.net

Холодный ветер дул в лицо, морские волны с грохотом бились о скалы, а на высоте пяти метров летала стая голодных чаек, рыскающих в вышине в поисках пищи. Это не было похоже на ключ из гусей, равно как и на лебедей, точно знающих, куда они летят. У них не было плана. Чайки шумно вздымались вверх, кричали и оглядывались по сторонам, выискивая своими большими чёрными глазами то, ради чего они все тут собрались – пища. Жалкие крохи, которые им оставляют редкие туристы, или же дары океана – им было всё равно. Пища – та цель, которая объединяла летающих крыс в небе. Именно та цель, которая какое-то время держала их вместе, а затем и на земле. Когда одна из них, приметив что-то внизу, резко опускается, её примеру следуют остальные птицы. В их обществе нет демократии. Нет ничего того, что заставляет их делиться друг с другом. Тут каждый сам за себя. И теперь, пернатые крысы борются за то, что у них принято называть добычей. «Это же всего лишь кусок резины!», - воскликнете вы и будете правы. Неприметный, да и к тому же еще несъедобный, кусок станет настоящим яблоком раздора среди всей немногочисленной банды пернатых разбойников. Они станут громко хлопать тяжелыми от морских брызгов крыльями; клевать друг друга и грозно, а в некоторых случаях даже возмущенно, кричать. Раз за разом добыча будет переходить от одного клюва в другой. До тех самых пор, пока одна из них – явная победительница, - не попробует резину на вкус, и лишь тогда её постигнет разочарование. Громко вскрикнув, она шумно взмахнет крыльями и полетит на поиски другой добычи, тоскливо, но теперь более избирательно, осматривая морское побережье, усеянное всяким мусором подобно шведскому столу.   
Это была ранняя весна. Мало кто посещал побережье. Особенно сейчас, когда синоптики предвещали грозу. Люди кутались у себя дома в тёплые одежды, грелись у камина, не желая выходить на мелкий моросящий дождь, ласково бьющий по лицу всякий раз, когда подставляешь его под направление ветра. Температура воздуха не намного больше нуля. Идеальное время для того, чтобы подцепить на улицах города какой-нибудь лёгкий вирус, и уже на следующий день лежать в своей постели, сопеть от постоянного потока соплей и громко кашлять в кулак. Матери обеспокоенно прячут своих сокровенных деток под зонтами, кутают их в шерстяные одежды и кормят малиной или медовым чаем. Они боятся за здоровье своих малышей. А что же касается той маленькой девочки, бегающей по сырому пляжу в одном только свитере и джинсах? Кто побеспокоится за её здоровье?
Разве вы не видите? Ей весело.
Бегать босиком по влажному песку, гонять чаек, срывая им трапезу своим весёлым визгом – всё это доставляет маленькой крохе с яркими желтыми глазами лишь удовольствие, от которого она не в силах отказаться даже за ведро ванильного мороженого. Прыгая по грязному пляжу, она сочиняла стихи, пела песни, вперемешку используя несколько разных мотивов и комбинируя несовместимые стили. Она танцевала, вращаясь в подобии вальса. Она не могла усидеть на месте и, воображая из себя самолёт-истребитель, с характерными звуками мотора пугала чаек. Лишь спустя час, а быть может и больше, она упала на песок и, раскинув руки и ноги в стороны, ворошила ими влажный от моросящего дождя песок, создавая то, что принято называть «Ангелом».
Яркие глаза устремлялись вверх, глядя на то, как там снуются чайки, медленно проплывают серые облака, сквозь которые едва-едва проступало солнце. Жёлтые глаза печально смотрели на небо, не понимая, почему она видит мир всегда в одних и тех же красках. Черно-белые, угрюмые, бесцветные, как и её жизнь.
Маленькая девочка по имени Бобби Кейн лежала на сыром песке, мокла под нарастающим дождём и пела. Шепотом напевала песню, которую придумала сама, под названием – «Черно-белая весна». 
С тех пор многое изменилось. Мир всё так же не радовал её красками, сколько бы она ни старалась, её везде преследовали живые фильмы в стиле нуар. Она начала красть, проникать в квартиры и даже взламывать сейфы. Всё это было её стихией, её жизнью, в которой она начала преуспевать. И лишь одно не давало ей покоя – интернет. До тринадцати лет она не имела собственного компьютера. Её наставник и по совместительству отец – Джимми Гарсиа, - не любил шум от техники и едва ли переносил монотонное тиканье настенных часов, потому на возможное приобретение он ответил безоговорочным «нет». Тогда желтоглазой воришке пришлось пойти на крайние меры, и спустя пару часов, в их берлогу заползла коробка из-под новенького системного блока со всеми составляющими, затем монитор, колонки и даже веб-камера. Бобби Кейн всегда была алчной особой, особенно когда дело касалось техники.
После этого бесценного приобретения её жизнь изменилась. Она сутки напролёт проводила за компьютером, поначалу ради забавы, а потом и вовсе втянулась. Её не интересовали игры типа Солитёр и даже первые он-лайн игры, нашумевшие в обществе. Она не занималась тем, что так любила тогдашняя молодёжь и всегда брала планку повыше. Её интересовало нечто другое – изучение существующих языков программирования и создание своего. Не медля и секунды, она начала изучать всю ту литературу, которую сумела достать с полок популярных книжных магазинов. Бинарный код и скриптовый язык программирования совершили настоящую революцию в мировоззрении юной Роберты Оуэн. Ей нужно было больше рабочего пространства для работы, и она украла еще один монитор. Время от времени она меняла те или иные части системного блока на новые. Всегда следила за развитием компьютерной техники, и находила лишние пару минут на посещение склада. Часто она засыпала на клавиатуре, а проснувшись, продолжала работать над кодом. Это было подобно одержимости. Её не интересовали новости и сплетни, даже болтовню Джимми она пропускала мимо ушей, погрязнув в мире единиц и нулей. И вот,  в один момент всё перевернулось. Вернее сказать – застыло.
Её поглотила Сеть.
Мир без ограничений. Мир, где есть к чему стремиться, где перспективы безграничны и всем, абсолютно всем управляют машины. Сеть открыла перед Робин новые горизонты, устремила её взгляд в нужном направлении, втянула в себя и одарила бесценным даром – безграничным управлением над всеми механизмами, некогда и никогда не созданные человеком; возможность создавать свои изобретения – живых роботов из подручных материалов, способность понимать технику, как живой организм, создавать собственные операционные системы и компьютерные вирусы. Способность открывала путь к любому банковскому счету, любой камере, любому компьютеру. Всё что нужно было – это захотеть.
Робин никогда не воспринимала это как волшебство. Скорее как дар любящей матери, которая наблюдала за успехами названной дочери. Издалека, с гордостью наблюдала. 
 
