Леонид слушал. Оставалось только слушать, так как лишних слов вставлять в монологи гостей он не любил. Он сделал вид, что ему малоинтересен весь этот треп, который больше бы подошел тинэйджерам, нежели взрослым людям... и не людям. И ему действительно было не интересно. Конечно, такие гости в обществе светлого мага - редкость, но что поделать? Чернов был рад любому обществу, в том числе и такому. Странный был этот американец. Слишком он какой-то нервный. Слишком сильно он хотел показать, что он тот, кто он есть. К сожалению, Леонид не мог видеть аур, зато мог наебывать казино и заколачивать целые состояния. Но он и этого не делал в последнее время, что несколько угнетало. Но ничего. Он же теперь на работе, а для работы нужны деньги. Нужно успеть выиграть достаточно денег, пока Папочка не захватит все ближайшие игральные дома. Что там... Ах да, подозрительный американец.
Магу доводилось бывать в Луизиане. Там он боролся с одним безумным колдуном вуду, который хотел поднять сущность болота и уничтожить половину южных штатов Америки. Леонид и Папочка не позволили безумцу сделать этого. Но с тех пор, русский с подозрением относился к американцам. Он их не любил. Не любил... Где-то здесь есть ниточка, за которую следует ухватиться и потянуть. Что в этом американце не так? С каких пор инквизитор такой параноик? Что тут не так... Думай, Леонид, думай лучше. Не важно, потом.
- Если у машины кто-то есть, то я бы посоветовал ему или ей паркануть эту самую машину перед церковью, а самому зайти внутрь. На улице холодно, да еще и эта болезнь... как там? Черная Смерть, верно, Коч? А что насчет "обосратся от счастья" то ну, мой кишечник в норме. Мне хорошо, да. Ребра, правда, болят, но это все временно.
Ничего не ускользало от взгляда Леонида. За время отсутствия он стал более серьезным, более ублюдочным, более сосредоточенным.
Встал и поправил робу. Чертов наряд сковывал движения. Недолго думая, инквизитор стянул одеяние через голову и поправил прическу. Будто без этого, его волосы были так уж и хорошо уложены. Нет. Неизменный бардак на чердаке - фишка этого мужчины. Легкая небрежность. Либо ширинка расстегнута, либо рукав в говне. Не важно, главное не выглядеть как тот сосницкий, который работает в самом высоком здании Токио. Кинул робу на алтарь, а сам потянулся за еще одной сигаретой, закурил. Потом услышал не то кашель, не то смех Коч. Странно. Слишком уж она устало выглядит и это явно не отходняк. Гребанные наркоманы.
- Тебя ничего не гложет, а, Коч? - сказал псевдо священник и улыбнулся - Ничего не болит? Сердечко не колит?
Прошелся вдоль алтаря, зашел в маленькую келью и достал оттуда две бутылки водки и новую пачку сигарет. Водку притащил и отдал американцу, но отпускать бутылки не спешил:
- Странный ты, парень. Мне кажется, что таких американцев  как ты не бывает. Ты будто бы из фильма, в котором показывали стандартного американского туриста. Скейты, наркотики... Хм, но не обижайся, во всем виновата моя паранойя. Это все возраст, мужик.
Паскудно ухмыльнувшись, инквизитор, наконец, отпустил бутылки и направился к входу в церковь. Интересно, кого еще привезла Коч? Может, он не такой отвратительный как этот пиндос? Может он много умнее и интереснее? И может он не говорит как подзаборный ребенок несчастного брака? Хотя... Это не так важно. Важно, то, что у Леонида в заднем кармане. Важно то, что случилось с Коч. Вряд ли он вытянет это так просто, но вдруг, другой друг, тот который мерзнет у машины, знает? Осталось вытянуть из него все ответы и может даже ночь станет светлее, какой бы темной она не собиралась стать.
- Эй, парниша! - Леонид увидел дредастую голову крутящуюся вокруг авто. Почему-то  подумал, что это все-таки парень. - Хватит там мерзнуть! Я буду не я, если не предложу одинокому отроку согреться в доме Божьем! Давай быстрее! Ты только машину закрой и ворота запри. Мы её потом с тобой починим!
Закончив с предложением, инквизитор неспешно вернулся к алтарю, так и не закрыв за собой огромную дверь собора, а значит, напустив холода с улицы. Он прошел мимо американца, смерив его очередным подозрительным взглядом, а затем остановился напротив старой знакомой, сложил руки на груди и сказал:
- Я рад тебя видеть, правда. Мне даже интересно, что же ты такого делала, что теперь выглядишь как кусок говна украшенный зеленым ирокезом? Неужели наркотики доконали тебя? А может это просто простуда?
И ему действительно было интересно. Только это. Праздные разговоры толстокожего о войнах и прочем, совершенно не впечатлили русского, так что он не собирался отвечать на все эти замечания, истории и прочие слова, вылетающие изо рта пожирателя гамбургеров. Леонид посчитал, что сначала он должен выяснить кто же этот американец на самом деле, а потом уже дело пойдет... Ну, или не пойдет. Еще, было бы хорошо, если бы Мефистофель не заявился внезапно. Объяснять неразумному человеку, что он не сошел с ума и это действительно демон был - занятие муторное и унылое. Да и Мефи мог его убить, мало ли какое у посланника Ада настроение.
Чернов пожал плечами, никому конкретно не адресуя этот жест незнания, и отошел к алтарю. Подперев его,  Лео забил в свой гроб еще один белый гвоздь. Так и живет.

Церковь, видимо, работала у местных эдаким громоотводом. Наверное, считалось, что если все грехи будут собраны в святом доме, то за его пределами жизнь будет чище. Маг нашёл эту идею забавной. Что было менее забавно, так это проницательный святоша. Народилось детективов. Ещё  и робу снял, стриптиз на кресте?
Маариф зарёкся в будущем выдавать себя за кого-то спокойного. Растратив годовые запасы терпения за один день, он нуждался в возможности выплеснуть всю накопленную ярость. Образ туриста стал слишком мал, прямо как и эти проклятые сапоги. Слишком добродушно, слишком далеко от горла этой твари. - А ты совсем обычный русский. - И в самом деле, святой спецназовец-в-отставке называет его странным, наглость. В этот момент вмешалась Коч. Ага, падре доверяет побитой жизнью опанкованной работорговке. Янки решил не удивляться, чего зря тратить силы, которые понадобятся ему позже при похмелье. Что действительно помогло бы сейчас, так это быстрая белая молния из сумки, но делиться сокровищем с окружающими его обладатель не собирался.
Бутылки одна за другой перекочевали под скамью. Даже альтернативно одарённый догадался бы уже, что в этом месте можно распивать алкоголь хоть качаясь на светильнике, но привычка есть привычка. Можно даже сесть, убрав ноги со спинки, если это прикроет водку...которую принёс священник из кельи. Отлично спрятал, молодец. Своевременно и предусмотрительно. За недостатком окружающих, маг начал злиться ещё и на себя.
- Хей, принцесса, вылези из замка и пристрели свою прекрасную лошадку. Мир такой, лови на лету или пролетай, сечёшь? - Довольно ухмыльнулся. Решение было сложным и стильным, абсолютно таким, каким должно быть. Продолжать связывать себя кандалами чужой маски и всё равно одержать верх над Коч. Удовольствие от этой мысли захватило Маарифа, куда только подевалась дрожь из руки, да и фарш спутанных мыслей обернулся стройными рядами солдат в боевом построении.
Маг был настолько уверен в своём превосходстве, что спокойно дал себя оседлать. Постоянный пресс напряжения не давал в полной мере насладиться близостью чужого тела, касанием пальцев. Хотя, корсет такой тонкий, как она помещается в него? И юбка такая короткая. Оба, и американец, и сириец выжидали, давая дерзкой фурии сделать то, что она хочет. Игра с передаванием таблеток изо рта в рот была популярна во многих странах, поэтому, когда стало понятно, что это игра так и останется неоконченной, парень, торжествуя, почувствовал, как маленькие инородные тела двигаются в чужом пищеводе. Она сделала это, перешагнула через линию. О нет, этого не может простить ни один уважающий себя турист. Можно удавить эту мандавошку и даже Суд по правам Человека не сможет придраться. Осталось дождаться последнего актёра на этой сцене.
Янки ошеломлённо сидел, придавленный тяжестью собственного стояка и подавленный утратой наркоты, разрываясь между похотью и яростью. Наконец, со стороны входа раздался кашель. Быстро оглянуться. Да, это он, можно приступать.
Юноша встал на ноги, снимая рюкзак и перекидывая его на две скамьи от себя. Голос был громче, чем надо, чтобы все хорошо расслышали, не оставаясь в иллюзиях относительно намерений американца. - Падре, ты не думаешь, что эта сучка нам кое-что задолжала? - Полагаю, ты обычно сверху, когда трахаешься. Пришло время разнообразить жизнь. Наслаждение плавленой патокой перетекало из мысли  в речь, загораясь грязным, воняющим спермой огнём справедливой злости. Теперь маг обращался уже к самой виновнице торжества. - Думаешь, что ты такая ебанистически умная, крошка? - Руки вцепились в спинку скамьи и потянули. Тяжесть старого дерева и самой Коч не дали скамье перевернуться сразу, но она шатнулась в нужную сторону. Этого было вполне достаточно, парень прыгнул на спинку, своим весом допереворачивая скамейку.

Хранители совсем не подходят для этого Города. Они ходят среди его жителей, но на самом деле никогда не смешиваются толпой. Думают чужими головами, прогоняют кровь чужими, позаимствованными сердцами. Не тел-оболочек, временных как и всё, кроме Духа и Изнанки. Нет, всё принадлежит тем самым маякам, что сквозь стены и расстояния бьют по зрачкам крылатых нестерпимым сиянием. Подопечные. Возлюбленные. Поверенные. Отданные на искупление совсем не присущих Хранителям грехов. Правила игры, условие баланса, старая задумка кого-то очень и очень далёкого от маленькой церкви, разбитой машины и четвёрки в разной степени живых. И за голубыми глазами самое великое, что может быть, если позабыть о Ничто. Бытие. Времена, миры, пространства. Снова и снова. И небесная, такая холодная льдистая синева. Тщишься прочитать, увидеть эмоцию? Отринь, наблюдатель, твой разум не способен охватить это.
Рукопожатие, кивок. Лёд. Вакуум. Не провались!
Ты сошел с верного пути, Леня. И поэтому ты меня не услышишь.

