой, с нежеланием расставаться со своими воспоминаниями, но ей пришлось. Рука механическим, отработанным за десятки лет движением поднялась вверх и тонкими холодными пальчиками обхватила медальон. Как всегда, он был горячим, словно всего несколько минут назад он еще был надежно спрятан в ладони Александра, и до сих пор сохранял его тепло. Какая же магия была в нем укрыта? И какой секрет он хранил целых сто лет после смерти хозяина?
Голос Карла донесся до Кравченко, словно через толстую перьевую подушку. Она услышала мягкие переливы его сладкого тенора, но не разобрала ни слова из того, что он сказал. Девушка обернулась и адресовала мужчине непонимающий взгляд, однако, вместо ответа, он выскользнул из комнаты, как тень или как призрак (очень подходя к тематике старого дома) скрывшись за неприметной занавеской возле печки. Когда он вернулся, в руках у него была стопка тетрадей в потрепанных кожаных переплетах, и Слава сразу же их узнала. Это были дневники Александра – те из них, что он, очевидно, успел спрятать или передать демону лично в руки. Какие-то Влада видела еще давно, а какие-то вспоминала с трудом, но ясно было одно – все ответы на вопросы, мучившие ее долгое столетие, были здесь, в стопке старых тетрадок, исписанных красивым каллиграфическим почерком Саши. А ведь когда-то он говорил, что сжег все дневники до единого, распрощался с ними, но так и не объяснил причину – не успел или же просто не желал, Влада не знала, да и не хотела знать. Некоторые тайны должны были оставаться тайнами.
Спасибо, Карл, - с искренней благодарностью произнесла девушка, когда мужчина отошел от стола и жестом пригласил занять заранее приготовленное для нее место. Она видела боль и тоску, промелькнувшие в его глубоких темных глазах и на миг действительно задумалась, возможно ли это? Горевал ли он по Саше так же, как горевала она, или же это была просто уловка, чтобы узнать о том, что он скрывал в своих дневниках? Она не знала, как не знала и того, способны ли демоны на проявление каких-либо чувств, и связывала ли дружба их обоих  на самом деле. Однако Влада не стала задавать вопросов, она лишь подошла к столу и, чувствуя, как задрожали ее ноги, села на стул прежде, чем беспощадное бессилие высосало из нее все соки. Затем, словно в тумане, она протянула руку, взяла один из дневников и, насладившись приятным теплом кожаного переплета, осторожно открыла потрепанную книжку. Сердце Кравченко болезненно отозвалось в груди, когда она прочла первую строку: «Дорогая Влада…» Словно бы зная наперед, что может случится, Саша оставил ей послание: целые тетради с признаниями в любви и случайными записками, которые, как он надеялся, могли уберечь Славу от многих бед. Если бы Влада могла плакать, несколько хрустальных слезинок непременно испортили бы пожелтевшую от времени бумагу и размазали потрескавшиеся чернила. Но она не могла, и впервые в жизни об этом пожалела. Сейчас слез не хватало ей больше всего на свете.