.end

Ей часто снилась та ночь, когда весь город вспыхнул яркими красками кровавой жатвы. Когда город задыхался от пожаров и захлебывался коктейлем из крови и плоти жителей Токио. Мир, переставший существовать ровно в ту секунду, когда глаза уловили изменившийся в одно мгновение пейзаж чужой реальности, она узнала её название только спустя несколько недель, а вместе с черной крысой, об этом узнали и остальные немногие жители, оставшиеся в здравом рассудке после столкновения двух миров. Изнанка. Мир за Гранью. Как только его не называли. И если в некоторых случаях говорили ученые, к мнению которых можно было прислушаться, то в остальных многочисленных случаях без устали болтали самопровозглашенные жрецы, вместе со своей религией вводившие новые понятия и трактовки произошедшей катастрофы. Робин старалась не смотреть новости. Она, как и любой человек, испытывала острую необходимость закрыться от всего мира, хотя бы на несколько месяцев. До тех пор, пока всё не уляжется. Власти справились со своей задачей не так быстро, как хотелось бы. На введение новых законов и провозглашение независимости Города Легенд хватило ровно год. Но даже это было, по мнению Робин, долго. Она с трудом пережила его и залегла на дно, стараясь выходить на улицу только в случае крайней необходимости. Её страшил каждый темный переулок, где мелькала тощая тень, каждый шорох в стороне или выхлоп машины. Ночами ей снились кошмары, потому она старалась не спать. Первые три дня было легко, потом стало тяжелее сдерживать нужду своего организма. Стараясь отвлечься от мерзких мыслей, Роберта ушла в работу, погрузившись в нее с головой. Она создавала всё новые и новые механические приборы, вдыхала в них жизнь и могла провести целый день, слушая монотонный голос аудио-книги, которую загружала в своих роботов. Так она прослушала два тома «Война и мир» Достоевского, на которого у нее прежде никогда не хватало терпения. Она нашла интересным для себя изучение архитектуры и начала грёзить о сознании собственного мира, но первые зарисовки так и остались заброшенными среди тысячи бумаг на её рабочем столе. Она не могла найти себя. Её тревожило что-то. Это было отчаяние. Словно бы она потеряла что-то очень значимое, но не могла понять что именно. Быть может, тягу к жизни?
Так продолжалось и по сей день, с тем лишь различием, что Робин, наконец, выбралась из своей лачуги и вернулась к работе информатора. Оказалось, что какое-то время её считали погибшей, но это не стало преградой для возобновления её деятельности, и уже спустя пару часов появился клиент. Как всегда бывает: он назначил встречу, она пришла и уже спустя десять минут официального общения, мужчина покинул её со скомканным бумажным пакетом в руках. Оплата её услуг была высока, но всегда оправданно – мало кто мог собрать те данные, которые с такой лёгкостью подбирала Роберта Оуэн. За это она всегда считалась ценным сотрудником. А за оплату брала электронные деньги – наличка её мало интересовала, тем более, ту сумму она вряд ли смогла бы вынести из злачного заведения, оставаясь при этом незамеченной.  Во всяком случае, из стрип-клуба, находящегося по-прежнему в самом опасном районе Города. Так уж получилось, что заказчик был максимально убедительным, назначив встречу именно в этом месте.
Робин имела привычку уходить первой, но в этот раз получилось наоборот – мужчина, едва получив пакет в руки и дождавшись, пока черная крыса проверит доставку денег на её счет, скоропостижно скрылся за дверью, напоследок пробормотав пару слов прощанья. Проводив его ускользающую фигуру взглядом, девушка осталась сидеть на месте. Она не любила посещать ночные клубы, где похоть и разврат крутятся в соблазнительном водовороте. На глаза ей попались знакомые с криминальных хроник лица. Роберта не стала утруждать себя звонить в полицию и объявлять про продажу наркотиков пьяной молодежи, ведь они и так об этом знали – всякий ночной клуб служит прикрытием противозаконной деятельности.
Блуждая безразличным взглядом по порочной публике, Роберта не спешила выходить наружу. Киояма до сих пор наводил на неё старые страхи, заставляя кожу покрываться мурашками, а коленки – дрожать. Потому она предпочла ненадолго задержаться в клубе, сидя в мягком кресле, дальше всех от сцены и прожекторов, она пыталась находиться ближе к тени, которая ласковой вуалью ложилась на её лицо, прикрывая от любопытных взглядов невысокую фигуру черной крысы. Поджав к себе ноги и положив на колени подбородок, Робин отрешенно смотрела на стакан ирландского виски. Она так к нему и не притронулась.

одежда ::  серая майка, сверху которой наброшена голубая рубашка; потертые джинсовые шорты, кроссовки. Армейский жетон с датой катастрофы и тремя именами: "Джимми, Робин, Менша"

Отредактировано Robin (2012-11-02 23:26:55)