- Секу.
Знаете, как радикально способен измениться мир в затхлости пространства всего одной черепной коробки. С да на нет, скакать по полюсам и придти в совершенно иное пространство времени и объёма. Коч готовится получить от судьбы очередного пинка, не без боя и ответного пера меж рёбрышками, но...
Чёрт возьми, только не сейчас. Бля... улетела.
Сиреневый шестигранник паутины света по секторам видимого блика. Разбился, катится на белом шаре, вспучивается окружностями всегда на пару тонов темнее...
Вместо грации привыкшей к бегу по карнизам воровки - неуклюжее падение нервно вцепившейся в опору наркоманки. Удар носом в чью-то нависшую чуть сверху ширинку - лучшая альтернатива рассвету. Кровь только и ждёт способа миновать временно закупоренные лёгкие и хлынуть, рисуя шаманский узор на губах бывшей рабыни. Катит из ноздрей густыми упругими волнами, тут же оборачиваясь плотным сгустком - поддельной бородой. Почему обязательно синяя? Но падение не останавливается на секундной красоте момента, оно вбивает колени спарившихся подошвой с лавкой второго ряда ног в отсутствие груди пиратки, порождая почти порнографический стон.

Боковым зрением можно легко поймать мгновение между пустотой и вспышкой, яркой как рождение и смерть новой звезды. Вот и в правду нелепое подобие мужчины стоит и, смежив губы, но не стиснув их, наблюдает за сценой в самом начале ряда подставок для боголюбивых воскресных задниц с видом великого императора. А вот, глаза его расширяются, придавая благородному лику почти комичный оттенок удивления. Подаётся вперёд как самый сильный "братка на районе", выставив вперёд одно плечо. Словно целая армия дрогнула, но так и не послала в галоп нервных ожиданием коней. Ждёт. Наблюдает. Слышишь, как неистово колотится в его груди сердце? Видишь, как прилила кровь к молочно белым до того щекам, раскрасив пятнами пьяных поцелуев недавних выпускниц. Это страх. Но это - и борьба с собой. Неистовая, изматывающая. И твою уверенную руку стрелка накрывает другая, не дрожащая, но мелко и редко вибрирующая предельным напряжением. Спаниель делает стойку. Хранитель поклявшийся в чужой свободе играет по собственным правилам. Ждёт вместе с тобой.

Сложенная пополам криво покрашенная кукла рвёт ниточку над нижней челюстью, изволя говорить.
- Пизда... тебе, сука!
Хорошо бы, да только секунда стабильности оборачивается итогом падения скамьи так, что словоохотливая девка оказывается жопой на полу, не считая деревянной "подушки". Тебе удалось устоять? Не важно, будь на то воля... да хрен знает кого, Коч удостоит гарант плодовитости американского населения смачным ударом снизу и до самого верха, чтобы вогнать поглубже яйца и вырисовать гордому стероидному самцу вполне пригодное для единичной ебли влагалище. А вместо смазки - кровь. Многим нравится.
Откинувшись разбитой спиной на вертикальную теперь седушку, запрокинув костлявые ноги хлеще, чем в кресле вагинолюба, пиратка наносит несколько ударов по...
Ох, блядь...
По влажному белому молоку выступления того серого певца. Пахнет корицей колибри, на их языках самые лучшие банки для прижигания досок столов. Хохочут женщины в полосках на экране эквалайзера карандаша. Хотя, если подушкой по струнам, то можно и расправить то паруса на лапках!
Жертва обстоятельств выгибается дугой, безумно хохоча. От радужки не осталось и следа, теперь и белок словно под угрозой. Бьёт по воздуху, жертва запоздалого аборта, кричит неразборчиво и брызжет слюной. Хохочет гиеной. И всё-таки ловит штанину обидчика, чтобы вцепиться в ткань зубами. И где обещанные пятнадцать минут до "плато"? Скорость реакции поражает не меньше, чем её сила. Особенно саму любительницу прогулок по длинным и извилистым путям. Это - красота прихода. Тело в танце, которому не суждено найти место на сцене - бессознательный. На лице - вся буря переживаний агонизирующего мозга. Но вот мелькнул разум. И вместо штанины зубы без социальных блоков, игривости и промашки, впиваются глубоко в кожу и мышцы.

Легким движением Леонид освободил свою руку из-под руки дредастого и отошел.
- Не стоит трогать руку, которая будет держать ствол, парень.
Чернов неприятно скривился и не долго думая достал оружие из кобуры. Взял за ствол и вручил водиле. Пусть побудет у него. Вряд ли маг начал бы полить и не из-за того что он трус и не может, просто... Это не та ситуация. Что же связывает американца и Коч? Вполне вероятно, что очень давно она продала девушку этого парня в рабство. Ведь она занимается этим. Она же чистое, стопроцентное зло. Может поэтому она слегка отталкивает от себя? Она погибнет, в любом случае, но сегодня или завтра?
Леонид, конечно же, мудак. Беспринципный и довольно-таки замкнутый в себе, но позволит ли он убить свою подругу? Будет ли он просто сидеть и наблюдать. Он, конечно, знает, что Коч дикарка и делает свои плохие дела не из-за того, что так хочет. А может, хочет? Конечно же, хочет. Она эгоистка, сука, стерва, злодейка... Её стоило убить прямо тут. Но чем тогда сам маг будет лучше этой девушки? Чем он будет лучше этого американца? Странно, но инквизитору показалось, что мелькнуло заклинание темное и греховное. То, чего он не переносил. И не важно, что он сейчас стоит в церкви. Будь это в квартире сатанистов, он бы все равно вмешался. Но конечно, если он вмешается, то на него набросится и американец и Коч одновременно, а нужно ли ему это? Безусловно. Он не привык выходить из боя целым. Обязательно что-то случится с его костями, с его кожей... и будет много крови на полу, это уж точно.
Отступил на шаг и вздохнул. Давно он уже так серьезно не колдовал. Без подготовки, без круга. Да и что тут колдовать? Оружие он отдал, а света эти двое точно не испугаются. Они ведь не вампиры и не демоны. Чем бы их таким... Ослепить! Неплохая идея. Еще пару шагов назад. Позолоченная балка. Она что-то держит. А, плевать, потом Леонид все вернет на место. Если, конечно, будет что возвращать. Балка была довольно-таки узкой, поэтому Чернов сразу назвал её шестом. Ну, так вот с этим шестом он пошел вперед.
- Ты если чего стреляй. Только не по мне, парень. Это было бы неприятно.
На всякий случай. Отдавать пистолет незнакомцу... Не слишком умная идея, правда, Лео? Ну что поделать, когда того требует ситуация. Поднял руки и почесал нос, а затем ушел в сторону, следя за разрастающейся дракой. Ему было интересно, что будет дальше, но при этом, он хотел вмешаться. Плевать! Что это вообще за херня тут? Это его дом, это церковь. Да, инквизитор в Бога не верил, но все-таки тут еще бывает много людей, которые продолжают верить. А раз так.
Показывать чудеса акробатики - не в правилах Леонида. Но порой, силы, которые использует святой маг, дают ему весомый пендель, и маг уже летит, словно в жопу ужаленный этими самыми силами. Так получилось и сейчас. Разогнавшись, маг подпрыгнул на борт лавки, затем в два шага оказался на спинке другой лавки и вот уже подлетел вверх, словно какой-то шаолиньский монах, ну или обезьянка. При этом он успел взять шест за край, и замахнутся. Он не целился в кого-то конкретно, убивать сегодня он никого не собирался, но остановить конфликт, хотя бы на мгновение, желал. Пока летел, успел пробурчать себе под нос молитву. Молитва и его силы связаны не были, но Чернову было так легче.
- Pater noster, qui es in cælis, sanctificétur nomen tuum.
Advéniat regnum tuum.
Fiat volúntas tua, sicut in cælo et in terra.
Panem nostrum cotidiánum da nobis hódie.
Et dimítte nobis débita nostra, sicut et nos dimíttimus debitóribus nostris.
Et ne nos indúcas in tentatiónem: sed líbera nos a malo. Amen!
Сказано это было быстро, четко и на удивление громогласно. Конец шеста засветился яркой энергией золотого цвета; и когда Леонид рухнул коленями в спину американцу, он, наконец, совершил планируемый удар. Чернов не мог знать, удачно ли он приземлился или таки сильно ударил туриста коленями по спине, но одно он знал, точно: взрыв света ослепил все присутствующих, даже его. Зачарованный предмет в его руках стремительно терял силу, и вспышка света рассеивалась.
Теперь инквизитор стоял между Коч и американцем. Словно тот же монах Шаолиня, Леонид держал в руках шест, колени он чуть согнул и был готов к атаке. Вот только от кого? Тут было много клиентов, даже тот же дредастый мог всадить ему пулю в затылок. Русский надеялся, что водила не станет этого делать.
- Закончили, - повелительным тоном, очень громко и сурово прорычал "падре". Он и не подал виду, что боль в ребре его сейчас сведет в могилу. Без водки переносить боль было трудно.