Несколько часов (или даже дней) спустя, Кравченко с трудом заставила себя оторвать глаза от тетради. Она огляделась по сторонам, с интересом разглядывая причудливые тени и Карла, сидящего в глубокой задумчивости у печки. Казалось, он отключил себя от реального мира: его взгляд был устремлен в никуда, тело обмякло, и напоминал сейчас больше куклу, нежели настоящего реального человека. Сложно было поверить, что за столь приятной и красивой оболочкой скрывался демон – опасное для всего живого существо из Изнанки. И для неживого тоже, если вспомнить о происхождении Славы. Однако вместо страха или омерзения, девушка чувствовала к нему какую-то необъяснимую симпатию. В обычной жизни, столкни их другие обстоятельства, едва ли у них сложилась бы столь доброжелательная беседа. Скорее всего, последствия их встречи оказались бы куда более неприятными, но даже тогда их исход едва был бы предрешен. У Кравченко за спиной огромный опыт и сотни прожитых лет, у Карла же – его сила и ярость демона, которая, пожалуй, довольно часто выходит за все возможные рамки понимания.  Однажды Влада уже сталкивалась с одним из них, и мало что хорошего тогда получилось.
Внезапно, словно услышав мысли Кравченко, мужчина встрепенулся, моргнул и поднял на девушку свой взгляд. Он не был злым или раздраженным, однако она все равно почувствовала себя не в своей тарелке. Впрочем, это продлилось не долго, Карл отвлекся на печь, а затем, когда дрова вновь запылали ярким пламенем, поднялся на ноги и подошел ближе, первым нарушив царившую в комнате тишину. Влада слушала его внимательно, затаив дыхание и стараясь не шевелиться, отчего весомость слов мужчины обрела еще большую тяжесть. Когда он закончил, его вопрос чугунной плитой повис над головой девушки, однако, даже ощущая его давление, она не подала этого виду. Она смотрела на демона холодным бесстрастным взглядом, обдумывая его речь и нарочно растягивая время, как патоку. Наконец, откинувшись на спинку стула, она произнесла чуть слышно, зная, что Карл все равно ее услышит:
До тех пор, пока Вы мне не угрожаете. «И пока на небе властвует луна»
Она не хотела показывать своей слабости, но до тех пор, пока солнце лениво перекатывалось по небосклону, она была фактически бессильна, и к тому же заперта в доме, размеры которого оставляли ожидать лучшего.
Но я все же уверена, что Вы не собираетесь причинять мне вред, – почти без иронии произнесла Слава, утопая в цвете темных глаз мужчины, –  Иначе какой во всем этом смысл? – она обвела взглядом комнату и ненадолго задержалась на тетрадях, аккуратно разложенных на краю стола, затем вновь посмотрела на демона, и губы ее растянулись почти в приветливой улыбке. – Не для этого Вы ждали сотню лет, ведь если бы хотели – давно уже сделали, не так ли? – Слава поднялась на ноги и, подтянув вниз короткую юбку, подошла к противоположной стенке, у которой ютился старый холодильник времен Советского Союза. Странно было видеть этот безумный агрегат так далеко от дома и уж тем более так далеко от тех времен. Но Кравченко было невероятно приятно очутиться среди вещей, окружавших ее в самые лучшие годы жизни.
Некоторые вещи, написанные Александром, для меня непонятны, – с наслаждением вслушиваясь в знакомый скрип, Влада открыла дверцу холодильника и заглянула внутрь. – Там описаны какие-то формулы, фразы, похожие на заклинания или что-то типо того. Вы говорили, что знаете что-то о моем кулоне, знаете, почему я сорвалась и убила своего любимого… – открыв дополнительную дверцу, Кравченко с удивлением обнаружила там свежий пакет с кровью, на нем была марка больницы Города Легенд. – И, так полагаю, в обмен на эту информацию вы хотите попросить меня сделать что-то для Вас. Если это так, то, думаю, я готова приступить к выяснению условий сделки. – вытянув пакет из холодильника и откупорив крышку, девушка сделала глоток и с наслаждением почувствовала, как кровь холодом обжигает горло. Не совсем то, что при настоящем укусе, но все ничего, когда до ближайшей жертвы несколько сотен миль, если не больше. – Вы не голодны? Кажется, я видела где-то пару бутербродов.