Янтарная жидкость в стакане слегка покачивалась, и в какой-то момент Робин показалось, что поверхность напитка колеблется в такт музыке, под которую с такой лёгкостью извивались молодые тела на сцене. Окинув взглядом зал, она недовольно поморщилась, словно бы ей под нос сунули нашатырный спирт. Здесь смердело похотью, развратом и грязными деньгами. Нельзя сказать, что черная крыса зарабатывала праведным путём, но подобные заведения она недолюбливала по весьма понятной на то причине – женщины. Их запах был везде. Даже в кресле, на котором сидела Роберта. Она старалась не задумываться, когда здесь в последний раз проводили генеральную уборку и в особенности, сколько посетителей клуба теряло над собой обладание, наблюдая за соблазнительным извиванием женских тел.  Мужская природа так предсказуема – стоит только взмахнуть волосами, покачнуть бёдрами и раздвинуть пошире стройные ножки, как он уже на всё согласен. Не мудрено, что подобные заведения приносят большую прибыль своему владельцу. В мире всегда преобладали пороки, а благодетель зачастую забывалась уже спустя пару минут.
Возбужденная публика требовала зрелищ. Одна танцовщица сменялась другой. Робин наблюдала за девушками с немалой долей цинизма. Они не казались ей красивыми – обычные человеческие шлюхи с ярким макияжем и пёстрым нарядом. В них не было ничего, чтобы могло привлечь взгляд. Не более чем конфетка в красивой обвертке. При желании, любая женщина может стать соблазнительной настолько, насколько это требуется для совращения её избранника и воплощения в жизнь его страстных фантазий.
Чертовщина.
Отвернувшись от сцены, Роберта прикусила губу. Наверное, где-то глубоко внутри она завидовала им, ведь эти женщины могли позволить себе совершать глупости, не заботясь о последствиях. Они умели соблазнять или делали вид, что умеют – сейчас это было не важно. Главное то, как на них смотрели мужчины. Робин никогда не ловила на себе такой взгляд, и почему-то сейчас это казалось важным.
- Доброй ночи, мисс. Прошу, пройдемте вместе с нами. Вас желают видеть. – Мужской баритон вывел её из глубокой задумчивости.
Робин подняла взгляд и опешила. Рядом стояли два широкоплечих охранника и терпеливо ожидали её решения. Во всяком случае, они создавали вполне отчетливую иллюзию, что у девчонки есть выбор: пойти с ними или уйти восвояси. Опустив ноги на пол, Роберта гордо вздёрнула нос и окинула свирепым взглядом двух мужчин, заявив:
- Вообще-то я уже собиралась уходить. – Она поднялась и решительно направилась к выходу, по пути добавив: - И я никакая-то там шлюха, чтобы меня желали видеть. Руки прочь!
Поздно. Быстрым движением её уже скрутили, заставляя позорно пересекать весь зал, а потом и подниматься вверх по лестнице. Нельзя сказать, что Робин стала от этого более покладистой. Напротив – она стала еще больше верещать, протестовать и брыкаться, в жалких попытках освободиться из захвата. Было больно, потому она шипела и недовольно буровила взглядом пыльным пол, куда уткнулся её чересчур горделивый нос. Ругалась она громко, да так, чтобы наверняка перекричать музыку и привлечь к себе внимания. Быть может это и не спасет её от унижения, которым наверняка уже кто-то насладился всласть, но внесет свою горьковатую лепту в ночное празднество. Злостная натура чёрной крысы не желала сдаваться просто так, потому она пошла на отчаянные меры и укусила за ладонь охранника, едва они подошли к большим дверям, ведущим в кабинет хозяина клуба. Тот взвыл от боли и, не упуская скоротечного шанса, девчонка со всей силы ударила пяткой мужчину в пах, после чего извернулась и уже бросилась бежать, как её поймал второй охранник и, не став церемониться с уважаемой гостьей, словно щенка закинул её в кабинет.
- Какого чёрта?! – не унималась Робин, поднявшись с пола и зло сверкая глазами из стороны в сторону. – Верните сумку!
Резко вырвав её из рук охранника, она ударила того кроссовком в колено и по-хозяйски велела:
- Выметайтесь, чёртовы ублюдки!
Слегка утихомирившись, Робин осмотрелась и первое, что попало ей на глаза, был большой экран, на котором отображались картинки с камер слежения. Недовольно нахмурившись, она произнесла:
- Теперь понятно, как вы выбираете себе шлюху на ночь. Но я не собираюсь… - резко развернувшись, проговорила она, но тут же замерла, столкнувшись взглядом с мужчиной, - … прислуживать вам.
Она замерла не просто так. В воздухе витал до боли знакомый аромат. Запах, который она одновременно пыталась забыть и искала среди толпы жителей Города Легенд. Тогда она не видела его лица, но помнила глаза и слышала голос. Если сейчас он заговорит, и она узнает его, то…
Робин, словно в наваждении, сделала шаг вперед и тут же два шага назад. Ладонь почему-то схватила армейский жетон, около года назад сделанный на заказ в память о катастрофе. Она не могла поверить, что это Менша. Не хотела или просто боялась.

Отредактировано Robin (2012-08-28 21:25:41)

В голове крутился лишь один вопрос – что если?
Если бы ученые не совали свой нос туда, куда не требуется. Если бы они не изучали тайные миры и не пытались проникнуть в сокровенные уголки Изнанки. Если бы кому-то не взбрела в голову эта ужасная, оскверняющая мысль – обесчестить чужой мир своим проникновением. Если бы кто-то не нажал на красную кнопку или не произнес завершающих слов заклинания. Если бы кто- то помешал этому и пласт между двумя реальностями не нарушился. Если бы не открылись сотни порталов, открывающих путь низшим демонам на Землю, а люди смогли дать достойный отпор до того, как погибнут миллионы.
Что если?
Для кого-то это могло быть забавой. Кто-то мог присоединиться к кровавой жатве, разделяя трапезу ужасных демонов. Но многих остальных тот день еще долго будет преследовать в ночных кошмарах. Реки крови с расчлененными телами и предсмертные крики, эхом отдающиеся в ушах. Ни одна война не была похожа на эту бойню. Слишком много жертв за одну ночь. Слишком много крови.
Робин отшатнулась. Воспоминания нахлынули на нее тяжелой волной. Она не хотела показывать свой страх перед лицом смерти, но глаза выдавали все её переживания, которые чёрная крыса тщетно пыталась подавить в себе или хотя бы спрятать в самом дальнем уголке своей души. Катастрофа существенно повлияла на её рассудок, Роберта была даже недалека от того, чтобы податься в религию. Но, к счастью, её вовремя остановил Джимми, дав хорошую оплеуху и выбив всю фанатичную дурь из головы девчонки.
В народе говорят, что на всё воля Творца. Значит ли это, что он спас её в ту ночь? Творец в облике демона? Вот это настоящая чушь!
Робин не могла смотреть по сторонам, взгляд её уперся на лицо мужчины, и если раньше она не могла подолгу сохранять зрительный контакт, то сейчас что-то изменилось – она была не в силах оторвать взгляда от его глаз, тех самых, которые через прорезь респираторной маски смотрели на нее чуть более года назад. Голос эхом отдавался в сознании. Она с трудом могла разобрать смысл сказанных слов, но вместе с фразами пришло четкое осознание того, что перед ней стоит тот самый демон. А значит… что это значило для Робин? Ей всегда было трудно разбираться со своими чувствами. С остальными людьми было проще, она разделяла всех на временных союзников, врагов и массовку. Зачастую её знакомые кочевали от одного определения к другому, и заканчивалось всё во врагах. Джимми всегда был её семьей, и она не относила его ни к одной из групп, но что насчет Менши? В этот раз она позволила сомнениям взять над собой верх. Он казался ей кем-то другим, потому Робин боялась вешать ярлыки. Не хотела торопиться со своими чувствами, а они, несомненно, были, и сейчас чёрная крыса затихла, как провинившаяся девчонка, села в кресло и судорожно блуждала взглядом по столу, словно бы в поисках ответов на свои вопросы.
Осознав, что ладонь все еще сжимает жетон, Робин поспешила спрятать его под майку. Она сама до конца не понимала, зачем заказала выгравировать там три имени, ведь одной даты оказалось бы достаточным. Теперь же боялась, что её сочтут сентиментальной, а это чувство она всегда считала слабостью.
- Менша, - кивнула она и усмехнулась. Чувства не подвели её. Это действительно был он, и теперь в душе чёрной крысы в неравной борьбе сошлись необъяснимая злость и радость от этой встречи.
- Ты принес с собой тяжелые воспоминания. – Подняла она на него взгляд, полный смятения. – Я бы выпила, если у тебя что-то есть.
Она не могла расслабиться в его присутствии. И хоть с виду могло показаться, что на нее давил авторитет владельца ночного клуба, дело было совершенно в другом. Ей было тяжело справиться с пережитыми кошмарами, а гордая натура не позволяла говорить на эту тему даже с Джимми. От одиночества становилось только хуже, поэтому она старалась найти отраду в своей работе, но даже там приходилось сталкиваться с последствиями катастрофы. Немудрено и свихнуться на этой почве, но, благо, судьба уберегла рассудок чёрной крысы от разложения.
Сидя в обнимку с сумкой, Робин подтянула к себе ноги и нерешительно взглянула на Меншу. Возможно, его могло смутить такое поведение девчонки, но иначе она не могла. Скованность была всего лишь защитной реакцией.
- Нам не стоило тебя покидать. Было очень трудно выбраться из трущоб живыми. Джимми очень потрепало, я боялась… - она не закончила, просто перевела взгляд на стол и замолчала. Трудно говорить о том, что произошло и еще тяжелее – о том, что могло произойти. Молчание её могло затянуться надолго, но она не позволила безнадёжности взять над собой верх.
- Говорят, что во всём виноваты ученые. Еще кто-то обвиняет во всем Творца, а кто-то находит отраду в Библии. Второе пришествие Христа уже близко, слышал о таком? Инопланетяне, фанатики, еретики – все это пища для простого народа. Я верю только тому, что видела.
Потянувшись за бокалом, она не отпила и даже не пригубила. Просто взяла двумя ладонями, словно бы греясь как от чашки горячего шоколада.
- Зачем ты это делал? – наконец, спросила она. – Зачем помогал людям?
На последнем слове она нерешительно подняла взгляд и снова опустила его на стол. Нет, ей было интересно не это, совершенно не это.

Отредактировано Robin (2012-08-31 00:19:54)

На всех Катастрофа повлияла по-разному: кого-то оставила калекой, а кому-то существенно повредила рассудок, который уже никогда не станет здравым. Ужасы от пережитой ночи будут преследовать каждого человека, которому удалось выжить после нашествия тварей Изнанки. И если были те, кто мог замкнуть в себе свои страхи, стараясь не акцентировать на них внимания и всеми силами пытаясь забить, то находились и такие, которые не могли отпустить свои воспоминания и переживали их каждой ночью, закрывая веки перед сном. Робин пыталась принадлежать к первым, тщетно старалась подавить в себе ужасные воспоминания, но с каждым разом становилось труднее препятствовать их ядовитому проникновению в свой пошатнувшийся рассудок. Какое-то время она старалась блокировать себя от общества: не следила за новостями, не принимала новые заказы и даже за пополнением провизии не выходила. Все, что она могла делать, это замкнуться в себе и сидеть в окружении оживших механических приборов, имеющих причудливые формы насекомых. Отказавшись от Сети, она потеряла всякую связь с реальностью. День за днём чёрная крыса бездействовала, неосознанно позволяя ядовитой желчи все больше распространяться по её рассудку. Она начала терять себя, терять свою сущность и забываться в наркотических приходах, наивно полагая, что опиум сможет помочь избавиться от злых воспоминаний, но становилось еще хуже. Кошмары давили на подсознание Роберты Оуэн, делая из нее слабое, немощное существо, упавшее на самое дно и потерявшее чувство собственного достоинства. Такой она могла быть и в эту ночь, но, к счастью, нашелся тот, кто помог ей выбраться из пучины слабоволия. Вышибая дверь с петель, Джимми нашел свою подопечную на загаженном полу, её тело покрывали сотни механических существ, глаза покраснели от пролитых слез, а губы шептали его имя. В тот самый миг Роберта балансировала между жизнью и смертью, и если бы её не откачали, она наверняка бы уже тлела под землей в безымянной могиле.
От тяжелых воспоминаний в глазах застыли слёзы. Робин опустила свой взгляд на стакан и отчаянно уцепилась за слова Менши, надеясь хоть как-то отвлечься от страшных наваждений. Она никогда не чувствовала себя такой слабой и беспомощной, как в тот день и надеялась, что больше никогда не почувствует.
- Ты говоришь, что не помнишь то, что было. – Хрипло произнесла она, сжав стакан ладонями. – Поверь мне, это лучше, чем помнить все в самых точных деталях. Всё, до последней капли. Словно бы твое сознание – это компьютер, который всего лишь воспроизводит видео-файл. Это…
Сложно? Да, чертовски сложно забыть то, что не можешь.
Робин одним смелым глотком осушила бокал и резко опустила его на столешницу, поморщившись от горьковатого вкуса выпивки. Она не разбиралась в дорогом пойле, да и вообще редко когда позволяла себе пить что-то крепче газировки, но этот день был исключением. Хотелось выговориться, скинуть с себя всю тяжесть прожитых кошмаров и, наконец, вздохнуть полной грудью. Но одних слов здесь было недостаточно.
- Я покажу тебе, Менша. – Встав с кресла и скинув со своих колен сумку, твердо произнесла Роберта. – Покажу то, что было.
Решительно подойдя к монитору, закрепленному на стене, она положила на него правую ладонь, для чего пришлось встать на носочки. На изображениях с камер слежения возникли помехи и, мигнув пару раз на прощанье, они исчезли, а экран воспроизвел новую картинку в режиме full screen.

После разлуки с Меншей прошло не так много времени, прежде чем их настигли куда большие неприятности. И, наверное, не будь они так истощены, то смогли бы дать достойный отпор, но если с мелкими падальщиками Джимми был еще способен разобраться голыми руками, то против ментального воздействия он оказался бессильным, равно как и Роберта.
Переулок, куда они повернули, оказался светлее, чем все остальные, и на первый взгляд – безопасней. Странно, но казалось, что его не затронула катастрофа. Здесь было слишком тихо, а желтоватый свет от фонарей привычно мигал, заставляя напрячь зрение в ожидании какого-то подвоха. И если раньше Робин ожидала увидеть выпрыгивающую из тени банду разбойников, то сейчас она боялась встретить куда более опасных противников. Но переулок молчал и манил к себе, навязчиво имитируя иллюзию спокойствия и уюта, присущего только такому падшему району, как Киояма. Трудно было не поверить в то, что здесь их ожидают нападки потусторонних существ. Этот переулок казался чем-то вроде оазиса в жаркой пустыне. Появилась твердая уверенность, что здесь можно отдохнуть и набраться сил. Но едва они сделали несколько шагов навстречу вожделенному спокойствию, как ловушка тут же захлопнулась. Окна домов разом лопнули, выпуская сотни мелких тварей, схожих с жуками, только куда более крупных. Робин метнулась к выходу из переулка, но её тут же откинуло на несколько метров назад. Больно приземлившись на мусорный бак, она поспешно вскинула пистолет и потратила всю обойму на то, чтобы отстрелять ползущих по стене тварей. Но сколько бы она не стреляла, ей удалось попасть всего лишь несколько раз, а паразитов все прибавлялось и прибавлялось, словно бы им не было числа.
- Чего ты ждешь?! – кричит она Джимми, оглядываясь назад. Ведь он уже давно должен был применить тяжелую артиллерию, и хоть патрон с последней потасовки осталось мало, он должен был стрелять, а Роберта не слышала с его стороны ни единого звука, и это заставило её сердце упасть в пятки.
Он сидел, прислонившись спиной к стене здания. Порванный и пропитавшийся кровью капюшон кидал тень на его глаза, но Робин отчетливо видела на его лице улыбку – блаженную и счастливую, а оттого казавшуюся еще более сумасшедшей. Оружие было брошено на землю, словно от ненадобности. Он находился как будто бы в совершенно другой реальности, не осознавая, что его тело грызет свора черных тварей, раз за разом пробираясь к жизненно важным органам. Робин хотела закричать, хотела сдвинуться с места и подбежать к нему, но она не могла. Что-то держало её, заставляя смотреть прямо на друга, истекающего кровью. Она не могла пошевелить руками, не могла даже закрыть глаза. Её сковывал страх и страхом этим питался демон, высушивая жалкие остатки жизненных сил. Контроль над телом не давал ей упасть на колени, даже когда кожа её начала иссыхать, а горло словно бы перекрыл большой сухой комок, заставляющий жадно хватать воздух ртом. В висках она отчетливо слышала учащенное биение своего сердца, а в мыслях повторяла имя Джимми.
Демон весьма искусно владел ментальной магией и ему не составила большого труда узнать настоящие страхи, скрытые глубоко в душе Роберты Оуэн. Потеря наставника была тем самым страхом, от которого можно было бы извлечь максимум энергии для подпитки своего тела, но, к счастью, удача отвернулась от него в тот самый момент, когда в здание попал артиллерийский снаряд и тем самым снял наваждение и фантомную среду в радиусе километра.
Истощенное тело Роберты упало, но она нашла в себе остатки сил, чтобы подползти к Джимми и обнять его за шею, проверяя наличие пульса. Дальше её сознание померкло и монитор погас.

Все происходящее отображалось от первого лица, глазами Роберты. Все звуки и даже её мысли – всё было предоставлено в одном видео-файле, хранящимся в глубоко в сознании черной крысы.
Сквозь помехи на экране вновь возникла картинка с камер слежения. Робин устало убрала ладонь с монитора, но прежде подцепила пальцами фигурку танцующей девушки у шеста. Изображение в виде голограммы перебралось на раскрытую ладонь. Несколько секунд она задумчиво смотрела на нее, и было сложно догадаться, о чем в этот момент думала Робин.
- Значит, такие девушки тебе нравятся, - тихо произнесла она, наблюдая за извивающимся телом на своей ладони. – Они всем нравятся.
Словами она снова пыталась уйти от своих воспоминаний, а мыслями все еще переживала ту страшную ночь.

- Ты идиот... – Тихо произносит Робин, возмущенно осматривая демона. – Ты чёртов идиот!
И быстро выходит из кабинета, громко хлопнув дверью.
На пути вырастает широкоплечая фигура охранника. Робин с необъяснимой ненавистью кидает в него танцующую голограмму стриптизерши, от электрического заряда которой мужчина падает на пол. Её пытается схватить другой охранник, но она ожесточенно отмахивается с воплями «Отвали!» и только лишь сейчас, оказавшись на пятой ступеньке лестницы, вспоминает о своих вещах, позабытых в кабинете. Оглядывается и, недовольно рыча, падает в ближайшую тень, чтобы спустя считанные секунды выйти уже позади Менши. Толкнуть его, направляясь к своей сумке, но внезапно остановиться и яростно посмотреть на мужчину снизу вверх.
- Ты идиот, если желаешь быть одиноким! – ткнула его пальцем в грудь, совершенно не заботясь о своей безопасности. – Ты совершенно не знаешь, что такое одиночество. И, судя по всему, именно это тебя привлекает. Я была там, Менша. В гуще толпы, никому не нужная, оборванка со стертыми в кровь пятками и зассаными штанами! Я плакала, просила помощи, но никто не обращал внимания. Скажи, кому нужна маленькая дрянь - разносчица инфекций? Я же крыса, это моя суть – гадить в тапки цивилизованного общества. Ты тоже так считаешь, да?! – снова толчок в грудь. – Думаешь, мне было весело тогда? Думаешь, утешая саму себя, глотая соленые сопли и давясь коркой хлеба, мне было весело?! Слушать мысли, жужжащие в голове и твердящие «ты никому не нужна», это весело?! – толчок. – Ты ни черта не знаешь про одиночество! Говоришь, будто бы это твой единственный выход смыться из собственной головы, но это не так. То, что внутри тебя – это твое достоинство, и никогда не было недостатком. Ты полный кретин, если не осознаешь этого.
Она хотела сказать еще что-то, но отвернулась, больше не сдвинувшись с места. Робин была зла на Меншу, но не потому что он высказал ей то, что, быть может, никому больше не говорил. Возможно, он открыл ей свою душу или какую-то ее часть. Иначе к чему был тот взгляд и раздутые от гнева ноздри? Она знает, как задеть человека за живое, но в этот раз произошла спонтанная случайность. Нет, она не хотела делать ему больно, не хотела рвать его душу. Все чего она хотела это… тепла.
- Извини. – Тихо произносит Роберта, нерешительно поднимая глаза и виновато глядя на лицо мужчины. – Ты прав, я совершенно тебя не знаю, равно как и ты меня. Мы встретились с тобой всего один раз и считаем, что уже друзья до гроба? Разве такое бывает? Скажи мне, Менша.
Она опускает глаза, несколько секунд глядя на его ботинки. Мысли путаются в голове. Мысли сейчас плохие помощники, поэтому она идет на поводу у своих чувств.
- А знаешь, после той ночи я кое-что оставила себе на память. – Пальцы подтянули шнурок и вытащили из-под майки армейский жетон. – Оказывается, я умею быть сентиментальной. – Она сняла его и протянула мужчине. – Это значит, что я хочу знать о тебе больше. – На краткий миг запнулась, словно бы решая, продолжать фразу или лучше промолчать. – Если ты позволишь.

Люди страдают. Они умеют страдать так, чтобы потом с трудом залатать свои кровоточащие раны. Они умеют переживать боль внутри себя, умеют справляться с ней, приглушать и закрывать далеко внутри себя, так чтобы никто не сумел добраться до сокровенных воздушных замков, в которые хочется верить, несмотря на прожитый век, переполненный зачастую тусклыми, но бывало и яркими эмоциями. Они умеют отпускать обиды, прощать тех, кто этого не достоин, и верить в светлые зачатки человечества. Проще говоря, они умеют жить – так, как это не умеет никто другой. Им дан всего лишь один шанс, чтобы оставить свой след в истории. Шанс длиной в шестьдесят лет, тридцать, сорок – никогда не знаешь наверняка, сколько времени отвела тебе судьба. А впрочем, с этой своенравной девкой никогда не можешь быть уверен в завтрашнем дне. Судьба глумлива и любит шутки. Когда всё идет своим чередом, она умело подкидывает свинью или подсадную утку. Говорят, чтоб жизнь малиной не казалась. Люди. Они всегда всему найдут оправдание. В этом было их преимущество и одновременно недостаток. Они говорят «Бог простит» и продолжают грешить, уповая на материальные блага и забывая про духовные. Плодятся, размножаются и строят города на дряблых костях своих предков. Возводят вавилонские башни, соревнуясь друг с другом в высоте своего сооружения. Пропивают свой язык, заменяя его на уличный сленг. Люди всё ещё умеют жить?
Робин никогда не сравнивала себя с людьми и уж тем более не могла позволить себе сравнивать с ними демонов, которые по общепринятому шаблону были олицетворением жестокосердия и беспощадности. Это могло бы показаться кощунством, но сейчас, именно в этот момент, Менша показался ей куда более человечным, чем она сама. Естественным, без наложенных театральных масок – таким, каким его, быть может, еще никто не видел, а если и видели, то лишь единицы. Во всяком случае, ей хотелось в это верить. Хотелось сокращать расстояние между ними семимильными шагами. И пусть сейчас они находились совсем рядом друг к другу, пусть она смотрела в его глаза, тщетно пытаясь угадать их цвет, Робин чувствовала пропасть между ними – недосказанных слов, историй, долгих и мимолетно-коротких кусочков жизни. Возможно, она впервые захотела узнать о ком-то больше, чем положено знать информатору. Всё. До самых мелочей. Всё до обглоданных косточек. Ей захотелось увидеть мир его глазами. Услышать чужие голоса в его сознании. Окунуться в незабываемые воспоминания из его прошлого, проникнуться драмой и вместе посмеяться над комедией. Ей захотелось прожить не одну сотню жизней, чтобы раз за разом встречать на своем пути этого мужчину. Сколько ему лет? Она не знала. Сколько голосов замкнуто в его черепушке? Не знала. Свидетелем скольких исторических событий он был? Тоже не знала, равно как и цвет его одежды, предпочтения в музыке и любимое животное. Она не могла сказать о нём ровным счетом ничего, кроме имени. Этот барьер казался сейчас невыносимо тяжелым, обременяющим, словно невыполненное обещание. Одновременно с этим Робин боялась сделать шаг навстречу. Но ей повезло – это сделал за неё Менша.
Вдох. Так и застыть, не решаясь выдохнуть. Пальцы на ладонях дёрнулись было к мужчине, но остановились на полпути. Какое-то время Роберта чувствует себя ватной и даже не дышит, глаза раскрыты в испуге, но не от ужаса, а от неожиданности. Она не знает, как действовать в таких ситуациях. Не знает, что говорить или чем помочь. Всё, что она может, это стоять на месте, нерешительно застыв в объятиях мужчины.
- Я… - наконец, выдыхает она, не зная, как продолжить фразу.
Оно и не требуется. Всё желание находиться сейчас рядом с Меншей выражается во внезапном всплеске чувств, когда Робин подается вперед, обнимая мужчину и зарываясь носом в его одеждах. Поначалу сосредоточенное лицо расслабляется и вскоре на нем мелькает улыбка. Она больше не произнесла и слова. Ей казалось, что они будут здесь лишними. Во всяком случае, еще несколько минут хотелось побыть в тишине, где их не достанут встревоженные охранники, врывающиеся в кабинет; музыка, исходящая от танцплощадки и приглушенная звукоизоляционным стеклом; даже тиканье механических часов и писк пролетающей мимо мухи. Хотелось уединиться от всего материального мира, скрыться на пару недолгих минут, чтобы вдоволь насладиться присутствием друг друга. Поэтому Робин забрала мужчину с собой, незаметно перешагнув грань между двумя плоскостями мира и очутившись в теневой изнанке – там, где их никто не сумеет потревожить. Ни единый шорох, ни единый голос. Здесь было тихо и темно, но труднее дышать, поэтому Роберта встревожилась не на шутку, когда заметила отсутствие сердцебиения у демона. Она резко подняла голову, беспокойно глядя на его лицо, и назвала по имени:
- Менша, - несколько резко и взволнованно, а затем осеклась, заметив, что тот чувствует себя не страннее обычного. Следовало как-то выходить из неловкого положения, когда их глаза встретились, и Робин предприняла отчаянную попытку: - Какого цвета у тебя глаза?
Она опустила взгляд не от того, что не умела подолгу сохранять зрительный контакт, а скорее от смущения. Лишь крепче прижалась к мужчине, боясь, что тот развернется и уйдет без объяснений. Не хотелось лишаться его тепла. Не хотелось разрушать свои воздушные замки.

But I won't be no runaway
Cause I won't run
No I wont be no runaway
What makes you think I'm enjoying being led to the flood?
The National - Runaway