Отредактировано Леонид (2011-11-15 21:52:10)

Глаз неприлично чмокнул, прежде чем появился слабый свет. Слабый? Это было лишь миг, прежде чем неестественное пламя разгорелось. Маг, брезгливо скривившись, быстро убрал палец, успев лишь отвести глаза от дреданутого и проследить за циркачествами святоши. Поздно. Раньше, чем глаза сфокусировались на святом попрыгунчике, колени ударили в напряжённую спину янки, бросая того вперёд. Кто-то неизвестный всё выкручивал регулятор яркости на иллюминации Коч. В ужасе парень оттолкнулся ладонями от лба той, падая уже в противоположную сторону, но тут свет, окутавший наркоманку, взорвался, выжигая глаза всем вокруг. Магия сирийца была природной, но это не спасло её от жёлтого магиевыводителя - такими трудами воссозданное лицо вползло червями в глаза, ноздри и уши, вызволяя спрятанный под собой хищный арабский профиль. Голос падре ударил в уши приказом.
Маг не смог понять, как оказался отделённым священником от Коч. Свет, везде свет. Белёсое молоко, всё в полосах-молниях кровавых потёков, залило глаза. Сириец разумно предположил, что такая же радость постигла и остальных, потому что никто не кусался, не пинал в спину и не чесал дреды. Беспомощен, как земляной червь. Хотя, у червей же есть вроде какие-то чувства, которых нет у людей. Или нет? Сириец героически отполз чуть в сторону, так, чтобы падре оказался между ним и предполагаемым местонахождением Коч. Не будет ли так любезен святой отец, сын и дух принять на себя следующую атаку панкухи? Вот и отлично. Маариф сел на колени, попытался уцепиться за одежду Леонида, но левая рука скрючилась, схватив задубевшими пальцами воздух. О, Всевышний, почему именно сейчас? С благодарностью араб нащупал-таки хотя бы угол скамьи.
Отсутствие плана до этого гнилой шкурой окутывало все поступки мага. Поняв это, он остановился, выдохнул и тут же вскочил на ноги. Бежать. Единственное, что разумно. Бежать из Города, в очередной раз, получить передышку, зашить раны и купить себе хорошую винтовку, чтобы убить тварь, не приближаясь даже на тысячу зир. Укушенная нога иглой боли, вонзившейся глубоко в тело, вернула парня к действию. Многострадальные скамейки для молящихся под указующей десницей слепого мага взрывались дырами размером с теннисные мячи. Вырванная древесина повисала в воздухе мельчайшими едва заметными опилками. Это практически не сопровождалось звуком. Секунда лёгкого гудения, прежде чем новый древесный фонтан повиснет ароматным маревом. Торжественные слова были бы очень кстати. Сын Ашлы даже распахнул рот, готовый произнести речь, которая поставит на колени всех врагов, созерцающих его, гордо уходящего в облаке опилок. Как только зрение восстановится, конечно.

Щелчок.

Сириец захлопнул рот так сильно, что мог бы поклясться, зубов пять точно обратились в пыль по примеру скамеек вокруг. правый глаз не видел ничего, но левый позволял угадать смутные очертания. К счастью, расположение вещей в церкви запомнить было несложно. Совсем не так гордо, как хотел, Маариф перепрыгнул через скамью, приземлился на раненую ногу и упал, с треском врезавшись аристократичным лбом в старую деревяшку.  Это не означало конец жизни, а большего в данный момент и не требовалось. Встать одним прыжком с больной ноги, боль тонизировала, гнала кровь быстрее любой магии. Спинка прямо перед бегущим взорвалась, скрывая юркого араба в жёлто-коричневом вихре. Кажется, сзади уже раздались выстрелы. Может, это всего лишь страх стрелял, но звучало правдоподобно. Не отвлекаясь, черноволосый быстро доковылял до рюкзака, прыгнул на него и перекатился под скамейку. Выполз с другой стороны - ещё одна преграда на пути пуль или преследователей. Пуль? Только сейчас маг сумел разглядеть, что на выходе не стоит дредастый. Значит, пистолет у него. Только надёжно перевесив рюкзак спереди на груди, маг позволил себе обернуться. Неожиданно, глаза очистились, словно их промыло водой.

Коч, нет, точнее лицо Коч. Никаких следов ожогов. И догорающий щит вокруг неё.

Дредастый идиот отдал пистолет этому куску иблисового дерьма.

Священник. Щит вокруг Коч. Никаких ожогов. Неудивительно, что даже сам Маариф ибн Ашла не смог убить её. Она на огромной монолитной башне, тысячи тысяч лет пути вверх. Нет смысла сражаться

Медленно, сириец, уже добравшийся до площадки за последним рядом скамеек, развернулся и упал на оба колена. Помимо клубов деревянной пыли, его ещё и закрыли оставшиеся нетронутыми спинки. Мусульманин торжественно наклонился вперёд, упершись обеими ладонями в холодный пол.
- Джабраил, ты явился мне. Слава Всевышнему, я удостоен видеть плоды трудов твоих.
Ощущение спокойствия и правильности происходящего распространилось по лихорадочно пульсирующему сознанию. Ну конечно, теперь хорошо видно. Величественный поворот головы, спокойные скупые движения, пренебрежение к регалиям ложной веры. Иначе быть не может, с правого плеча слетел ангел, пусть ему угодно называться Леонидом, теперь он позволил узнать его истинное имя.

Отредактировано Маариф ибн Ашла (2011-11-16 12:20:43)

Она кричит. Звук захлёстывает, подхватывает полосами окрашенного воздуха, вынуждая только продолжать. Крик. Так теперь уже классически слепая на одни глаз пиратка провожала своё драгоценное зрение. Одно болото затянуло льдом. Молоко тьмы и слабых, очень редких вспышек нестерпимого для других света. Каждый поплатится. Все за исключением получат сполна, потом на десерт и, уже в самом конце, просто порцию. Потому что она так хочет. Теперь хочет.
А потом раздались взрывы. Странные, словно они не распирали пространство вокруг, а схлопывались в него, не забыв прихватить с собой целостность окружающих материальных ценностей. Вот лопнула древесным пухом первая лавка, за ней ещё несколько. Но, в отличие от окружающих, Коч видела. Да, одним глазом, да через пелену радужного блёва серафимов из пакетика, что так любезно подкинул американец. Но видела. Тяжелая, неприятная руке пушка харкнула первый раз, пуская конечно же промазавшую пулю в бег меж колоннами до тех пор пока... Леонид.
Ох, блядь, нет. Что ж за хуйня такая сегодня!
- Лео, Лео, чёрт, держись... мужик, держись! - отнесённая в сторону отдачей рука плетью с грузом повисает вдоль тела. - Помоги ему, быстро, мать твою, сделай что-нибудь, блядь!
А я убью суку.
Девка в тяжелых ботинках преследует взглядом-прицелом отступающего. Облака бежевой мошкоры из лишенного жизни дерева. Первое облако, второе. Целиться на опережение. Откуда такое знание? Так охотятся дикие кошки.
Хранитель с вымазанными в девичьей крови пальцами медленно, словно во сне, пересекает разделяющее их со светлым магом расстояние. Наклоняется, бьёт взглядом по ране. Свет, он уже был здесь. Но как не тщится чужой крылатый опекун подарить часть своего дара другому - пустое. Только рвётся в лоскуты виниловая юбка, облезая блестящими нитями, чтобы перетянуть рану выше. Один из сосудов с живой водой лопнул, не выдержав камасутры лавок, но вторая любезно похрустывает, перекачиваясь с бока на бок в проходе. Пробка прочь, обжигающая водочная влага на рану. Ни заботы, ни сопереживания. Действия попахивают автоматизмом, в то время как вся сущность Хранителя обращена назад, туда где...
Девичья кисть прогибается под тяжестью оружия. Дуло хищно рыщет сквозь повисшую пелену. Дрожит не приходом, а гневом. Дурман смыло самой чистой из магий, прямиком от Духа, хотя маловероятно он рассчитывал, что подаренные создателями мира монетки буду разбазариваться на такие мелочи. Трезва, зла, целеустремлённа. Забавно, но теперь не нужно закрывать глаз, прицеливаясь. Белая пилюля слившихся излечением зрачка и радужки - приговор. Магнум во второй раз харкает пулей. Шарнирную девку относит отдачей на шаг, подошвы скрипят по полу, цепляясь за иллюзию стабильности.
Волна воздуха прогоняет пугливые щепки. Колени, вьющиеся змеями пыльные пряди, руки углом над головой. Руки... татуировка, арабская вязь.
Ох ты ж бля... Остановите пулю!
Коч срывается с места и бежит вперёд. Непозволительно медленно под тяжестью незамеченного ею щита. На что она надеется, что вообще она делает? Снаряд забирает куда выше, но откуда ей знать, какую поправку сделают неопытность, слепота, слабость? Звон. Чаша для подаяний, больше смахивающая на мусорное ведро, обрушивается на мусульманина, подкрепляя его в уверенности о необходимости быть размазанным по полу. Конечно слишком лёгкая, чтобы причинить вред. Ещё немного обтекаемость форм гуляет по залу, прежде чем, прогулявшись меж кончиками дред тела Хранителя, впиться под сердце распятого точно там, куда по легенде вошло когда-то копьё. А у стрелка на этот раз кисть-плясунья в капкане пальцев второй руки. Прямая, угол-опора, лазерный прицел обострённого звериным чутьём зрения. Теперь уже не скрыться.
Кокон, сотканный из высших целей и неземной любви лопается, обнажая итак весьма посредственно прикрытое одеждой женское тело. Хранитель резко поворачивает голову. Озарённый высшим знанием лик комкается прорезавшими лоб морщинами, изящество движения художника, творца, оно предрекает новый дар, изматывающий, истощающий. Благо, эмоции подопечной щедро бьются тугими волнами о церковные стены. Движение пальцев... Кашель рвёт намерения в клочья, роняет нерадивого лекаря Леонида на пол, заставляя скрутиться тугим клубком боли вокруг лужици пробившейся крови, напоить водкой новую порцию бутылочных осколков. Щит - это не только защита. Это обречённость на чужие страдания в равной со скрывшимся за ним степени.
Ещё небольшая отсрочка тебе, любимая. Переживи.
А она, святая наивность, спиной к важному, лицом к ничтожному, жрёт шагами последние метры прохода. Дуло опавшим членом над головой раба-её-руками, да только ноги всё же дальше, чем вытянутые до предела алчущие мести пальцы.
- Ну здравствуй, красавчик. Поздравляю, ты - выигрышная ставка в Бегущем человеке. Не хочешь снова отсосать у судьбы?
Ласковый, опасно ласковый, приятно ласковый, приторно ласковый голос. Подрагивает вместе с искрами в зрячем глазе. Улыбка впервые за долгое время красива не гнойной раной с короной опарышевых боков по краям, а обычной, понятной красотой мягкости, чёткостью изгибов.
- Лежи, мне нравится, когда мальчики у моих ног. Лучше конечно между ними, но боюсь и в этот раз ты откажешься. - Громкость в минус, шепотом по скрытым кудрями ушам. - Хочешь справедливостью по ебальнику мне проехаться? Лучше включи мозги и подумай, мой мальчик. Если ты ещё не освинцованный труп, может пересмотреть осмысленность похода за местью?
Справедливость - паршивая шлюха. Но как высадить мозги тому, у кого в кармане твой должок за жизнь?

