мини-квест "Похищение"

Имако глядела в тучу пыли, силясь разглядеть что-то. Но ничего небыло видно. Неожиданно  она почувствовала новую атаку. Она была сильнее прежней. Да и дух двигался прямо на нее застилая ей весь мир собой, будто поглащая ее. Такую технику она знавала от одного знакомого ей мага. Он рассказывал ей о ней. Или о похожей на эту. Это называлось-затуманить разум. Захватить его и убить жертву как младенца. Технику противодействия этому он ей тоже рассказал, хотя она никогда не практиковала ее. И небыло уверенности что она подействует. -Нужно быстро сгенерировать потоки энергии идущие через тебя.-прозвучало в ее памяти-Сначала почувствуй их. Потом быстро их направляй в два кольца вокруг себя. Когда у тебя это получиться, быстренько делай зеркальный купол вокруг себя. Эо поможет отбить его атаку. И он поразит сам себя.
Вся техника должна была занимать всего 5 секунд. Ими попробовала ее но ничего не вышло. Её задавили атакой. И шар что летел прямо на нее попал точно в цель и отбросил ее на 2 метра. Ими лежала и не подавала признаков жизни.

Отредактировано Imako (2009-10-22 04:55:00)

-Пальцы Тора после этих слов большие гранитные столбы вылезли из земли подпирая потолок под Зиком, их было четыре и они были довольно большими, они держали потолок под парнем, чтоб тот не обрушился на него. Зик встал с пола, голова кружилась, удар по голове был довольно сильным. Всё рушилось, всё было как не наяву, постучав себя по щекам он пришел в сознание, и в быстром темпе стал удирать от сюда. Столбы ели держали всю тяжесть потолка. Зик увидел пантеру, верней часть её. -Жалкое зрелище, но она нам больше не нужна, противник повержен Зик повернулся и увидел луч света, который пробивался через потолок, но еще опасность быть придавленным камнем была и довольно высока. -Она с нами начала бой... -и не проявила никакой инициативы, её ошибки я не хочу исправлять,  вдвоем шансы спастись заметно сократятся... прервал мысли Зика его злое "Я". -Плевать... сказал Зик и начал продвигаться через обрушивающиеся сверху камни...-Жалко девчонку... сказал он про себя и сцепив зубы
-Черт!! направился назар, сдвинул магией плитку и взял девушку на руку, да, она уже была девушкой, магия воды вернулась в руки Зику. -Дыхание Валхаллы! закричал Зик и вызывая большую волну, которая била по стенам и потолку и тут же замерзая, превращаясь в голубой лёд, Зик в быстром темпе выбрался с девчонкой на руках из под земли и принялся бежать, обе техники уже не выдерживали, гранитные столбы сломались, лёд треснул и всё обрушилось под землю...-Хм...доброта осталась только от эльфа...
----------> Вишнёвый сад...

Отредактировано Zike (2009-10-25 08:56:14)

Ноябрь. 2010 год.
День. 15:48.
Тучи полностью заполонили небо, дождь бьет крупными каплями.
На дорогах огромные лужи. Немного поднялся ветер.
Температура воздуха: + 13

Железная массивная дверь с тягучим противным скрежетом давно не смазываемых петель отворилась, пропуская в пространство, густо пахнущее сыростью, плесенью и самыми дальними углами болота, откуда все жабы разбежались еще со времен Великого потопа. После буйства красок снаружи, тепла и солнца, темный закуток был сродни дну колодца с мрачно-таинственной атмосферой, почти как по Эдгару По - почти; можно выйти уездным шерифом из мягко остановившегося на спуске с дороги автомобиля, хлопнуть дверцей и, пригладив волосы, даже закурить, но сигарет нет, а волосы на затылке слиплись от крови и лимфы и потому прикрыты узлом платка. Какая к свиньям собачьим разница, что это за подземелья такие, кто в них водится и какими путями нужно блуждать, чтобы не остаться в прокопанных сводах на веки вечные. Это не романтичное рандеву зеленого отеля, не открытое пространство, а весьма неуютная локация массового поражения.
Стоит заложить малую часть динамита и подорвать все это к чертям, как ничто живое уже не выберется из под завала. Да и не живое, скорее всего, тоже не сможет собрать разбитые в пыль кости.
И все же, заглушив мотор на получасе езды от города, мужчина вышел из автомобиля, хлопнул дверью и даже закурил, как курят полицейские во всех бульварных романах. Только на кого, а на полицейского он был похож меньше всего. Все равно что кормить крыс тем, что сам не доел, а теперь явиться к ним с разговором по душам, надеясь на понимание и почести крысиного волка, хотя сам ты не стоишь гнутой монеты, выеденного яйца, раздавленного глазного яблока, так звучно лопнувшего под каблуком сапога. Чумная собака слепа.
За высоко поднятый воротник заливал дождь почти потоками, но сигарету удавалось спасать от тяжелых капель, упрямо разбивающихся о землю. Сыро. Прохладно.
Болит нудно разъем в затылке.
Я приговариваю вас к лишению ответственности за собственную жизнь и мирному упокоению в уютной могиле в центре Урюпинского кладбища: выйдите на свет и поднимите руки, тогда я точно не промахнусь с выстрелом на поражение. Девке с шести метров в глаз из Дизерт-игл. Искры стекают с рельсов, парень, рельсы чужие, но мы можем пиздить поезда или грабить их, прямо как корованы - украсть поезд, украсть внимание, украсть направление и параноидально заклеенные фары.
Остановившись в нескольких метров от входа внутри тоннеля, Габриэль снял с предохранителя один из пистолетов так, как хозяйка на собственной кухне привычно и обыденно снимает с полки нож, чтобы порезать на ужин утку, да запечь ее со сметаной и, может быть, все же хреном:
- Джек Блек по прозвищу Потрошитель!
Если верно спиздить у мира нужный провод, можно кое-что уложить и подняться, можно пересечь плиту и не упасть прямо с порога, как в аквапарке. На то оно и колесо событий, где если уступили в чем-то сейчас, то несомненно, со временем будет ответный реванш. Главное что обошлось не дороже денег. Щетина была уже приличная, и выглядел он с ней не самым лучшим образом, к тому же, было совершенно очевидно, что она его старит и совершенно не облагораживает - нижняя часть лица мутанта была закрыта черным платком с нарисованным белым оскаленным черепом неизвестного науке существа. Нижней его части. Челюсти. Но сейчас его пришлось сбить вниз:
- Вы обвиняетесь в совершении нравственного правонарушения.
Медленно, никуда особо не спеша, мужчина двинулся по тоннелю. Слабый огонек на кончике сигареты, зажатой в губах, и лазерный прицел, навинченный на не имеющий аналогов ствол, скачет по стенам у самого пола. Еще электричества. Еще потянуть зубами волокна и рассыпать красные капельки. Еще размозжить каждый комочек, еще сохранить еще одно перышко. Еще пробежать еще один уровень. Еще много еще
разложить себя как свести поезд с рельсов. Еще весело.
- У вас есть два варианта - сдаться целиком или по частям.
Как всегда, останки самые склизкие. Пахнет самым белым. Самым выблеванным. По длинным коридорам звучно разносится голос. Не услышать - невозможно. Габриэль шел не спеша, но не боясь упасть в неожиданную ловушку, яму к пиявкам размером с ладонь или утонуть в смраде отходов жизнедеятельности сотен мышей: он прекрасно знал все устройство подземных катакомб, хотя никогда не заходил в них слишком глубоко.

Отредактировано Gabe (2010-11-19 00:30:15)

Последний день, а я пересчитываю ребра под струей горячей воды из пробитой трубы, и стены все вокруг измазаны дерьмом и закопчены сильнее, чем грязный потолок над головой, а за ними голоса, шумит помехами старый радиоприемник, но никто не выключает, не делает тише - там, за толстыми стенами с пробоинами от того черного дерьма, скапливающегося в жарких жерлах пушек, люди сидят на полу и скомканной одежде, ждут сигнала. Последний день, осталась пара часов, а пар из той же трубы и из лужи под нею и мной застилает всю сеть, он так похож на молоко, что стекало по стенам сознания и выщипывало перья птичек моих легких. Сегодня было правое легкое. Вместо мозга у меня стеклянное крошево одного большого правого легкого. Чумные псы растащили по своим ржавым решеткам, в тухлые клетки, загнали в канализацию, в сырость переходов, макнули головой в общественный сортир все по кускам, по ошметкам, мозги и легкие, обрубки рук и ног, перебитые стальными прутами - не человек уже, но живущий, орущий шмат сочного мяса, содрогающийся в конвульсивном припадке ускользающей, будто крыса с тонущего корабля, жизни. За стеной люди молча слушают белые шумы и ищут в них слова.
Кость, стекло, железо, бетон. Сталь. Листья, ребра, бинты, провода. Легкие.
Обломки существования в пульсирующей клоаке расщепляются тяжелым шагом реально окружающей действительности, пепел с сигареты падает на сдернутый по шее платок, ломкой трубкой замирая лишь на мгновение. Под сапогами хрустит крошево мелких камней, веток, занесенных ветром и нечастыми гостями приветливого сырого местечка, мелкие косточки, крысиные хвосты, провалы в полу, как пещерки в зеленом отеле, как комнатушки под свинцовым небом и маленькая алюминиевая крышечка сверху. Сухо щелкнув суставом, большой палец взводит курок; красная точка указателя поднимается вверх и, не дрогнув, находит в темноте убегающее вперед направление движения. Двадцать пять шагов до поворота.
Остановившись перед тем поворотом - не только чутье указывало на то, что это последний и, стоит завернуть, вышагнуть из темноты в темноту, и запах пропитанного магически тела настолько сильно ударит по обонянию, что закружится в голове, заслезятся глаза, и станет нестерпимо приятно о кислого запаха яблок и ржавого металла, но стоит немного подождать. Пускай настроится на беседу тот, кого эти полудурки в инвалидных колясках ловили столько времени . Поводив сигаретой вдоль стены слегка позади себя, мужчина без сожаления отметил, что Тень до сих пор не вернулась. Чем она занята и что понадобилось ей от Эмили? Кукла спустилась с дивана и обняла Тень. В присутствии невысокого свода тоннеля, он на мгновение почувствовал ее теплые легкие руки на своих плечах. Но только крепче перехватил вороную рукоять и сделал, наконец, широкий шаг. Сейчас у него нет собственной тени.
Угол зрения совершенно меняется; все будто смотрится с другой стороны бытия. Идешь по выжженному полю, с телевизорами в руках, с ножом в зубах, в карманах и за поясом опоры, леска, лента и прочее.
Красные глаза визави едва ли больше, чем в десятке метров напротив. Слабо мерцают.
И словно изнутри натертые фосфором, ненормально-ярко горят его собственные, зеленые. Счетчик Гейгера эхом в мозгу отдает треск. Медленно сгущающиеся вокруг запахи. Пристальность чужого внимания.
Первая рыба за год. Джек Блэк Потрошитель.
- Мое имя не слишком сложно читать? - голос звучит чужим и гулким, не столь из-за того, что потолки высокие, да стены испещрены глубокими трещинами: протянув руку, можно коснуться их, провалиться в еще более густую, неразделимую на спектры тьму, сколь потому, что не может быть целостным.
Помехи в радиоприемнике. Насмешка и красная точка прицела точно между красными глазами.
Бежишь с бесстрастной мордой, не показывая даже ненависть и ярость.
Воздух густой, как вода. Черная, черная выжженная земля. Вокруг лишь тишина и пепел былого. Плеск воды, вплетающийся в тишину. Где-то. Совсем близко.
- Шинигами, который убивает так мелочно и топорно, - ты не знаешь, на кого ты похож, разыгрывая перед всеми полное безразличие, прогуливаясь с таким видом, как будто занимаешься чем-то нечестным. Гемоглобин - ключ к здоровому сердцебиению, - Джек. Камера ждет тебя.
Ублюдок окружает себя как можно большим количеством дерева.
Ублюдок любит дерево, да.

В мутной воде на глубину щиколотки подо мной провода, срезанные башенками окурков у параллелепипедных трамваев в красном исподнем с коричневым кружевом, им отсосали обнажившиеся контакты в искрах сочленения спутанных линий, и их многочисленные оргазмы стали опять-таки молоком подо мной, надо мной, перед глазами, в мозгу, в пищеводе и легких, в прокатах на вдохе и выдохе, в пальцах, сведенных липкой массой в культю по самое предплечье. Последний день, а я в теплом белоснежном дерьме недалеко от своей руки в воде вижу прожилки аудио-судорог, но кость так и не раздроблена, а щепки не летят, не искрят опасностью оголенные души проводов, я вижу огни, вижу пламя костров, это значит что здесь по рукам пролегают широкие автострады со скоростью 200 километров в час. 20 грамм вещества в вене, уголь рунн на ней не истекает кровью, заворачивается выворотом подножной аномалии, невидимым грибом радиации расползается по выложенной кафелем стене. Вены забиты порошком белым-белым, как молоко, извергнутое подо мной в бетонные сапоги утопленного города, я знаю слишком сильную боль кипения пылающего огня, окутавшего ступни. Я в белом снегу-поро/шок пытаюсь согнуть кости и зацепиться за холод, за выдранные перья с кислыми яблоками в красных трамвайных вагонах. Я опустил голову, сузив глаза.
Тварь внутри опускает голову и щурит злые бесцветные глаза, она бешеная в лишении отражения на глади белых глазных яблок, яблок под ногами с кислым железным запахом, яблок в молоке и с молоком, с бурой пеной под нижним веком, с грубой коркой на роговице сознания решеткой проникающей под кожу сети медных проводов с оплеткой яркого пластика - кубиками пять внутривенно, пять внутримышечно, даже преорально три. В отсутствии зрачков совершенство существований и тонкой пленочке ожога с легким укором и сукровицей сквозь трещины, игра, разбитая на три-один-ноль/ноль; в двух черных точках пройденные вперед шаги и щелчок спускового механизма, столь слаженно работающего, как молодое человеческое тело, еще отлаженное, еще исправное.
- Значит, по частям?
Пуля бьет в сторону мелькнувшего фронтально блеклого огня газовой зажигалки и, не успей шинигами одернуть руку, он точно поплатится сильным ожогом от взорвавшейся игрушки ударно. Спички надежнее. Спички деревянные. Но деревом окружать себя смеет не каждый. Они в слишком разных положениях для того, чтобы слишком стараться, работать на разрушение организма изматывающими действиями, и достаточно только повести головой слегка в сторону да подтолкнуть логику цепочки событий. Пистолет из левой руки мягко падает в крепление на ноге, как в родное, а нож в правой...темно.
...они все мертвы, и над ними смеются, но я-то жив. И мне еще жить в этом мире и общаться с людьми.
Вот поэтому я и смеюсь. Так сильно, что сдирает наждаком по горлу, наизнанку выворачивает во всю горклость нависшего стенами мира, во весь смрад дыхания спидоносной крысы, в сухие снега искусственного света.
Тень отчетливо следит за собой запахом, даже крадясь в кромешной темноте абсолютно бесшумно, отслаиваясь от стены так же, как выходящий из сумрака переулка человек под яркий фонарь с битым стеклом у единственной чугунной ноги - и нож в правой руке широким лезвием ударяет за спину находит плотное тело вполне человеческой тени. Его реакция многим быстрее, чем можно было догадаться по внешнему виду глуповатого увальня, а движения отточенные и быстрые, как могут быть только не при таком телосложении. Чтобы уничтожить тень...
Габриэль сделал почти два быстрых шага вперед, потянув ощеренный зубьями мелкой пилы нож за собой и вверх, до того, как заломило неприятно в лопатке и только потом опустил оружие, своим лезвием мягко и, должно быть, совсем не больно разделившее теневое отлагательство практически на две почти части. Правая рука вновь повисла расслабленно почти в молоке протянувшихся на потолке проводов с клеммами мушками перекрестьями вдоль почти тела. Чтобы уничтожить тень, ее нужно разделить на более трех частей. Чтобы уничтожить Джека, можно взорвать тоннели и переходы к чертям собачьим.
Все почти. Почти темно. Почти логично. Почти - не сбежал.
Сухой лед, что скрыт под ржавыми перьями.
Кровь так легко становится ржавчиной.
- Плохо, - он близко от Джека. Меньше метра. Очень быстро. Но вместо того, чтобы использовать нож, Габриэль ударил наотмашь в район груди оппонента не рукой, а когтистой черной лапой, протянувшей длинные тонкие пальцы не столь к телу, сколь в стремлении схватить саму душу...впрочем, ведь у шинигами не было толком своей души. И для этого удара нужно только мгновение - у преступника перед лицом гнилого правосудия есть меньше секунды, чтобы успеть среагировать: и этого не хватит, Габриэль точно знал, не хватит на то, чтобы полностью избежать глубоких резаных ран.
И все же, он помнил про оставшуюся деформированной, но еще досаждающей своим присутствием тень.

Воздух сладко шипит через плотно стиснутые зубы, в крошеве акульих отрастающих клыков пахнет горелой плотью и свежей кровью, брызнувшей сочно, вкусно на ставшую человеческой руку, а красное марево перед глазами, в глазах, внутри сознания как под ржавым забралом не менее сладко въедается собранными камнями в черный асфальт. Тело хищника упруго подставляется под удар. Впитывает слабый импульс, посыл и приглашение на безумное па от охотника. Хруст глаз костей стальных пластов, покрытой платиновым налетом новой полой иглы, трубки и под поднятым на половину лица платком вторит оскалом оскалу на миг полная безумия ухмылка. Он чувствует, как по спине крадется чья-то тень.
..Бить в грудину! По ребрам! В легкие! Это старо как мир, но ты все еще веришь, что сидящую на рельсах псину или переехать или сбить с ноги, канистры эссенций долго искать на любом этаже, я хочу его есть, мы хотим есть...до пропасти - ровно метр. Ты двигаешься в аллегро. Ты знаешь, как делать больно. Но только мне нужно больше. Сознание в легком трансе. Снова и снова занимаясь бессмысленным дерьмом, я всего лишь третьесортная звезда, покрытая кровью. Погребенные в грязи - Горящие зародыши. Давай уничтожим - На мое удовольствие. Прихлопну заносчивую мушку. Разрежу ваши раны, как режу свои. Отныне не слыша гласа общества и не понимая его. Фарфор электродов и рваные уровни, побежали по кольцам, выкинули картами, сделай шаг, сделай два, давай же, двигайся, давай.
Мысли человека верно сплетаются с мыслями чудовища, укрепляется костяк рассудка, собирается словно из двух частей важная деталь детского конструктора - Тварь подсказывает движение на четыре метра вперед, но не дает рвануть безрассудно вперед. Незримый молочный снег на крови, которую он, замерев, брезгливо стряхивает с руки, выблевываясь искрами влажных капель по стене, вязкими сладкими маленькими комками изо рта, стягивающимся из-за весело.
Весело весело.
И губы вязко прижимаются к запыленному бетону, слушая направление.
- Умирать не желаешь? - гиеной рассмеялся мужчина, выпрямляясь во весь рост и не удостоив бессмысленного вопроса бессмысленным ответом. Этот удар - проверка на прочность. Эта атака - шестерка подкозырной масти. Это вопрос - чего ты ждешь? Ждешь.
Смотри внимательно. Вы видите? Черная как смола земля захлебывается и не прекрасно ли фальшивое доказательство восхваления нами лицемерия? Вы слышите? Тварь молча сворачивается внутри змеей, напряженной пружиной; Габриэль практически с интересом выхватывает горький запах заклинания из общей сырости и, конечно, знает, что этот фокус значительно снижает шансы Джека. Неужели шинигами настолько безрассуден? Или самонадеян? Или - глуп? Отравляя себя своей же темной густо сплетенной и теперь сконцентрированной магией, он наверняка держит наготове не одну местно-поражающую сферу, но отдает ли себе отчет в том, к чему приведет даже единовременное ее использование?..
Бензиновые сердечники ветвей накаляются, распаляются внутренним мотором.
На мыслительный процесс с ментальной перебранкой в арьергарде потребовалось чуть больше секунды и, слегка пригнувшись, Габриэль быстро двинулся вперед - померк, переместился, одновременно смещаясь с прямой траектории движения сферы навстречу - и снова на расстояние удара. Критическая близость для мага. Выигрышная ставка для физика. Черная сфера, вспугнутая резким порывом воздуха, жадно потянулась к нему и, достигнув, будто деготь разлилась по левому предплечью, окутала латексной маской рукав куртки, вязь кофты под ней и, добравшись едко, как кислота, до кожи, беззвучно лопнула в дымное марево. Опалила жаром стянувшуюся к очагу поражения кожу, на которой широкой меткой растекся черный бугристый струп, но внимания к себе не привлек - сниженная чувствительность упала в глубоко травмированных тканях практически до нуля. Не важно. Это вовсе не важно для того, кто в крутом замахе в узком пространстве коридора ударяет по корпусу противника с ноги, грозя проломить тяжелым сапогом не только те самые хрупкие нижние ребра, но что-то более важное, более жизненное, - но Джек может почувствовать, что и вторая атака: проба за зуб. Прикус. Прихват. Сильно, но не фатально, не раскрыто со всей возможностью. Флаг на мину.
Того, что есть сейчас, завтра не будет. Дерзай. Борись. Совершенствуй и культивируй свой талант. Будь лучшим в том, что ты делаешь. Узнай о своем виде деятельности больше, чем кто-либо из живущих.
Смотри внимательно.
И только потом - не глядя, на звук, два сухих щелчка выстрелов.

Ожидаемо, но вполне оригинально, чтобы нельзя было осудить. Удар, который в нормальной контактной обстановке откинул бы противника далеко назад с едва цепляющейся за работоспособность печенью и треснутым позвоночником, со всплеском энергии от движения ослаб, встретившись с выставленным щитом. Куда более разумный шаг, чем стоять и ждать. И все равно болезненный.
Вспышка зажигалки. Тяжесть. Физически ощутимое напряжение. Разброшен материал в небе, только куски индиго за вороненой сталью туч.
Доля секунды – два лица друг напротив друга и снова темно – только красный "глазок" сигареты.
Вода где-то в глубине переходов стекает темная, проржавевшая и ядовитая. Каждый удар капли о невидимую поверхность напоминает томный вздох, звонкий, состоящий из сотен более тонких голосов и время, которое тратит противник на то, чтобы подняться на ноги, собраться с активацией своих сил, заставляет прокрутив в памяти вшивые подстилки, пластиковые бутылки, объедки, гнойные бинты, все то, что свойственно таким местам. Грохот. Молот богов. Раствориться в нем, утонуть. Слышать только его. Вода.
Глубокий вдох и плечи назад; тварь шепчет прямо в голову, минуя уши, черепной короб, смеется, смеется, "дыхание" бьет по ушам, не относясь к обыкновенной категории звуков, оно просто сопровождает здесь и сейчас, пульсирует. Больные раком легких дышат так, все окружающее сверху и снизу пространство - прогнившая болезнь уже далеко не чистого разума. Огромная опухоль в мозгу, набухающая и чернеющая, пожирающая изнутри. Захлебываясь ледяным воздухом и чувствуя живым холодом под коркой кожных покровов, настоящей болью отмирающего частями и постепенно рубцующегося ожога, и с искренней чистой яростью. Хотелось разозлиться, исказить лицо в бешеном оскале, показывая свои страшные острые зубы, с которых стекает горячая слюна...полная жажды свежего человеческого мяса. Но, кроме одного промаха, все получалось просто отлично, шло как по маслу. Убивать. Убивать всех тех, кто...Всех тех, кто.
- Überlebt schlimmer. [уцелеть страшнее]
Непроглядный черный туман, дым, отступающий по мере движения вперед, но уверенно и густо, как в банке с медом, вихрящийся за спиной, болезненное напряжение звенящей меняющейся материи. Пол под ногами вздрагивает телом огромного монстра и начинает проваливаться, утекать, ускользать из-под ног. Здесь сыро и отчетливо пахнет ржавчиной, плесенью, магией в высшей точке ее кипения и накопленных на заклинание сил. Уверенность, формирующаяся в едва переместившимся теле напротив, отвлекает на себя внимание и вызывает легкую усмешку: лучше позже, чем никогда. Густой, тяжелый воздух, не дающий вдохнуть полной грудью, сдавливающий тисками, осколки, подобно углю, легко становятся пеплом, и в этой пыли, на час, на полсутки; не больше, чем на двое, хватает времени, чтобы продумать следующий шаг из затягивающего болота. Это не страшнее мысленного омута.
Метадон. Метадон по вене. Они уехали. Почему ты остался? Не помню.
Стоит только сделать вдох и легкие наполняются влажной тяжестью, еще один, третий, и перетянутся - больше вдохнуть не сможешь, ничего не сможешь, и только смотреть останется на то, как танцуя выбирается Тварь, которую не успел схватить а хвост, на берег, в снега. Кожа на лице сухая и стянутая как гипс, белая, сыпется по рукаву. Коридор дышит, оживает постепенно мучительно судорожно толкаясь в рамки этого мира, но втискивается наконец. Парок повисает над растрескавшимися по бетону губами. Заклинание набирало обороты постепенно, все усиливаясь, укрепляясь, - колотый сахар фарфоровых электрических патронов семидесятых годов и метлахской банной плитки, простервенелый голос в голове подгоняет, но он стоит на месте, чувствуя, как мягко затаскивает в пучину безвозвратности. Сон, в который ныряешь без спроса, без всплеска, как в легкую черную воду, а вот всплывать приходится, как из густого мазута. медленно, с больших океанических глубин, сияющие точки планктона, ультразвуковые "голоса" белых китов и медленное перетекающее плавание медуз, наутилусов и мантийных скатов. Всплытие вязко и тяжело, воздуха уже нет в легких, рот открыт, крика нет под водой, ничего нет, руки увязают, одежда вниз тянет бетонным костюмом. Вязкая капля опускается с потолка, падает, да накрывает собой сигарету почти до фильтра. Открыть глаза. Все сначала.
Никогда не беги, когда тебя гонят.
Так сказал повелитель мух.
Пищат замурзанные чернявые дети. Восемь с половиной штук.
Красные змеи ползут по тягучем отростку магической энергии, осмелившемуся коснуться ранее пораженной термически руки. Дробится, несет торжественно, преисполнясь значения происходящего, и через миг, как отрубило - стало легче дышать. Державшее внатяг все нервы стало помаленьку отпускать - пластиковая панель рассажена так, что видно потроха, слышно биение собственной крови. Чей-то отдаленный мат. Равнодушно, но наглядно действием, незримое разрушало кропотливо созданное заклинание с легкостью, какой обладает ветер, разносящий во все стороны кем-то сложенный карточный дом. Восемь с половиной шагов до шинигами по прямой бугрящегося пола коридора. Темно. Сухо.
Убей в себе Эдисона, отруби блок питания компа, взорви чернобыльскую АЭС, выкрути все лампы, не плати за электричество полгода - и оп-ля, получи призовую игру в жмурки. В темноте все стали сами собой. Стук в горле ломает ряды и рушит строй.
Да, да, запереть дверь, чтобы не видеть. Не видеть никого. Ничего не слышать. Никого. Открыть окно в темноту. И второе. Сквозит. Ледяной, смертельно ледяной воздух - единственное, что спасет. Смертельно ледяной воздух живителен. Истерзанные легкие, кислородное голодание. Взять нож и порезать на ленточки. И голод пройдет. Но нет. Подавись своим кислородом и сдохни. Тебе он нужен?
Время. На все нужно время. Но это не важно, потом что его нет. Только восемь шагов и три секунды на то, чтобы их преодолеть по не твердой еще, но обретающей нормальность почве. В голове кружится от рваного ритма использования рассеивания, но Тварь помогает ориентироваться не столько по зрению, сколько на запах. Голыми руками не взять, не накинуть силок, не сжать капканом. Проломить грудную клетку кулаком с размахом от плеча - повторятся, пока сам не захочет именно так, именно здесь, - но, померкнув так же, как и в первый раз, Габриэль остановился рядом с Джеком на расстоянии достаточном, чтобы в согнутой руке держать у его головы пользующийся плохой репутацией нож. Отстрием под белое горло не человека, но и не мертвеца. Свирепые глаза. Гордость живущего так, как считает нужным - свобода. Безрассудная смелость не подчинившегося никому. Дерзкий вызов всему, что встает на пути. Прямота, презираемая всеми вокруг. Вера только в свои силы. В своих богов. Глаза красные. Усталые. Впрочем, он не смотрел в них, не желая в случае опасности попасть под визуальный ментальный удар. Другой, здоровой, рукой мужчина коснулся собственной левой щеки: там дымился, будто только что проставленное клеймо, неглубокий порез. Дотянулся.
- Твоя голова пойдет со мной отдельно от твоего тела? - тихо, без эха разносясь по ошметкам оставшейся магии - тонких ниточек, пятен мазута. Смех клокочет в обожженной глотке и выходит сдавленным кашлем. Напротив. Лондон сегодняшнего вечера встретил его смогом и загадочной отстраненностью, воскрешая в памяти истории о некогда знаменитом Джеке Потрошителе и он с интересом, свойственным падальщикам, вглядывается в кровавую пену у рта Блека, то ли взявшего себе громкий псевдоним, то ли раньше резавшего людей стадами тупоголовых овец. И сейчас - одним движением вбить нож снизу вверх в челюсть.

Что ж, давай уснем, давай видеть сон, как делают все в этом мире, в этом городе, сейчас где-то в своих квартирах на кушетке в одежде или на диване под одеялом. Кровь. Земля. Ложь. Небо. Это рвота внутри тела, самоутверждаться или удерживаться собой за чужой счет так отсасывательно и тряпочно. Тело. Бог. Коробка. Зверь. Я не знаю, что сказать насчет других, но если ты считаешь, что только так - значит, только так, я просто знаю. Запах. Шея. Ловушка. Черный.
Этот человек в стене...
Ты - ничто, лишь груда слизи. Ты просто пока об этом не знаешь.
Ты не знаешь ничего, ком мяса. Разразилась война - и это хорошо.
Но в этом мире, на который ты так надеялся, ты лишь клоун, танцующий под музыку Глори-Глори.
Он не помнил, сколько провел здесь, сколько потратил на пустые разговоры времени, почем пытался играть, что покупал, кому продавал, разводил на краткую партию, и темные пятна на ткани, вытянутая белая рука, меркнущая краснота глаз напротив, маленьких точек, меток мишени - всего лишь плесень, бетонная крошка шуршит под подошвами, приехал сюда то ли час назад, то ли неделю, на машине или пешком, холодно, в летнюю жару, один, с кем-то, смутная память: палисад, рябиновая алая кисть в окне, женщина на белой рубашке. Сто лет не открывали. Женщина. Выжимает подол. Выкручивает жгутом. Это не кровь, это темная нефть, судя по медленным каплям. Или мазут. Или ничего. Темный отнорок с разбитыми ржавыми раковинами. Лицо Джека, внизу, на стене, как шмат сырого гипса или белесый плевок, смазанный на асфальте. Губы приоткрыты на выдохе, в кровавой засохшей пене, липнувшей бурой коркой. Однако белые худые руки не подняты к плечам в жесте "ну, все, хорош, парни" или "я сдаюсь, у меня есть право на молчание и звонок моему адвокату", но расслабленно лежат вдоль вымотанного нагрузками, как моральными, так и физическими, тела. Другая форма улыбки. Иной взгляд. Даже скулы стали чуть выше. Изменилась линия бровей. Осанка.
Никаких вопросов, никаких убеждений, никаких претензий. Эй, господин Дьявол, только попробуй и поймай меня, проводя дни своей молодости, играя в Гионе, каждый день, каждую ночь качаясь взад и вперед. То что можно было принять за испуг, дрожащие пальцы, глаза вполлица - на самом деле было черной срамной судорогой азарта, адреналинового неконтролируемого азарта, когда последнюю пачку купюр на сукно в Монте-Карло, когда дождливой ночью обливаешь бензином стены своего соломенного дома и чиркаешь на ветру зажигалкой - гори ясно, чтобы не погасло, когда...
К черту.
Стоп кадр.
Чумная собака топчет паданцы кислых зеленых яблок кривыми лапами с расслоившимися когтями. В мелкую говнисто дерьмяную крапинку. Пульс 59. Наполнение отличное. Неважно, где живет и как выглядит человек - в пещере полуразумный примат с тяжкими надбровными дугами, глодает берцовый мосол убитого врага, на 230 этаже стеклобетонного небоскреба в офисе под кондишном сидит менеджер среднего звена невнятного пола и всегда среднего возраста и тайком от начальства режется с приятелем по сети в "реверси". Их объединяет одно - мусор. Наполнение человека перед ним и его самого - мусор, бумага отдельно, пластик отдельно.
Пальцы ломаные, узкие стиснули его пясть, холодным, не человеческим захватом сдавили материю куртки и кожу под ней, но не не смогли отнять от горла, отвести смертельную угрозу от открытой к поражению области. Просто не хватит сил. Мало кому дается возможность. Серьезный взгляд без мандража и паники, усталость, боль, малодушие родства с древними, но нежелание отправляться к праотцам в каждом жесте, в каждой слабой искре. Чем то кормятся, охотятся, размножаются, мечтают воскреснуть, прозвучать еще разок, быть записанными, хоть на салфетке, хоть на лоскуте пипифакса. Ухмылка беззлобная, практически с пониманием:
- Неплохое желание.
Габриэль отвел руку со словно проеденным коррозией ножом в сторону, сбросил его на теряющуюся в темноте землю, после чего, не дожидаясь, когда черная магия разъест не только ткань, но и кожу и мышцевую прослойку, сорвал рукав вместе с налипшей на него жижей и выкинул его примерно в том же направлении. Не глянув на ожог даже мельком, Габриэль одним коротким движением ткнул загнанного в укромный угол шинигами костяшками пальцев в висок. Достаточно сильно, чтобы тот потерял сознание быстро и безболезненно. Довольно слабо, чтобы не сломать невзначай височную кость. Что не собирался сделать Джек - ничего он не успел со стопроцентной вероятностью. Зато держался молодцом.
Я всегда знал, что или скорость, или телепатия прикончат меня, если кто-нибудь не прикончит меня раньше, но я надеялся, что умру легко и быстро, как жил. От сердечного приступа. Или кровоизлияния в мозг. От лопнувшего кровеносного сосуда. Чего-то впечатляющего. Со взрывом и спецэффектами. Но я не думал, что меня ждет это проклятое медленное угасание, не думал, что я буду подыхать со всхлипом. Не думал, что я стану таким же, как эти идиоты, которые не знают, как пользоваться торговыми аппаратами, а потом стану еще хуже, чем они. Я ненавижу это ощущение. И я ненавижу ожидание.
Бессознательное тело Габриэль легко, однако небрежно взвалил на плечо, как поднимает мешок картошки или старый запыленный ковер. Не заботясь о сохранности, с мыслями о свалке. Дорогу найти было не так сложно, как казалось на первый взгляд; в конце-концов, ему даже не пришлось прибегать к помощи Тени, способной отыскать любую дорогу в любых условиях. Здесь и так были слишком сильны остаточные следы магии. От узкого прохода за костями и листьями, до темного перекрестья на перепутье двух - черного и серого - миров, они тянулись сигнальными огнями до оставленной под снегом машиной. Бикнула упреждающе сигнализация, съела послушно заданный ключ и, наконец, приветливо открылась, да мигнула приборной панелью. Мужчина свалил тело шинигами на заднее сиденье, не заботясь о том, что тот непременно изгваздает кожаную отделку, захлопнул за ним тяжелую дверь и долго еще, около двадцати минут, стоял около автомобиля и курил. Нет ничего лучше, чем курить на свежем воздухе морозной погодой?
- Так, Джек? - щелчком избавился от сигареты.
Но как заноза засела в памяти вкривь и вкось надпись при выезде из гаража прокатной фирмы. Засела, да так и поселилась в черепе, сосала изнутри, как глист с веселой ненавистью. Dead Smell bad.
Автомобиль, мягко шурша колесами по земле, выехал вскоре на асфальтированную дорогу - через два километра оживленная автострада в город, по которой пронесутся ветром; в такое время нет еще пробок и активного движения, все работящие люди заняты на работе, все учащиеся - на учебе, и, в конце-концов, им нечего ехать с загородных районов в центр.

--> Центр города -- Центральное полицеское управление

*телесно - находится в своем ресторане "Серебрянный бриз".
Май. 2015 год.
• ночь: тихо и прохладно.
Ветер вновь поднялся, пригнал тучи.
Температура воздуха: +13

Корвин, обычно, не запоминал сны. В лучшем случае ему наутро помнились какие-нибудь яркие моменты, погони, пиршества, красивые девушки, всякое такое.  Рассказать как связную историю хотя бы один сон или даже, на худой конец, назвать, о чем он был, где он был  и что в нем было более-менее понятно он никогда не мог. Сны приходили - и уходили особо не замеченные даже самим сновицем.
Этот сон был другой.
Откуда это знал Кор он не смог бы обьяснить, но он знал. Как знал и то, что он будет помнить этот сон и после того, как проснется. В этом сне он стоит в  метро, в каком-то из европейских городов и изучает карту метрополитена. Звуки и надписи плывут и даже острое зрения вместе с тонким слухом аниото не способны различить, на каком языке говорят люди, которые плавно обтекают его и на каком языке написаны названия станций на карте.  Абсолютно неизвестный город и абсолютно неизвестный язык. Он даже не мог заметить как выглядят эти люди - они двигались, как будто в убыстренной сьемке в кинематографе. То, что надо для сна. Наверное.
А еще в этом сне был знакомый запах. Да. Вилетта. Разумеется, это все обьясняло.  Кто еще, если не фея сможет прокрасться в его сон? Кто еще сможет заставить его запомнить? В спящем разуме начал просыпаться интерес - что же понадобилось здесь давней знакомой, уже несколько месяцев не подававшей вестей о себе? В сущности, не подававшей их с того момента, как они расстались во второй раз, обогатив Кора машиной. Кажется, я просил еще одной встречи... Вот я и получил то, чего хотел. Стоит ли мне радоваться?
-Здравствуй, Вилетта, рад видеть тебя в моем сне. -аниото плавно развернулся, легко наклонив голову в  приветствии. Люди как-то сами расступились перед ним и он почему-то сразу же оказался у скамейки на которой сидела фея. Она совсем не изменилась с того времени. Или это потому, что здесь сон? Проклятье, как мне не нравится ничего не знать! Если она так хотела меня видеть, почему бы было не прийти пешком?-Я в Городе. Ты хочешь зайти ко мне?
Корвин рефлекторно тянет носом, вдыхая запах собеседницы. Наяву это сказало бы многое - не так много, как если бы он был в зверином облике, но тоже вполне достаточно. Сработает ли это во сне? Возможно и нет, но рефлексы есть рефлексы. Сигналы уловленные носом доходят до мозга и теВреде высоко вскидывает брови. Изнеможение. Некая подавленность. Плохое состояние физического тела. Кажется, она даже не мылась долгое время.Мелкие Боги, интересно, как я могу знать об этом во сне? Впрочем, спасибо и на том, что как-то могу - кажется, остается лишь смириться с тем, что я ничего не понимаю во снах.
-Или тебе нужна помощь?-это лишь наполовину вопрос. Он точно знает, что нужна. И он точно знает, что окажет любую помощь, которую только сможет. Возможно. Если мы договоримся.

Отредактировано Корвин теВреде (2014-06-07 22:37:03)