Никогда прежде Робин не чувствовала себя такой… счастливой. Странное слово. Она даже не знает его точной интерпретации, и наверняка ни один словарь не сможет объяснить, каково это на самом деле – быть счастливой. Тепло внутри, мурашки по телу и душа, которая трепещет от испытуемых чувств, что на глаза наворачиваются слезы. При других обстоятельствах, черная крыса бы убежала прочь. Никогда доселе она не нуждалась в столь чувственных и трепетных эмоциях, ослабляющих её перед всем миром, делающих мягкой и ранимой – такой, какой она никогда не была. Старые устои, правила и табу рушились. Она словно бы предавала саму себя, одним взмахом вычеркивая из своей жизни накопленный опыт горечи и неудач. И не боялась быть обманутой. Рядом с ним она не боялась ничего. Возможно, в этом теплом чувстве и есть какая-то доля необъяснимой безрассудности. Быть может, здесь есть какой-то подвох, от которого она вскоре пострадает. Но Робин не могла иначе. Здесь и сейчас рядом с Меншей, она не могла отступить на шаг назад, не могла сдвинуться с места или даже поднять на него взгляд. Ей хотелось провести в таком положении еще несколько веков, делиться своим теплом и взамен получать его – такое необычное, трепетное, живое. Неизвестно, кто кого сильнее сдерживал в объятиях: она его или он её, но было очевидно, что никто из них не желает расставаться. Только не сейчас, а быть может и никогда.
Робин показалось, что его голос изменился. Она подняла взгляд и заметила явные перемены во внешности, но не стала говорить об этом, лишь провела ладонью по лицу, невесомо дотрагиваясь до его глаз, носа и губ, словно слепец, считывая информацию и запоминая его-настоящего, реального. Оказывается, у него зеленые глаза.
- Вероятно, мой любимый цвет. – Улыбнулась она Менше. – Но я даже не представляю, как он выглядит.
Попробуйте объяснить слепцу, какого цвета трава под ногами; бушующее море, разбивающееся волнами об каменистый утес; безмятежное небо, рассвет и закат. Попробуйте описать ему всё в самых ярких красках. Он может улыбнуться и кивнуть, сделав вид, что понял, но на деле – ни одни слова не смогут передать цвет таким, каким он есть на самом деле: тусклым, ярким или жгучим – не суть как важно. Он привык жить во тьме и лишь благодаря воображению туда проступает луч света. Робин же видела всё в черно-белых оттенках. Для нее не существовало ни зелёных лугов, ни темно-синего моря, ни голубого неба и ярко-красного заката. Вся жизнь была разрисована всего двумя цветами, и сейчас, пожалуй, настал единственный момент, когда она об этом существенно пожалела. Хотелось понять, что такое «зелёный».
- Не отпускай меня. Никогда. – Тихо проговорила она, поднимаясь на носочки. Словно бы в этом мире их могли подслушать, а слова были слишком личные, слишком «для него». – Даже если я убегу, найди меня. Ладно?
Ей не требовалось ответа, даже кивка. Она знала, что по-другому быть уже и не может. Назвать это судьбой или провидением Господним – нет. Это «они». Это «мы». Это личное и никому никогда не узнать, какие на самом деле чувства они испытывают друг к другу. Необъяснимые. Слишком красивые, чтобы называть это «любовью». Слишком тёплые для «дружбы». Слишком родные для «семьи». Их нельзя назвать одним целым, но и порознь жить они уже не смогут. В мире осталось много чего непостижимого - событий, которых принято называть феноменами. Их союз был таковым.
Робин потеряла счет времени, но ощущала, что теневая изнанка не желает больше сдерживать их внутри себя. Остались доли минут, а быть может и секунд до того, как их выкинет в реальность, но этого оказалось достаточным, чтобы чёрная крыса успела провести демона по теневым закоулкам чужого мира и выйти уже на крыше здания.
- Здесь тебя будут искать в последнюю очередь. – Произнесла она, подняв взгляд на Меншу и нехотя отпуская его ладонь. – Охранники. – Объяснила она, продолжая цепочку мыслей и подойдя к краю крыши. – Похоже, они очень взволнованы тем погромом в кабинете. Прости.
Извинение прозвучало на одном дыхании с будничной фразой. Возможно, чересчур неожиданно, но Робин не могла унять тревогу за всё произошедшее. Ей казалось, что она заглянула слишком далеко, дотронулась до слишком трепетного, чтобы так просто оставить эту ситуацию без слов.
- Знаешь, когда-то давно меня звали Бобби. Только никому не говори, это глупое имя. – Она усмехнулась, развернувшись к Менше. – У меня была семья, но я её не знала, потому что они избавились от меня в слишком юном возрасте. Подкинули на порог какого-то дома. Тогда была гроза, а моя коробка насквозь промокла. Помню, как выпрыгнула из нее, убегая, а вдогонку послышались выстрелы из ружья. Тогда я поняла, что никому не нужна. Ни людям. Ни крысам. Это было ужасное чувство… одиночества. Маленькая чумазая девочка против всего мира. – Горько улыбнувшись, она посмотрела ему в глаза. – Ты счастливчик, Менша. Чёртов счастливчик, который не верит в свою удачу. – По-доброму произнесла она и усмехнулась. – Что будет дальше?
Ответь ей, Менша. Создай одну сказку на двоих. Позволь поверить в будущее.

К несчастью, реальность отторгает любое волшебство - хитросплетенную магию чувств, конкретно в этом миге, когда уединение двоих на крыше срывает гулкий топот сапог. Охранники, никак иначе. На лице Робин мелькает усмешка, она никогда не умела прощаться, и в этот раз не стала изменять своей традиции. Лишь отшагнула назад, к самому краю крыши, и произнесла:
- Всегда мечтала научиться летать.
Он должен знать, что чёрная крыса не блефует. Она спрыгнет и окунется в чёрную тень, чтобы спустя пару мгновений очутиться в его кабинете, забрать свою сумку, и возле перевернутого стола оставить механическую игрушку, которая вскоре сведет их пути вместе.
Ну, а пока что... Доброй ночи, Менша Данан.

Отредактировано Robin (2013-02-23 18:30:42)

- ... и вот так мой кот стал кактусом, - закончил историю Исидор. Они с Меншей сидели в одном из сделанных на манер французских кофеен кафе и вот уже второй час неспеша беседовали.
Поначалу был сделан заказ, и собеседники, ожидая его, смотрели в окно, попеременно любуясь падающим снегом и проходящим мимо девушкам. Оба - и Менша, и Исидор - были неисправимыми повесами той породы, которой достаточно было веры в собственные силы и хорошей фантазии. Выяснилось, что Исидор благоволил рыжеволосым девушкам со вьющимися волосами (они забавные и доверчивые), Менша же в большей степени оценивал вязаные перчатки и шапочки (девушке тепло, это +5 к выносливости в мороз и +15 к долгим прогулкам, к тому же шерсть мягкая и уютная), однако оба они неисправимо велись на милые личика. Так была плавно преодолена некая неловкость, неизменно возникающая между малознакомыми людьми: Менша придерживался доктрины "Мне все - свои", а Исидор в свою очередь просто был дружелюбен.
Вскоре подошёл официант - вероятно, из-за него разговоры плавно перетекли в другое русло - был готов заказ. Исидор получил чёрный кофе, Менша же, обжёгшись, принялся усердно дуть на тёмно-коричневую дымящуюся поверхность горячего шоколада. Тема девушек начинала исчерпывать себя, и официант стал щедрой пищей для размышлений. Был вспомянут давнишний друг Исидора, работавший официантом и постоянно рассказывающий одну и ту же историю о том, как сложно укладывать салфетки. Менша поддержал начинание и вспомнил в свою очередь о том, как однажды присутствовал на званом ужине конца прошлого столетия и где по-настоящему оценил всю сложность сего оригами, Исидор продолжил тему старого Парижа и аристократии, вспомнилась Первая мировая, бомбёжка Лондона, и закрутилось-завертелось колесо историй...
Исидор, откинувшись на спинку стула, потягивал кофе и поочерёдно с Меншей рассказывал одну за другой интересные истории, в подлинность которых верилось ничуть, однако сама манера подачи которых отметала какие-либо сомнения об её истинности; сам же метаморф пытался соорудить что-нибудь из подручных материалов на своей части столика. Под рукой было множество картонных стаканчиков из-под горячего шоколада, фольга из-под молочного шоколада, тарелка из-под пирожного (в один момент Исидор спохватился, что пить кофе просто так - дурной тон), салфетки и перечника с солонкой. Недостаток архитектурной сноровки Менша с лихвой компенсировал богатой фантазией: получалось занятно.
- А как поживает твоя... гм, знакомая, - внезапно спросил Исидор.
- Робин? - с какой-то особой интонацией уточнил Менша. Не то, чтобы в нём проснулся собственник, просто Менша, как старый сторожевой пёс, настораживался от одних шагов, едва только доносящихся из конца улицы.
- Да-да, она. Мавр говорил, вы близки.
- Не в том ключе, как можно подумать, - улыбнулся Менша. - Как говорят в этом городе, она мой "сахар", хотя я больше предпочитаю "подопечная". С ней всё хорошо, а что?
- Не пойми неправильно: ты думаешь, что с ней всё хорошо или знаешь, что всё хорошо? - Исидор сделал значительный акцент на этих словах.
- Я знаю, - ясно и утвердительно ответил Менша. - Я чувствую её.
- Это здорово, - Исидор, видно, был доволен ответом. - Говорят, чем ближе маэстро и его... подопечный, тем крепче между ними связь. У меня прежде как-то не было возможности удостовериться в этом, однако теперь я вижу, что это не сказки, - и Исидор, показывая, что удовлетворил своё любопытство в этой теме, перешёл к другой. - Ты готов к Рождеству?
- Как видишь, - Менша усмехнулся и обвёл руками четырёхугольник крепостной стены и почти законченный замок, - я не держу пост, если ты об этом.
- Я о подарках, Менша, - мягко улыбнулся Исидор. Он вообще часто и вполне искренно улыбался. Приятный парень.
- С этим всё в ажуре. Жаль, правда, что не так много ребят, кому можно было бы отправить их, но да это ничего. А почему ты спрашиваешь?
- Мне было интересно, что ты хочешь подарить Роберте.
- Ру-ру... - Менша едва заметно скис. - С этим печаль-беда. С одной стороны, есть прекрасный артбук Last Man Standing, с другой стороны - пара прекрасных керамбитов с самих Филиппинов. Хотя я прекрасно понимаю, что и то, и то - что-то не то. А у тебя есть какие-то предложения?
- Мне кажется, ей не хватает семьи. Не моё это, может быть, дело, но Мавр рассказывал мне о ней, - «Вот трепло» - отметил про себя Менша, - и мне кажется, что было бы здорово вам обоим провести время вместе. Тот парень, Джимми, конечно, славный малый, но ему не заменить ей всего мира. Но это, конечно, только предложение.
- Я понял, док, - улыбнулся Менша, показывая, что всё хорошо и что его чувства не задеты. - Как думаешь, из чего здесь можно организовать ворота?
- Я думаю, местность исчерпала свои ресурсы.
- Предлагаешь перекочевать?
- Думаю, в МакДоналдсе достаточно древесины для этой стройки.
На том и порешили.

Расстались они уже добрыми друзьями. Темнело, был вечер, и Исидору следовало спешить за цветами, дабы сводить некую пассию в театр, Менша же решил прогуляться и освежить мысли. Не то, чтобы в компании Исидора они завяли, просто кое-что нужно было привести в порядок.
Холодало. Близилось Рождество, и природа, будто извиняясь за поначалу серое и по-городскому слякотное начало месяца, старалась скорее наверстать упущенное. Витрины готовились к Рождеству, люди старались от них не отставать. Часто встречались люди с пакетами, они выходили из больших торговых центров и шли либо к машинами, либо в метро. Порой покупок было так много, что приходилось исхищряться, дабы открыть багажник. Менша встал у телефонного столба неподалёку от парковки, и, прислонившись к столбу спиной, на секунду закрыл глаза.
Из торгового центра вышла девушка. Руки её были заняты картонными пакетами - несла продукты, она неловко ступала по припорошенному снежной кашей тротуару и торопилась скинуть всё наконец в тёплое нутро машины. Она вспомнила, что, как назло, ключи от машины остались на самой глубине сумочки.
Пытаясь поставить пакеты на багажник как можно прямее и устойчивее, девушка порой оглядывалась по сторонам: не поможет ли кто?
Менша с усмешкой наблудал за потугами девушки: поставит, отнимет руки, попытается снять сумочку, как надо вновь хватать пакеты и ставить их прямо, и снова - отнимет руки, потянется к сумочке, схватится за пакеты. Усмехался Менша оттого, что краем глаза видел сильно сомневающегося парня, в котором явно происходила борьба между души прекрасными порывами и неуверенностью в себе. В итоге победила девушка, облокотившая пакеты о заднее стекло и уже копавшаяся в сумке. Менше не понравился этот исход дела и он мановением пальцев заставил двери обледенеть. Тут без помощи мужчины уже не обойтись.
Считая свой долг перед парнем и самим собой выполненным, Менша бодро зашагал дальше. Однако мимолётная помощь в посыле для создания крепкой ячейки общества не решила главной проблемы демона: как всё-таки поступать?
Он сам сейчас был как тот парень, в нём тоже желание лучшего боролось с опасением перед "как обычно". Вот только никакого доброго мага для разрешения проблемы под рукой не оказалось. И тогда, махнув на всё рукой, Менша решил устроить для Робин каникулы. До Сочельника осталось девять дней.

За три дня до Рождества Менша наведался к самой Робин. Он поставил её перед фактом:
- Нет времени объяснять, собирай вещи на неделю, нам нужно быстро уехать. Все подробности по дороге, быстро, быстро!
Ру-ру была тёртой малой и отнеслась к этому со здоровой долей рассудительности: "Коли дело спешное, так надо собираться быстро, а вопросы и прочее ещё успеется". По крайней мере, так показалось Менше, ведь девушка действительно не задавала глупых и ненужных вопросов. Разве что уточнила, нужно ли брать оружие и по какому сезону одеваться.
«Умница», - похвалил её про себя Менша. Уже через двадцать минут они выехали и через сорок минут покинули Город. Менша вёл добротный пикап-внедорожник с двойными задними шинами и "саркофагом", как выражался сам Менша, позади. В салоне было тепло, работал магнитофон, напевая альбом "Strings 'n' Stripes" группы "The Baseballs". В городе Менша сосредоточенно уводил машину окольными дорогами, избегая центральных улиц - казалось, избегая лишних глаз, хотя на самом деле он просто старался избегать пробок - выехав же за город, Менша немного приглушил звук магнитофона и наконец разрешил задавать вопросы.