Отредактировано Коч (2011-11-16 13:19:33)

Леонид кашлянул и сплюнул. Волею судьбы он не увидел, что его слюни и мокрота были окрашены в алый цвет. Цвет крови, конечно же. Что же это было чума или что-то хуже? Это был рак. Русский не думал о своем здоровье. Проблемы с печенью, проблемы с легким, да еще и ухудшающиеся зрение. Он старел, как и все смертные этого мира. Это было печально. А теперь еще и пулевое ранение. Рука онемела, он не чувствовал её. Ничего кроме пульсирующей боли в дырке, которая с каждой секундой становилась все меньше и меньше. Лечение не дошло до своего логического конца, ибо его и не было. Видимо, на время снятая боль несколько преклиняло мировосприятие Леонида. Ну, спасибо что хоть руку перевязали. Странная ткань, но зато стильная. Сойдет.
"Падре встал". Последняя сигарета из пачки оказалась у него в зубах, и инквизитор закурил. Выдохнул дым носом и прищурился. Ему не хотелось идти и спасать мусульманина, но что было делать? Что-то внутри пошатнулось в пользу светлого и доброго, и спасать сегодня Леониду хотелось.

Несколько лет назад, путешествуя по Ирландии, светлый маг встретил старого волхва одержимого демоном. Они долго беседовали и лишь к концу диалога, демон раскрыл себя. Тогда он спросил: "Что ты выбрал, Леонид?" А маг не знал что ответить. Он прожил с демоном несколько месяцев и в один солнечный, но холодный, день подошел к дому некогда святого знахаря. Русский был в одних только брюках, а на плече у него была палка, на которую были насажены недавно пойманные рыбы. Демон встретил его, ибо знал, что смертный, наконец, определился с ответом. Светлый маг сказал: "Имя - Леонид. Леонид Чернов. Герой ли я? Хах... Нет. Я просто выживаю. Я не вступаю на чью-то сторону. Я творю свою. Да, я бывал в Аду. Люцифер - реальная сука. И меня не просто так зовут Посланником Ада. Ведь он идет за мной. Он хочет меня. Хочет забрать меня, но я не пойду. Я буду жить, чтобы не случилось. Ведь это мир магии, друг. А я, лишь его часть. Я кусок той самой магии. Доброй ли, темной ли... Главное выжить, друг."
Демон лишь ухмыльнулся и покинул тело волхва. Человеческое тело за несколько секунд стало пеплом. Тогда это удивило Леонида. И он действительно понял, насколько ничтожны смертные и насколько сильны демоны... и прочие существа. Но, он был между этими полюсами. Нечто среднее. Знал ли он тогда, что рак уже подобрался к его легким? Что рядом бродит необычная Чума? Что Смерть скрылась за дверью и уже готова нанести удар... Может и знал, но ему плевать. Тогда было плевать, а что теперь? А теперь сигарета тлеет и в её слабом огне он почему-то видел улыбки миллиардов демонов, чертей и мертвых душ... Они улыбались ему и звали за собой. Стоит сделать лишь шаг, или просто потушить сигарету. Остаться посередине, как и всегда и продолжить курить.

Щелкнула зажигалка и быстрым шагом светлый маг подошел к арабу и старой подруге. Его здоровая рука легла на ствол собственного пистолета, он чуть надавил вниз, чтобы Коч опустила руку, готовую ко всему. Взгляд его пал на мусульманина.
- Не думай, что я тебе помогаю, кудрявый. Я ненавижу американцев, но к арабам я не испытываю особенно теплых чувств. Особенно, к таким как ты. Ты лжешь и каждое твое слово пропитано ложью. И не удивительно. Все так, как и было очень давно, тысячи лет назад. Запад - это сила, грубость, тяжесть, варварство, гнев. А восток - это хитрость, лицемерие, лживость и яд. Меч и кинжал. Жаль, что сейчас все смешалось и точно ничего сказать нельзя. Но, я могу сказать точно, что Коч не права, что хотела продать тебя в рабство. Она всегда не права, когда делает это... Но, это её выбор и её работа. А то, что хотел сделать ты... Это не слишком-то честно, не находишь? Хотел бы убить её, сделал бы это хотя бы честно, а, не накачав больную еще и наркотиками.
Глаза инквизитора блестели от тусклых бликов свечей. В нем был запал, который он сейчас очень спокойным, но при этом железным голосом вывалил на парочку, которая, несомненно, ненавидела друг друга. Но что поделать? Один вроде, как и не виноват и пришел лишь отомстить, а вторая отвечает агрессией на агрессию. Ведь её хотели убить, и теперь она хочет того же. Но кто тут прав, а кто не прав? Они могли бы решить все сами, если бы не пришли к Леониду. Это знала Коч. Она это прекрасно понимала и если сейчас она начала бы злится или огрызаться, то... Русский бы сделал соответствующие выводы. А пока, пока он не убирал руки с еще теплого ствола огнестрела. Курить так было неудобно, но что поделать? Почему-то ему казалось, что если он вот сейчас уберет руку, то пуля сама вылетит и убьет араба.

Интересно, кучерявый все еще считал "падре" ангелом или уже усомнился в свое вере? Ведь пуля не должна была навредить "Гавриилу". Ради собственного интереса и укрепления веры араба в лучшее, Леонид попробовал пошевелить раненной рукой. Вышло, но боль была безумной. На краешках глаз выступили скупые слезы. Черт, когда он последний раз позволял себе такое? Было дело. Но в том, что тебе больно, нет ничего страшного и предосудительного. Хотя Коч конечно же уколет его по этому поводу, если конечно заметит. Рука вновь безвольно повисла. Так же повисла и эта ситуация, совершенно безвольная и неконтролируемая. Чертовски хреново, когда ты не можешь контролировать события, которые хоть и косвенно, но касаются тебя.

Поэтому Леонид Чернов решил выйти из помещения. Пусть все оно катится к чертям. Отошел от Коч, и не решился забирать пистолет. Зачем? Он способен найти еще один. Только вот забрал пыльник и накинул его на плечи. Одеть этот кусок своего гардероба он не мог. Толкнув громадную дверь плечом, инквизитор вышел из церкви и побрел по холодной улице прочь. Нужно было найти себе дом.

===> Неизвестно.

Отредактировано Леонид (2011-11-16 23:58:43)

"Кудрявый" - это священник обращался к нему. Маг со смиренным видом сидел, переводя взгляд с Коч на Леонида и обратно. Разумеется, он злостно накачал наркотиками девочку, прежде чем её избить. Да, восток это хитрость и всё дело в работорговле. Нравоучения оказались утомительнее потасовки. Зачем-то посланнику нужно было сказать всё это, но небесная мудрость посчитала сына башмачника недостойным знания причин и следствий. После наставляющей речи, Гавриил изволил исчезнуть. Видимо, он просто уверился, что Маариф не выжидает момента, чтобы прикончить его любимицу, и вернулся к Всевышнему. Эта мысль тянулась шёлковой полосой дальше, утопая в богохульстве, но легко разошлась под ножницами здравого смысла. Не время думать, о, шайтан, опять не время думать, хотя так и есть в действительности. Тишина встряхнула худое тело, грубее самой страстной любовницы. Пока он пускал слюни на ангелов, заговаривающих уши, этот иблис в юбке утопал куда-то, прихватив лихого водилу с собой, оставив после себя воспоминание каких-то словах. Не то про шлюху, не то про шлюпку. Даже немного зная Коч, можно было с уверенностью ставить на шлюху. Непонятная жалость из-за исчезновения немого незнакомца Странно, оказывается, часть удовольствия от той езды оказалась не напускной, что-то было в том безумном танце железных коробок.
Черноволосый достал из кармана грубую нитку. Судьба определённо хранила её для великих целей, ибо всё остальное из этого идиотского кармана давно повыпадало. Великих целей не намечалось, поэтому маг попросту смахнул волосы в короткий хвост и затянул бечёвкой. Планы по исследованию Города уже один раз обернулись непозволительно долгой задержкой и малоприятной прогулкой на корабле. С сожалением пришлось заключить, что оттаптывать ноги прохожим придётся в одиночку. Кстати, насчёт ног. Из-за того, что мотивация в виде жутко громких выстрелов исчезла, подниматься, опираясь на скамью, было уже не так удобно. Если ты хорошо знаешь, как избежать побоев, не означает и то, что ты хорошо знаешь, как справиться с ними. Маг даже не подумал отлеплять намокшую штанину от укуса или ещё больше, попытаться вычистить рану. Он лишь угрюмо потопал больной ногой, привыкая к боли. Водки в церкви не осталось, да и не нужна она, какой дурак станет промывать свежую рану, а закинуться есть чем и без высокоградусной. Некоторый интерес вызывали слова о болезненном виде. Вдруг она смазывает свои зубы каким-нибудь спидозным ядом? От неё можно ожидать.
Неожиданно, парень повеселел. Мечта бездельника: никаких дел, никаких обязательств и целый новый мир для открытий. Он сделал то, что, как он думал, растянется не меньше чем на год, а именно - представился. Теперь он не неизвестный в этом городе, он успел наступить на хвост женщине, которая знает улицы и он знает личину, под которой Джабраил навещает это место. Никакие силы так просто уже не спишут его со счетов, только и остаётся, что прогуливаться в ожидании чудес.
Этим герой церковных сражений и занялся. Шаг, за ним другой, и вот уже нога привыкла, что напряжение икры вскрывает рану заново, пуская ещё немного крови. Походка стала более размашистой, когда юноша чуть ли не перепрыгнул через калитку, лишь в последний момент остановившись, чтобы её открыть. Сирен он даже не услышал, слишком увлечённый мыслями о том, что он будет есть на завтрак и какое новое лицо себе сделает как только сможет найти уединение. Кровь обильно текла из поражённого лёгким некрозом носа, придавая самодовольной улыбке демонические очертания. Да, и это тоже. К предвкушению еды прибавилось предвкушение кайфа, когда красный рукав тщательно прошёлся по коже, стирая ненужные следы.

-->Сеть улиц

<--- Квартира №361

Декабрь, 2011 год.
• утро: с каждым днем становится все холоднее. На улице морозно, но вполне терпимо. Небо усыпано стайками облаков. На земле и деревьях всё ещё иней.
Температура воздуха: 0.

Интересно, сможет ли она поднять человека с таким же весом, как у нее? Это, наверное, крайне тяжело. Для нее - практически невозможно, если учесть ее физическую подготовку. Крайне тяжело... Настолько, насколько и попытки измениться, отсечь ненужное. Вниз тянет странный скользкий и липкий ком, застрявший где-то в области груди - такое ощущение, что он вырвал из того места некую нить, ранее толстую и крепкую. Сорвавшись с небес, хранительница потеряла эту связь, этот источник сил и энергии, вдобавок получив сытную порцию боли. Не за что держаться, не к кому бежать за ответом - мелкая осталась в темноте, окруженная неизвестностью. Чаще всего теперь посещает ощущение, что те, кто не нужен Творцу, обречены на мучительное погружение в ужасное болото, разница лишь в том, насколько быстро ты позволяешь себя затянуть - однако выхода нет. И остается только плакать, раскаиваться - мучиться.
Падшая пока что лежала на поверхности, раскрытая всем и каждому - кто-то попытается вытянуть из грязи, а кто-то надавит на грудь, толкая еще глубже во тьму. Не суть. Лин все еще надеялась на что-то и искала Его следы. Полгода назад это казалось совершенно ненужным и бессмысленным, но сейчас девочка убивалась при мысли о Лоин, светлой, даже речь которой могла бы сейчас подбодрить. Кажется, это был предел. Хотелось плакать и биться головой о стены - лишь бы больше не метаться в безызвестности и не мучить себя.
А сегодня ее посетила гениальная мысль. Люди верят в Него. Он живет не только в их сердцах, он живет не только в хранителях, ему ведь прописали самый настоящий храм. Уверенная, что там она найдет ответ, Лин прибыла в церковь. Массивные двери... не для того ли, чтобы она не смогла сюда войти, они созданы? Прекращай идиотничать. Дверь как дверь, ничего необычного. Ну да если не хочешь, можем свернуть - метров эдак через триста за поворотом кроется симпатичный магазин. Болезни нельзя дать прогрессировать, ни в коем случае. Девочка вздохнула и решительно зашагала ко входу. С удивительной легкостью открыла дверь и вошла, нервно перед этим сглотнув и мысленно пожелав себе удачи.
Ничего не произошло. Не явилось ни прозрения, с неба не ударила молния, и даже в мыслях все было тихо - Он не желает ее видеть? Не желает слышать? Очередная глупость, не более того. Перенервничала. Скользнув изучающим взглядом по фигурам прихожан, падшая успокоилась и убедилась, что люди ничем от нее не отличаются... почти. На лицах умиротворенное выражение, глаза широко открыты. Им нечего стыдиться, их души раскрыты перед тем, кому они вручают свою судьбу, в коего верят. Стоило лишь перевести взгляд на скульптуру распятого человека - стало трудно дышать. А сверху - громадина тяжелых стен... Захочет - похоронит ее здесь, дабы никому она больше не причинила столько зла и боли. Лин вздрогнула, когда дверь позади резко распахнулась и пустила в помещение холодный воздух. Растерявшись, девочка быстрыми шажками пошла вперед. Некоторые обернулись на неожиданный шум, и падшая, вновь перепугавшись, резко присела на скамью.
Синие глаза широко распахнуты. Она была уверена, что Он не одобрит ее появления здесь с линзами - неуважение. А справа странное ощущение... Девочка краем глаза пробежалась по фигуре рядом сидящего. Много черного. Волнение переворачивало все внутри верх дном, а мысли вертелись с беспорядочном вихре. Он здесь! Он ее ненавидит, презирает, не желает видеть здесь и сейчас!
Заткнись! Церковь, все-лишь обыкновенная церковь, коих на земле сотни, тысячи!
Волна мелкой дрожи, бежавшая сверху вниз по спине, испарилась, и Лин со вздохом уставилась в потолок. Рухнет, обязательно когда-нибудь рухнет. Но не сейчас. Склонив голову на бок, снова осмотрела человека в черном и тут же недоуменно замерла. Неприятное ощущение разбавилось огромной долей любопытства.
- Почему вы улыбаетесь?
Страшно говорить, страшно вызвать хоть капельку раздражения у всякого, кто обитает здесь. Он может и с помощью их рук порешить маленькую непослушную предательницу.
А он не похож на них.
- Зачем ты здесь? - Лин уже не скрывала раздражения.
Даже мне он не нравится. Обещай мне, что его ответ станет концом вашего разговора.
А пол под ногами горел.

Черный человек стал виной этих неполадок. В какой-то момент все планы и очевидности, казалось бы, непоколебимые, рухнули - этому человеку хватит лишь набрать в легкие воздуха и с хрипом выдохнуть, разрушая систему, что многими признана совершенной. Это чувствуется сразу, стоит лишь приблизиться к нему, ощутить на себе этот липкий взгляд. Черное болото очей завораживает - отвратительное так же бывает по-своему прекрасно, уж кто-кто, а падший это понимает. Взгляд этот впечатляет, на сердце становится легко и свободно - эти глаза по-своему совершенны. Дай волю фантазии, желаемым иллюзиям, и темная радужка брызнет ядовитой грязью, капли попадут непременно в самое сердце, медленно растворят жизненно-необходимые элементы - и этот процесс будет приятным, щекотливым, улыбку невозможно будет сдержать. Падшая не отводила взгляда с этих бездн, успокаивалась. Человек поможет ей, одним движением избавит от неприятностей, смоет все нечистоты, раздражающие и травящие душу неготового к такой жизни создания. Он уже поймал ее и тянет за ниточки, которые скоро переплетутся в крепкую бечеву - ее Лин уже не сможет разорвать, так и останется сидеть тут, пока он сам не скажет: "Разговор окончен".
Прощение? Псих... Лин, шевелись, немедленно.
Сведя колени вместе, девочка прижимает руки по бокам и поворачивается к собеседнику, чуть склонив голову. Пробегаясь глазами по черной шевелюре, белой коже, темному пальто, что своей плотной тканью защищает это существо от надоедливых любопытных взглядов - одним из таких Лин сейчас скользила по наружности мужчины, уверенная - его нужно запомнить как следует. Время бежит незаметно, если увлечься любованием чужого тела, и девочка "очнулась", когда неизвестный вновь подал голос. Слушать было так же приятно, как и наблюдать и чувствовать на себе его взгляд - оно поможет, он не зря оказался именно здесь и именно сейчас.
Поднимайся.
Неужели такие создания тоже чего-то хотят от Него получить? Падшая на несколько мгновений забыла, что сидящий перед ней - человек. Доля разочарования определенно имела место быть, и девочка тихо вздыхает, прослеживая за взглядом черного человека. Кто-то вновь вмешался в уже принятую систему, сбил все настройки, поменял диоптрии: это уже не так страшно. Высокие стены уже теряют угрожающий вид, и падшая снова вздыхает. Вздохи скоро превратятся в обыкновенную привычку, если не научиться не воспринимать все так близко к сердцу.
- А зачем? Пока что всем и так хорошо... Особенно таким, как вы.
Дай волю воображению. Девочка улыбнется и расскажет свою недолгую историю, специально сделает это здесь, чтобы Он видел, как она раскладывает карты. Как и чем ответит черный человек, оставалось лишь гадать - смелости по-прежнему не хватало. Надо было в свое время слушать светлых и не опускаться до того, чтобы искать спасения у людей в черном.
На манер одного знакомого провела пальцами по лбу, не сводя взгляда с фигуры распятого.
Перекинув внимание на руки мужчины, девочка начала борьбу с соблазном коснуться незнакомца, раскрыть его историю, узнать все, что касается данной персоны, до мельчайших мелочей. Еще одна судьба, еще одна интересная и, несомненно, толстая книга, открыть которую не каждому под силу. Есть возможность, но нет желания - вот это парадокс.
- А ведь вы соврали. Давайте еще раз. Зачем вы здесь? - Падшая наклоняется чуть вперед, пытается вновь привлечь внимание, поймать этот мокрый взгляд. Гадость. - Я пришла сюда за помощью. А помощь могут оказать только такие, как вы.
Говорить напрямую - Он мне не поможет - по-прежнему не хватало смелости. Чем напрягаться и надрываться в попытках дотянуться до руки спасителя, что остался на небесах, легче податься вниз и ухватиться обеими ручонками за якорь - и приятнее, и ближе к завершению. Уж больно интересно, что же ждет там, в конце.

Какая страшная игра. Трудно держать себя в руках и заставлять смотреть в черные глаза, необыкновенным образом вытягивающие из души нечто важное, светлое и легкое. Настолько легкое, что чья-то черная рука без особого труда сожмет свои холодные пальцы и, потянув назад, вырвет эти сгустки тепла. Влажная кожа этих рук оставит на рваной ране яд, который не позволит заполнить пустоту, исцелить рану, и при этом будет приятно холодить всё существо девчонки, успокаивать, а уже потом, когда падшая снова предпримет попытку выдержать приятное испытание, появится еще один ужасающий след. Ужасает он тех, кто умеет различить среди удовольствия частицы, уничтожающие жертву изнутри; жаль, Лин этим навыком не обладала: она глядела на все поверхностно, то ли не догадываясь, то ли боясь копнуть чуть глубже. Какой бы ни была причина, последствий не избежать. Поезд ли слишком рано отправился, таксист ли оказался тормозным и безответственным идиотом - ты останешься на месте, и возможность убежать испарится так же быстро, как капля обжигающей воды зимним утром.
Еще не слишком поздно. Встань. Уходи.
Привычка не обращать внимания на возгласы где-то там, в глубине сознания, была особенно неотвратима, когда рядом находился интересный собеседник, тот, кто сумеет дать ответы на вопросы. Ничто так не привлекало маленькую падшую, как чужие россказни о прошлом, советы, поучения... информация. Одно из самых слабых мест... хотя нет. Самое слабое. Легко сбить падшую из колеи и потянуть за собой в неправильную сторону, стоит лишь предложить такую заманчивую услугу... Мышка попалась, можно приступать к еде. Или же простому уничтожению.
Сейчас девочка смотрела на незнакомца почти с любовью. Пусть это мерзкий человек, падший... ему не стыдно признаться в самых развращенных и отвратительных желаниях, поделиться мыслями - он уже и так протягивает руку, он дарит улыбку. Он способен подарить и большее, подарить именно то, что заставит и ее улыбаться так же широко и безудержно. Чертовски заводит, и маленькая Лин с готовностью тянется к своему спасителю, бежит к нему, надеясь поймать маленькими ручонками подол его черных одежд, уйти с ним во тьму. Просто так никто ничего не даст, на станет раскрывать своих тайников и кладов, если не соблюдать одного простого условия: закрой глаза и доверься.
Такое нельзя было сказать даже Кери. Какое было бы у него лицо, погляди он сейчас на эту пару? Горечь, что алмазной крошкой царапала за живое, Лин попыталась подавить, отбросив размышления о собрате в самый дальний ящик. Он в прошлом.
В голосе черного человека ясно звучала беззаботность и беспечность, он продолжал улыбаться, словно действительно рад оказать услугу. Изящно изогнутая бровь должна придавать его облику больше человечности - у него такая богатая мимика! Однако Нечто видит в его добродушной улыбке оскал, в этих открытом взгляде - безумный блеск. Тихие подсказки раздражают девочку - она еще больше слепнет, стараясь изгнать второе сознание в самый дальний угол крохотной комнаты, запереть его в этом помещении и уйти. Навсегда. Человек протягивает руку, и падшая с трепетом наблюдает за движениями, ждет. А потом сама тянется к нему, трется щекой о протянутую ладонь и, словно бы смущаясь, опускает глаза вниз. Волнение будоражит, по спине бежит очередная волна дрожи... Нет сомнений, это именно тот, кто ей нужен.
Все так же смущенно поднять глаза - в них все еще можно прочесть уже ясную просьбу, мольбу, - сжать кулачки, боясь пошевелиться. Словно бы неожиданно осознать, что игра должна приносить удовольствие обоим, никто не станет ждать, - приоткрыть рот.
- Вам, как и ему, - на секунду перевести взгляд на распятие, - нужны души?
Это короткое отвлечение на алтарь, на прихожан, на город, который все еще живет, несмотря на находку Лин - и сознание пробивает искра. Ощущение, будто бы ее только что просто-напросто загипнотизировали, не покидало падшую с той самой секунды, как она произнесла свои слова. Как у нее только хватило... смелости такое произнести? С темно-синих глаз медленно спадала пелена, а сама девочка оставалась недвижимой, пока к ней полностью не вернулось ощущение реальности вперемешку с повседневностью. Нечто достучалось? Падшая с тревогой посмотрела на ладонь человека, левой рукой потянулась к карману пуховика, второй же рукой, схватив Дюмах - его имя было прочтено в первую же очередь - за запястье, отвела холодные пальцы подальше от лица. Выхватив оттуда практически все купюры, девочка вложила их в ладонь мужчины.
- Надеюсь...
Осеклась.
Хотела добавить "На вас"? Смелости не хватило?
Удар по больному месту. Яркой вспышкой перед глазами возникла очередная иллюзия, результат игры воображения - светлая. Окажись Лоин рядом, она бы не раздумывая снесла головы обоим.
Ты врубаешься, что перечеркиваешь всё, что было?
Этот голос всегда умел надавить на самые чувствительные места, выдавливая из Лин усталые вздохи. Никогда еще падшей не приходилось принимать настолько ответственные решения, ощущать сильное давление, настолько сильное, что ей было стыдно даже за мысли о былых близких людях. Кто знает, может, в памяти того же Кери она останется все той же неугомонной мелкой девчонкой, уверенной, что у нее все сложится иначе, лучше. Размышления о подобных вариантах сейчас дико расстраивали, Лин терзали сомнения. Она повернула голову в сторону алтаря, и спустя мгновение ощутила едва уловимую волну... от руки. Память падших не подводит - то же самое она ощущала, когда другой эмпат "пробежался" по ее прошлому. Досадно было осознавать, что сидящий перед ней - не человек вовсе. Значит, она снова доверяет свою жизнь не тем, кого ранее старалась беречь; он - очередная нечисть.
Смотреть на прихожан, словно они сейчас заметят тоску в ее взгляде и вырвут из черных объятий. Однако все оставались на своих местах, ничего не менялось, а улыбка, которую так неожиданно для себя заметила Лин на лице распятого, будто бы говорила за всех присутствующих здесь, кроме, конечно же, самого Дюмах: «Кто чем тебе обязан? Твой выбор. Твои желания. Падай!» Горько было смотреть, как улыбка на каменном лице становится шире, уродует лицо. Плотно сжав губы, она наблюдала за метаморфозами статуи, а затем перевела взгляд на людей, которые в какой-то момент просто перестали двигаться... Они также замерли, подобно статуям, и лица их были изуродованы все той же ужасной улыбкой, вселяющей колючий страх в сердце падшей. Не узнавая храм, девочка сама не почувствовала, как отпустила руку че... нечеловека и, прижавшись к спинке скамьи, принялась на изучение преобразованного храма. Стены вокруг словно поплыли, светлая краска стекала на пол, оголяя и демонстрируя иссохшие деревянные панели, из трещин которых сочилась что-то черное. Отгоняя прочь страшные догадки, падшая подняла глаза - она надеялась, что и фрески потеряли свою стойкость, однако те оставались на месте - и догадки оправдались. Изображенные герои уставились на скамью, где устроилась парочка. Лин, словно запрограммированная, рассматривала каждый сантиметр открывшихся сюжетов, в то время как из груди никак не мог вырваться крик ужаса. Тихо пискнув, падшая прикрыла глаза руками и сжалась в комок, боясь снова узреть это уродливое шоу, устроенное неизвестным. Неизвестным по имени Дюмах.
А что можно было сказать, зная одно лишь имя?

Смириться, раскинуть руки в стороны, оголив самые чувствительные и слабые места, прикрыть глаза и выдохнуть воздух из легких. Но ничто не помогает, в груди щемит странный колеблющийся комок, словно наэлектризованный, обхвативший тончайшими нитями нервные окончания. Не покидало ощущение того, что где-то там, меж легких, образовалась черная дыра, засасывающая важнейшие частицы души, даря при этом незабываемые ощущения. Волнующе, чертовски волнующе. Так себя ощущала Лин, когда иллюзии на несколько мгновений рассеялись. Девочка, словно бы не в силах поверить, широко раскрытыми глазами уставилась на алтарь: взгляд медленно полз от фигуры распятого на одежды прихожан, а от них - на высокие каменные стены, от них уже перемещался к потолку, а затем обратно, на алтарь. Для падшей время шло очень медленно, однако на изучение обыкновенной действительности, отмытой от кошмарных иллюзий, ушло не больше минуты.
Темная завеса вновь застилала глаза, уже знакомые предметы теряли четкость - кошмар вновь возвращался, накатывал теплой волной, и сознание Лин вновь утопало в этом представлении. Чередуются? Постоянные перемены происходящего перед глазами уже не пугали, настораживали, сковывали - что угодно, но только не пугали. Нечто подсказывало и внушало идею о том, что необходимо отбросить в сторону предрассудки и принять всё это. Раскрыть объятия, довериться и улыбнуться, дабы поддержать неизвестного. Неизвестного, который согласился помочь.
Задумайся она на несколько мгновений - не узнала бы себя. Всем сердцем верить тому, что улыбается и дает ощущение давления на мозги, словно бы их кто-то сжимал горячими ладонями или перетягивал кожаным ремнем. Переплести пальцы с тем, чьи руки еще вчера, возможно, лишили жизни такую же девчонку. К чему такие мысли? Ровно с таким же успехом можно предположить, что вчера Дюмах протянул кому-то руку помощи, сжимая пару купюр намного слабее, нежели сейчас, пока он сидит перед падшей и готовит предоставить ожидаемую услугу.
Будь у нее чуть больше фантазии, чем нисколько, она бы отвлеклась от иллюзий на воображаемые образы того самого Спасения. Можно было бы пытаться собрать в мыслях образ какого-нибудь чудодейственного удара по затылку или специальной таблетки, но взор синих глаз был устремлен вперед, где каменная фигура опять корчила устрашающие гримасы и постоянно подмигивала. Она все так же, широко раскрыв глаза, взглянула в лицо черного человека и кивнула в сторону алтаря. Неправда ли, он смешон? Не задумываясь о реакции дорогого сердце спасителя, Лин снова обратила все свое внимание на представление, устроенное кем-то - стоило бы его поблагодарить - на самом видном месте. Когда статуя предпринимает попытку вырваться; он выгибается, пол покрывается пылью и каменной крошкой - надежно же прикованы святые. Все эти молящиеся не хотят их отпускать... молящиеся? Падшая только сейчас заметила, что люди не обращают абсолютно никакого внимания на мученика. Люди в темных одеяниях рухнули на колени и, сцепив меж собой руки, образовали странный круг. Не удалось рассмотреть их размытые лица. Их тела наклоняются из стороны в сторону, а в голове крутится один-единственный вопрос: «Почему они не смотрят на него?» Девочка едва сдержала порыв подбежать к этим тварям, дернулась всем телом. Сдвинув брови, Лин демонстрировала свое недовольство, при этом она высоко подняла подбородок, надеясь, что кто-нибудь из этих нечестивцев заметит и примет к сведению такое немое замечание. И с чего бы они станут стыдиться? Совести нет, души нет, ничего нет.
- Съешь.
На долю секунды падшая взглянула на Дюмах. По взгляду можно было прочитать что-то вроде «Еще тебя тут не хватало, не мешайся!», хотя мало кто смог бы обратить на это внимание - типичный каприз маленького ребенка.
- Сейчас.
Неприятное щекотание на ладони заставило все-таки отвлечься от постановки. Играем в игры? Паззл. Провести подушечкой пальца по бумажной поверхности. Смешно это, очень смешно. Гениальное не может быть настолько простым, спасения нельзя искать в таких мелочах, путь не может быть таким легким - ничего хорошего из всего этого не выйдет. Слова словами, а программа уже запущена, иконка «Отмена» заблокирована. Первый шаг уже сделан, счастливого пути.
- С вашей помощью все легко и просто. Не уведете ли на идеально ровную дорогу, обозначающую неправильный путь? - Она не ждала ответа на свой вопрос, не желала знать. - Сейчас ведете вы.
Построить из себя гордеца и отказаться? Лин не тянула: поднесла подарок и забавы ради провела по нему языком. От бедер по бокам покатилась колючая дрожь, плечи дрогнули. Растягивание неприятных вещей и занятий - дело крайне глупое, а потому падшая поторопилась, закинув в полость рта неприятный кусок бумаги. Трудно сдержать разрывающий горло стон, когда небо отравляет горьким. Зажмурив глаза и сложив руки по бокам, проглотить отвратительный ком, сжать кулаки и прижаться к спинке скамейки. Чисто для себя - откашляться и поморщиться. Если тебе протянули руку помощи, ты не должен обращать внимания на грязь, забившуюся под ногти, и сочащиеся язвочки на тыльной стороне ладони. Прикрой глаза - доверься! - и прояви благодарность, прильнув губами к шелушащейся коже.
- Нет худа без добра, надеюсь.
Действует ли это правило, когда речь идет о черных людях, никто не знал.
Скоро узнаем.

Ожидание утомляет. Ожидание разрывает на мелкие неровные куски рассудок, сминая его полотно, оставляя множество неровностей, что и являлось своего рода причиной неполадок - испарялась возможность мыслить трезво, перед глазами витала волнующая пелена. Лин пыталась сосредоточиться на неприятном и забыть вообще о том, что ее спасение, ее парашют в продолжительный полет совсем рядом, что осталось совсем чуть-чуть, и прислушивалась к вкусовым ощущениям. Неприятная и тем самым притягательная горьковатость все еще витала, переливаясь с неба на язык и обратно, слабые импульсы пробегали по внутренней полости рта, тянулись к гортани и уже там растворялись, словно бы странный подарочек не попадал в юный организм.
Падшая терпеть не могла ожидание. Она потирала ладони, трясла правой ногой и периодически посматривала на Дюмах. Только идиот не заметит перемен, так ясно уже отразившихся на бледном лице. Куда же сползло то слащавое выражение лица, где этот мягкий и скользящий взгляд, почему движения его уже потеряли свою плавность и умиляющее изящество? Множество мелких деталей, копошащихся на лице, одежде, коже черного человека.
Лин?
Нечто практически сразу ощутило первый толчок. Поначалу невесомый, почти мягкий и совершенно незаметный для самой падшей. Не насторожило даже вязкая тягучая тишина, воцарившаяся в сознании в какой-то момент - даже это Лин упустила. Засмотрелась в эти черные бездны, увлеклась тем, что вновь пыталась поймать взгляд случайного прохожего, скучающего, но ко всему равнодушного на самом деле. Девочку ждало разочарование: на смену вышел экспериментатор - только так мелкая могла назвать человека (да какой это человек, мать его!) с такими глазами. Интерес, всего лишь интерес. Не каждый день малолетние падшие суют в рот что попало - просто достойное зрелище.
Словно бы ничего от Лин не зависело, она смотрела в глаза индиго с выжиданием. Одним вопросом тут не обойтись, понадобится намного больше острых предметов - тех самых ответов, которые она непременно получит, - для того, чтобы оголить правду, четко обрисовать себе, что происходит, вникнуть в происходящее... и успокоиться.
Успокоиться...
Голос безумия перешел на шепот, выдохнул последнее слово - и испарился. Знала бы падшая, что это был последний раз. Последнее слово неизлечимой болезни, принявшей формы самостоятельного сознания, которая с той самой секунды, как наступила глубокая тишина, начала стремительно сливаться с еще более мощной отравой. Яд разгорался медленно, однако черный дым, игнорируя все законы физики, начал пронизывать тело больной насквозь, пропитывая сжигающими клетками каждую молекулу, насыщая организм страшным огнем, огнем уничтожающим, огнем, с которым не стоит шутить. Всякий раз, когда Лин пыталась шевельнуться: устроиться поудобнее, сжать кулаки, покачать головой, - суставы кололи острые искры, а конечности казались невероятно тяжелыми. И все это протекало в гробовой тишине, никак не отражалось на лице падшей: она расслабилась, сомкнула губы и уставилась в одну невидимую точку, куда-то вперед. Дышала через нос, с каждым выдохом выпуская на свободу крохотные черные крупицы отравы - та не могла распространяться и дальше, незаметные ни для кого крапинки исчезали, блеснув напоследок искрой. В таком состоянии Лин просидела довольно мало, но для нее самой это время пробежало еще быстрее, хоть четких временных пределов она описать не могла.
Тяжесть навалилась на все тело, потянула вниз, в глубину, и падшая, вроде бы и осознавая свое местоположение, молилась, чтобы скамья выдержала такое давление. Давление ощущалось каждым пальцем, каждой ресницей. Создавалось ощущение, что тело девочки обернули в плотный полиэтилен, в несколько слоев, а теперь начали тянуть материю в разные стороны, а затем вниз, с целью сровнять этот кокон с твердой поверхностью, дабы не осталось ни единой складки.
Всё рухнуло, оторвалось, даря свободу скованным в течение нескольких секунд конечностям. Лин согнула в локте правую ладонь и передернула всеми пятью пальцами, ощущая ни с чем не сравнимую легкость, гибкость и невесомость. Она с оживлением взглянула на Дюмах - оно? Спасение? Свобода?
Каждая конечность наполнялась энергией, сначала медленно. С тихим восторгов рассматривая свои руки, Лин собственными глазами наблюдала метаморфозы - кожа светлела, но не теряла своего здорового оттенка, по ней бежала приятная волна, преобразующая тело. Желание прикоснуться кончиком пальца к собственной коже было безжалостно и практически мгновенно подавлено - лучше уж получить все и сразу. Падшая решила подождать до конца, а уже там, в новой жизни, получив спасение, она в полной мере оценит собственное перерождение, по доброте душевной подаренное Дюмах.
Где крылся источник целительной энергии, девочка не ощущала, но пыталась найти, пробегаясь глазами по оголенным участкам тела. Целительная субстанция разливалась сквозь переплетения сосудов, пропитывала мышцы - разве что сквозь поры не сочилась! Причудливая волна, перекраивающая тело, поднялась от солнечного сплетения и поползла вверх, по шее к самому центру, и Лин прикрыла глаза от блаженства. По мере того, как волна приближалась к мозгу, шум листвы наполнял перебивал размышления падшей. Шум?
А вот и первый вопрос, настолько простецкий, что Дюмах не сможет не найти ответа на него. Откуда шум? Где тут деревья? С неохотой, но Лин все же приоткрыла глаза, губы также раскрылись, после очередного вдоха девочка собралась уже напрячь голосовые связки... и ничего. Воздух попал в легкие, после чего организм, казалось, прекратил свою работу - ни пошевелиться, ни издать какой-нибудь звук, ни перевести взгляд в другую сторону девчонка уже не могла. Осознание имелось, а вот что насчет эмоций... Стало жутко обидно, что даже такие простейшие элементы жизни куда-то пропали, были стерты, пока сама Лин витала в облаках. Намечалась вторая попытка произнести что-либо, но тут, как всегда не вовремя, волна поднялась над центром и прозрачным покрывалом накрыла остатки еще не расплавленного сознания.
Девочку оглушил скрежет.
Наверное, именно такой звук режет уши, когда металл ударяется о металл с нечеловеческой силой. Тело в один миг вспыхнуло, и языки черного пламени, рожденные на внутренней стороне кожи, сжигали все изнутри. Боль яркой белой вспышкой озарила сознание, а потом все снова стихло. Огонь продолжал бушевать, но боли падшая уже не чувствовала - тихо себе посиживала на месте и боялась вновь шевельнуться. Боялась снова услышать этот скрежет.
Черный газ копится в пределах предоставленных объемов, и очень скоро становится тесно. Сгущаясь, дым сливается с плотью, впитывается в ткани, и тело сотрясает мелкая дрожь. Огромный пласт непонятной энергии рвался наружу. Мышцы ныли от боли, руки тряслись. Лин горела изнутри. Кожа в некоторых местах плавилась, словно воск, а в некоторых потрескалась и стала сухой, как лист бумаги.
Уничтожающий огонь.
Девочка все еще надеется, что она привыкнет, и с большим усилием поднимает глаза. Какого черта они все на нее так вылупились? Больная с вызовом смотрит на их лица, избегая прямых зрительных контактов, сжимает и кусает губы, раздумывает над красивой речью, которой можно было бы заставить всех этих тварей отвернуться и перестать на нее так глазеть.
Кап-кап. Двигая шеей, Лин слышит тихий хруст, словно кто-то осторожно шагает по стеклянной крошке и старается особо не шуметь. Кап. Взгляд сползает на пол, и девочка видит капли воска, размазанные по грязному полу. Пятно расползается очень медленно. Слишком уж медленно для того, чтобы коснуться своим краем черного ботинка. Кто снова шагает по стеклянным осколочкам, пока она пытается заглянуть в бездны на лице Дюмах, в тех местах, где у людей обычно живут глаза.
Дюмах колышется. Пытаясь найти подходящее сравнение, Лин представляет себе огромное желе, поставленное на широкое металлическое блюдце, подвешенное над костром. Стоит коснуться края тарелки, и сладость начинает качаться из стороны в сторону, вызывая неприятные ассоциации с чем-то более противным, чем приторно-сладкое желе. То же самое и с Дюмах.
Отвратительный кусок неизвестного плотного вещества! Один только вид уже вызывал омерзение, черт подери! Чтобы она еще и прикоснулась к этому... этому...
Исчезни. Бога ради, растворись, расползись, поднимись и унесись на крыльях, перепрыгни через скамью, выбей своим телом окно - делай, что душа пожелает, просто уйди к чертовой матери, провались, сдохни же ты уже наконец-нибудь!
Намеренная выпалить это в лицо мрази, Лин продолжает поднимать свой взгляд выше, пока, наконец, он не упирается... в темноту. Падшая даже моргнула пару раз в попытках отогнать нелепое видение. Ноги. Бедра. Пресс. Грудная клетка. Шея. И тьма?
В том месте, где должна была болтаться голова с черными дырами вместо глаз, кто-то залепил обычно черное пятно. Смешно. Ничем не примечательная такая клякса. Очень смешно. Губы девочки растягиваются в улыбке, а ее сознание режет звук, что издает острый стержень, которым давят и водят по идеально ровной поверхности стекла.
Вот кому нужно протянуть руку. Вот он, человек, который вытянет ее из болота, позаботится о том, чтобы ни единого пятнышка после этого не осталось ни на коже, ни на волосах, ни на одежде. Его хватка будет достаточно крепкой, чтобы вытянуть ее, несмотря на то, что в грязь она погрузилась уже по горло.
Уже знакомая фигура останавливается у самого края. Белые ручонки, уже покрытые мелкими следами от укусов гадов, тянутся навстречу черному человеку. Он в ответ также протягивает руки. Лин улыбается, глядя, как надежно ее держат за плечи - велик риск не удержать, если просто взяться за кисти, верно? Он знает, что делает, ему можно доверять. Мешаться не следует - падшая опускает руки, погружает верхние конечности в холодную жижу и доверчивым взглядом всматривается в кляксу. Скоро и на ее лице останется такой отпечаток.
Резкий порыв... и девочка с головой погружается к болото. Сильные руки отпускают плечи больной и теперь давят на голову, не позволяя Лин вынырнуть из черноты. Грязь забивается в уши, попадает в рот, разъедает глаза. Даже сил дергаться больше нет - не хочется вновь быть оглушенной этим скрежетом.

Лин согнулась пополам и вытянула шею вперед. Грязь и отравления сжигали тело изнутри, а боль скакала следом, не оставляя ни единого шанса на восстановление хотя бы одной клетки. Даже хрипы выходят чрезвычайно тихими. Холод острыми длинными иглами пополз от ног и выше. Падшая прикрыла глаза, прижала согнутые руки к груди. Завалилась набок, упершись тем самым своей макушкой в бедро сидящего рядом. Веки ее подрагивали - знал бы художник, какие краски мелькали неразборчивыми пятнами перед глазами девчонки.
Последняя игла достигла контрольной точки быстро.
И наступила столь желанная темнота.

День города
Февраль, 2013 год.
Ночью, неожиданно, температура падает еще ниже, до -6  и начинается метель.

Прошёл ровно год. Не знаю, чему радовались люди и в честь чего взрывали салюты, веселились и танцевали в пьяном угаре. Наверное, они праздновали выживание и, возможно, таким образом пытались приободрить себя. Я же видела в этом дне траур. Самым лучшим его проведением было бы объявление минуты молчания. Даже открытие пафосного мемориала было бы куда лучше фейерверков. В этом со мной даже Бета была согласна.
С тех пор, как я видела Сина в последний раз, прошло больше, чем год. Почему-то не получалось правильно подобрать слова к этому выражению: то ли «в последний раз», то ли «в крайний раз». Я немного суеверна. Решить, хочу ли вновь увидеть его – тоже не находила сил. С одной стороны, он – засранец, каких свет не видывал, и мне не особо нравилось его собственническое отношение ко мне; с другой – что-то в этом засранце меня зацепило. Единственное, что я для себя решила – попробовать хоть что-то разузнать о нём. Это было весьма непросто. Во-первых, я не очень много о нём знала даже тогда, когда он был рядом. Во-вторых, ниточки ушли под воду на довольно продолжительный срок. В-третьих, я не знала, жив ли он. Очень сложно убить беролака, но то, что творилось во время и после катастрофы… короче, бифштекс был с кровью. Мне пришлось осознать, что я никогда не буду готова услышать о его смерти, ровно, как и о жизни. Минусы были в обоих случаях, ровно, как и плюсы. Но «быть готовой услышать» и «твёрдо решить узнать» - вещи разные.
На поиски нужного человека пришлось потратить много времени. Обычный частный детектив не подходил – я хочу знать всё. То есть – совсем всё. Как умер или как умудрился выжить, где похоронен или где живёт, как стал беролаком, пытался ли меня искать, последние совершённые звонки и банковские операции, деловая переписка… Это я сейчас ещё не знаю что буду делать с этой информацией, но она в любом случае пригодится, вне зависимости от того, жив Син или мёртв.
Наконец человек был найден, хоть пока и не знал об этом. Да, и ниточка была весьма слабой. Шансы на успех у меня были один из ста, а может и из тысячи.
Я околачивалась по заведениям с сомнительной репутацией. Наблюдала. Моё периодическое потребление лёгких наркотиков по праздникам  давало возможность отличить нарко-дилеров от шестёрок, которые могли вывести меня на кое-что поинтересней пары колёс экстази. В итоге один парнишка с неприметной внешностью и трудноопределимым возрастом, варьирующимся от восемнадцати до тридцати одного, сболтнул мне о девушке по имени Роберта. А если уж мне что-то сболтнули, то я с лёгкостью могла «потянуть за ниточку» и размотать клубок до минимальной стратегически важной информации. Таким образом, я оказалась здесь –  католической церкви, в ночное время суток. Девушка Роберта должна была встретится здесь с каким-то заказчиком. Мойплан был прост, как теннисный мяч: дождаться окончания «переговоров» Лисбет Салландер местного разлива и попытаться с ней состыковаться. Я знала, что характер у неё не сахар, но ведь и я не подарок.
Это уж точно.
Бета неожиданно «проснулась» и начала проявлять ненужную мне сейчас активность. А я так надеялась, что эта зануда будет сегодня тихой! Как же.
Когда я вошла в храм, то не нашла там никого, кроме молодого худощавого священника. Его, скорее всего, посвятили в сан совершенно недавно. Бедненький, даже жизни нюхнуть не успел. И как мне его называть? Святой отец, брат, падре?  Какой-то он слишком никакой для всех определений. Не готов, мальчик, совершенно не готов для службы Творцу, Богу, Яхве… не важно, как ты там Его называешь. У тебя не только молоко на губах ещё не обсохло, ты и духовно к этому не готов. Я же вижу КАК ты на меня смотришь. В твоих глазах вожделение. Интересно, а ты пробовал женщину? Скорее всего – нет. Ну, не верю я в то, что не девственник твоего возраста способен отказаться от такого удовольствия. Если честно, я вообще не вижу смысла в тебе, точнее в твоей «службе». Я вообще не верю в необходимость церкви, как института. Творцу глубоко фиолетово на всё это. Для него не фиолетово лишь на чистоту твоей души. А душа от секса не страдает. Если честно, то я думаю, что даже проституция не способна искорёжить душу. Библию писали люди, а не Он. Я особо не вникала в ситуацию, но, по-моему, даже десять заповедей Моисею дал не Он. Что-то мне подсказывает, что этот тип, который сорок лет водил людей по пустыне с целью «очистить от предрассудков» мозги своих агнцев, просто всех надурил.
Не богохульствуй, - тон Беты, однако, не был особо убедительным. Она не считала мои размышления богохульствуем, скорее – просто осаждала мои мысли. Мы, ведь сюда не за разглагольствованиями пришли. 
Молодой священнослужитель приблизился и с глазами, полными участия поинтересовался:
- Вы хотите исповедоваться?
Боже упаси. Вот только мою исповедь тебе слышать не хватало. Ещё, чего доброго, отверну тебя от лица святого престола. Пришлось состроить на лице гримасу полного умиротворения.
- Нет, благодарю. Я пришла лишь помолиться.
О том, что бы мои начинания в попытках узнать что-то о Сине увенчались успехом. Для пущей убедительности я достала из сумочки припасённую заранее восковую свечу и направилась к этой хреновене, где ставят свечи. Никогда не утруждала себя запоминанием церковной утвари. Свечу, однако, я поставила с самими искренними чувствами.
А теперь я буду ждать. Сидеть на самой последней скамейке с возможностью лицезреть всю площадь помещения, изображая из себя ярую католичку и, привлекая как можно меньше внимания, дожидаться появления мисс Роберты.

Отредактировано Darroy (2012-03-17 19:58:59)

Когда я пришла в церковь – там был лишь священник, но теперь, неожиданно для меня, в храм повалил народ. Я даже немного испугалась, что не смогу найти в этой толчее Роберту. Я понятия не имела, как она выглядит, типажей же внешности, подходящих под род её «профессии»  могла представить себе как минимум десять.  А если она применяет маскировку, то шансы отыскать её в толпе сводятся практически к нулю. А на что я надеялась? На то, что тут буду только я, священник, Роберта и клиент? А вот вам урок на будущее: во время праздников и по воскресеньям в храмах обычно бывают мессы.
Я внимательно осматривала каждого, кто входил в храм. Все они были одеты соответствующе ситуации: женщины в платьях или костюмах с юбкой, не короче, чем на три пальца от колена, никаких декольте; мужчины – в строгие костюмы или же свитера с укоризненно отглаженными брюками. И не важно, сколько стоила их одежда, была обычной магазинной, скроенной на заказ или от кутюр – все они выглядели… как из инкубатора.
Разочарование уже успело посетить меня, но я продолжала сидеть на своей скамье, надеясь на чудо. И оно мне явилось! Я сразу узнала в девушке, что прошагала мимо меня Роберту. Она со своим тинэйджерским стилем выглядела в этом месте, как белая ворона. Кажется, мы единственные в этом зале девушки, облачённые в джинсы и уж точно похожи на религиозных девиц так же, как слон на балерину. Напряжение быстро спало, и я расслабилась, ожидая подходящего момента. Она не стала бы со мной разговаривать до того, как встретится с клиентом. Я бы его просто спугнула.
На какое-то время девушка, чья помощь мне была так необходима, потерялась из виду. Я тщётно шарила взглядом по посетителям – успела даже испугаться: не факт, что  будет возможность снова найти её. Тот парнишка, у которого я выведала про место встречи, теперь, завидев меня за километр будет поднимать крик. А поблизости с такими шестёрками обязательно найдётся кто-то с пистолетом, кто решит на всякий случай меня пристрелить. Даже очарование подействовать не успеет.
После странного ухода одного из прихожан посреди мессы я вновь увидела Роберту. Одну. Сомнений быть не могло – тот мужчина, который сначала мне показался прихожанином церкви, и был клиентом. Теперь можно и поговорить, пока моя цель не слиняла восвояси. Я встала со своего места и пошла к шестнадцатому ряду. Девушка выглядела погружённой в свои мысли.
- Вы не против, если  я здесь сяду? – не дожидаясь разрешения, я плюхнулась рядом. Не слишком близко, что бы не вторгаться в её личное пространство и не слишком далеко, что бы она могла слышать меня, если мне вздумается перейти на шёпот. Я минуты две смотрела на проповедника, давая возможность Роберте привыкнуть к моему присутствию, а затем, не отводя взгляда от алтаря, очень тихо заговорила, так, что бы меня слышала только она.
- Мне нужна Ваша помощь. Оплата достойная, работа не опасная, но довольно сложная. Хотя, не думаю, что с вашими хакерскими способностями она вызовет у Вас затруднения… Мне продолжать? – я внимательно посмотрела на неё и чуть улыбнулась, потом вновь переведя взгляд на алтарь. Я не спешила, в таких делах спешка не к чему. Удочка уже заброшена, а дальше всё зависит только от того, показалась ли я Роберте достойным работодателем.