+1

11

- Причинять вред? – Карл грустно улыбнулся, покачав головой. Он еще не знал, что совсем скоро ему предстоит утратить понятие человечности навсегда, ему еще не ведомо, что из него получится замечательный Зверь, точный и расчетливый, но холодный и отстраненный, как машина, не признающий ничего, кроме собственных мотивов, не удостаивающий вниманием окружающих, убивающий без размышлений. Будущее не известно никому, и в этом – самая большая горечь существования, даже таких всемогущих существ, как метаморф, способных одним своим желанием влиять на настоящее, в котором им довелось находиться. Досадный, очень неприятный фактор неизвестности, в которую каждый из живущих шагает изо дня в день, с замиранием сердца ожидая, что же будет за поворотом, доставляет ни с чем не сравнимые проблемы. Но сейчас это не настолько важно, потому что перемены наступят гораздо позже, кажется, через сотни тысяч лет, а не всего лишь в конце этого долгого жаркого лета. Поэтому сейчас мужчина улыбается и неловко пожимает плечами, глядя куда-то поверх головы собеседницы, а не в глаза, что случается с ним крайне редко, во времена наступления безжалостной сентиментальности. – Нет, мне это… не нужно, - да, не «не хочется», не «трудно», и никакие другие слова, а именно «не нужно», потому что Зверь уже живет в нем, пока что оглушенный безграничной любовью, растерянный из-за внутреннего тепла, испуганно забившийся в самый дальний угол несуществующей души, подальше от светлых эмоций, таких несвойственных его хозяину, но непреклонно царствующих в его мыслях и ощущениях. Но Зверь проявит себя, рано или поздно, когда Штайнеру будет тяжелее всего, когда захочется исчезнуть, замолчать навсегда и больше никогда не чувствовать – вот тогда эта тварь хищно вцепится в свою добычу и ласково пригреет в обманчиво заботливых объятиях когтистых лап, а потом… потом просто заменит усталого хозяина, являющегося всего лишь светлой, более спокойной половиной одного «я». Даже странно осознавать, что у перевертыша с и так пятью личностями у одной из них случилось раздвоение сознания, но даже такое иногда, совсем редко, но случается. – Иногда мои действия не зависят от моих желаний, - пожал плечами, присаживаясь за стол и проводя ладонью по теплым еще тетрадям, хранящим запах старых чернил, гусиных перьев и пропитавшейся пылью, пожелтевшей от времени бумаги. Время не щадит ничего, безжалостно забирая кровавую дань, оно почти как смерть – шагает с ней в ногу и, посмеиваясь, стирает со страниц истории и из памяти людей даты, для кого-то ставшие роковыми. Говорят, оно лечит, говорят, оно жестоко, а темная тварь только улыбается и пожимает плечами, потому что знает, что по-другому просто нельзя: люди слишком агрессивны, чтобы жить в мире, но слишком ранимы, чтобы выдержать груз воспоминаний, которых накапливается удивительно много за их короткую жизнь. Если бы воин помнил каждого врага, который полег от его руки, и всех тех товарищей и сослуживцев, кого смерть забрала чуть раньше, чем его самого, он сошел бы с ума и добровольно ушел в блаженное небытие, лишь бы не продолжать влачить свое бессмысленное существование дальше. И тогда в мире не осталось бы никого, только пустота и поля брани с каркающим вороньем, а еще долгоживущие и бессмертные, которым нет дела до этой самой слабой расы. – Нет, леди, я не голоден, - его организм мог выдержать много дней самой простой диеты под названием «не есть», таким уж придумали это чудовище Высшие, развлекавшиеся слишком могущественными силами исключительно для того, чтобы скоротать время, для них навсегда застывшее в янтаре абсолютного, идеального бессмертия. А он был силен ровно настолько, чтобы убивать своих врагов и в этом, чуждом его пониманию мире, и в собственном, родном и любящем, но слишком жестоком, если бы кому-то довелось посмотреть на него со стороны. – Не будет никакой сделки, - вопреки своим же словам, зеленоглазый монстр скользит тонкими пальцами по обложке одной из тетрадей, взятой наугад, а потом и открывает ее на случайной страницу, вчитываясь в текст и усмехаясь – да, судьба благосклонна к ребенку Изнанки, именно здесь описан ритуал призыва. Наверняка выписан из какой-то старой книги по черной магии, но зато в тексте среди вязи символов малознакомого языка наверняка найдется имя того, кто так великодушно разрешил человеку получить желаемое и выжить после этого, пусть и ровно настолько, чтобы успеть попрощаться с любимой и взять с безжалостного посланника самой смерти обещание. Смешной парнишка, неугомонный, любящий и слишком светлый – неудивительно, почему его забрали, почему его душа была настолько вожделенной, что демон согласился оказать человеку услугу, а не затмевать яркий свет чернотой страха и отчаяния. – Я расскажу все, что знаю, потому что я обещал это, - пусть не лично он. Пусть очень давно, пусть даже тому, кто уже давным-давно умер без права переродиться вновь – их слово нерушимо, раз уж они решили, что его стоит дать в залог собственной жизни, чести, гордости или… или нескольких чистосердечных счастливых улыбок потрясающего паренька, который умудрился стать для них настоящим другом всего за жалкую пару недель. – Кетцалькоатль… интересно, мне все чаще попадаются бывшие божества, - жуть заметно усмехнулся, аккуратно закрыв тетрадь, прошелся к окну, аккуратно отодвинул занавеску, хоть и короткую, но надежно защищающую от дневного света, выглянул наружу, полюбовавшись безлюдным пейзажем. Здесь, в этом затерянном для остального мира кусочке леса, было всегда удивительно тихо и восхитительно одиноко, но чувство здешнего одиночества не угнетало и не насылало усталости и тоски по внешнему миру – оно дарило удивительную атмосферу отдаленности и равнодушия, звенящую, как натянутая струна, ощущающуюся каждой клеточкой переменчивого тела Карла, идеального для отдыха мятущегося, не знающего покоя сознания, в которое иногда закрадывается гнетущее желание убивать. Вернее, нет, не желание – потребность, когда выворачивает наизнанку, заставляет делать шаг, еще шаг, и еще шаг навстречу своему долгу, уже давно выполненному, но все еще не забытому безжалостным временем, которое стирает воспоминания у всех, но никогда не трогает собственных, щедро одаривая ими несчастный многострадальный человеческий мир. За это метаморф и любил Изнанку – она была неподвластна времени, затапливая любого, кто попадал туда, собственной сутью, изощренной и страшной, ее сложно принять, но, если сможешь, больше не придется опасаться внутреннего неумолимого обратного отсчета, который преследует тебя всю твою жизнь вне багрового неба и отражений в бесконечных зеркалах долины-телепорта. – Сделка с дьяволом, - улыбнулся от звучания собственных слов – настолько они были нереальными для двух существ, совершенно точно знающих, что всякая религия не имеет под собой ни единого основания, а всякая вера служит только для порабощения тех, кто в ней увяз, - звучала примерно так: «я выполню твое желание, но в обмен на него ты лишишься души и права на возможное существование когда-нибудь через множество лет, но я дарую тебе две недели, чтобы ты успел закончить все земные дела и пришел к своей любимой с легким сердцем и счастливой улыбкой на губах, а уже после этого я заберу твою душу», - процитировал фразу нараспев, как будто сам присутствовал при ритуале, хотя, скорее всего, так и было, пусть сама тварь в этом никогда и не признается. – Только вот никто не уточнял, что демон не станет ждать, когда Саша придет именно к нему, чтобы уплатить долг. Пернатый змей никогда не упустит своего, он прекрасно знает, что в момент, когда вампир вонзает свои клыки в жертву, та испытывает удивительный покой и невероятное счастье. А для Саши нет большего счастья, чем ты. Так и получилось, - замолчал, опустив плечи и какое-то время просто сидя, даже не шевелясь, вспоминал, как ликовал Высший, получая теплую душу паренька, так удивительно похожую на солнце. – Внушение действует на всех, моя леди, - совсем шепотом, с болью в голосе, потому что понимал – никто не может защититься от воли Случая, никто не властен над собственной судьбой. – А медальон призван защищать своего владельца от солнца. Не полностью, конечно, но в пасмурный день можно будет выходить на улицу, а в солнечный – прятаться в тени. Замечательный подарок, правда? – но он не стоил жизни мальчика, умевшего улыбаться всем, безвозмездно, от чистого сердца делясь частичкой своего огромного, как весь этот мир, счастья. Штайнер никогда не признается себе, но где-то в глубине своей несуществующей души он ненавидит Владу за то, что она отобрала у мира этого человека.

+1


Вы здесь » Town of Legend » Флешбеки » Аквариум прожитых жизней (Vladislava V. Kravchenko)


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно