Полуприкрытые глаза, тишина парка и легкий шелест дождя создавали иллюзию относительного покоя, пусть и мокрого и неуютного. Не знаю, что с моим организмом происходило после обращений на ту ночь, но я это переживал явно не самым лучшим образом, так как сил ты появлялись, то вновь произвольно покидали мое тело, оставляя в беспамятстве. Я, кажется, даже задремал в непонятной полусидячей позе на этой треклятой лавочке. Она, к слову,уже казалась мне не столь сухой и удобной. Капли падали на лицо, волосы давно и безнадежно промокли. Уныние царило вокруг, уныние могло быть везде, но ему не было место в моей душе. Привычный оптимизм сейчас с новыми силами разгонял всю тоску в сердце, разуме - но никак не душе, у демонов их же нет, так?
Душа, душа. Всего лишь слово, не более. Нет никаких оправданий тому, кто оправдывается душой, - непонятные мысли вяло ворочались, неподвластные разуму, который, кажется, уже давно спал. Очнулся я, однако, достаточно быстро. Капли просто перестали падать на лицо, а рядом  - судя по теплу - явственно ощущалось присутствие кого-то еще. Этот невидимый мне кто-то и держал надо мной зонт, о купол которого с непривычным уху стуком разбивался дождь. Открывать глаза так не хотелось, к тому же боль понемногу возвращалась. Не такая уж сильная она и была, конечно, не все же неприятная. Порой куда противнее сильной режущей боли может быть только боль постоянная, вроде тихая и почти незаметная. Та, к которой ты привык. Она всегда с тобой, ходит чуть ли не под ручку с владельцем, и кажется, что она совершенно не вредна - ну есть и есть, пускай будет. Только вот внезапно ударит ей что в голову, и тебя на части будто разрывает. Физически ли, духовно... Демоны меня дери, опять это слово! Душа, душа.
Я поморщился, неохотно разлепил глаза и понял, что если не выругаюсь, то не успокоюсь. Передо мной, вернее, надо мной возвышалась девушка с зонтом, меня от дождя укрывшим. Девушка как девушка, я уже привык к тому, что они притягиваются ко мне, как мухи к ..кхм, вы поняли. Это приятно, как может быть приятно теплое и сухое убежище после пронизывающего декабрьского ветра и снегопада. Это приятно, если только не все девушки, которых ко мне таким образом притягивало в последнее время, не были рыжими, как огонь.
Это что, проклятье такое? Мол, ты бел, как чистый зимний снежок, так пусть сердце твое топят те, что огнем горят? - с ухмылкой на губах изучаю незнакомку, отмечая и приятную фигуру, и строгий стиль в одежде, что достаточно давно не замечал. Обычно он казался мне скучным до ужаса, но этой особе добавлял привлекательности.
- Было бы кому выгонять - точно выгнали бы, - улыбаюсь, демонстрируя клыки. Да не вампир я, не вампир. Просто рисуюсь, люблю я это дело. Отрастил себе белоснежную шевелюру, глазищи голубые и невинные, вот и заманиваю теперь жертв своими инкубскими чарами. А как еще жить?
Однако что-то заставило меня разом перестать улыбаться и напрячься. Я сел ровнее, не обращая внимания на боль. Странное ощущение, от которого я моментально, инстинктивно прикрылся ментальным щитом. Судя по всему, достаточно поздно, ибо ощущение мелькнуло и пропало, а девушка отвела волосы рукой с моего лица и произнесла мое имя. Не то, которым я прикрываюсь среди людей, даже не мою кличку. Мое истинное имя, которое знали лишь немногие, не живущие на Изнанке.
Демонесса, - с понятной любому низшему демону констатирую, так как не понять сущность моей незнакомки теперь не смог бы только совершенно бездарный чертяга. Я не питал к ним симпатии, если быть честным, то немного побаивался. Однако сейчас опасаться за свою жизнь не стал - надо ей было меня трогать. Скорее всего сработало элементарное любопытство.
- Нечестно "читать" незнакомого человека в первую же минуту, - с улыбкой сообщаю, отстранив ее руку от лица. Пусть прикасается, но...позже. Сейчас неприятно, да и лицо с волосами у меня мокрые, как рыбья чешуя.

Вот ведь... Не могу сказать, что мне не повезло, но и везением это назвать было сложно. Наткнуться в таком состоянии на демонессу мог, если подумать, только совершенно отмороженный инкуб. Посудите сами, кем тогда являлся я? Именно этим инкубом, и везучесть моя ставилась под вопрос. Нельзя сказать, что меня не привлекала эта девушка - еще как привлекала, врать не буду. Особенности породы, так сказать. Да и такой типаж внешности я никогда не оставлял без внимания: рыжая, с правильными чертами лица и, что самое главное - голос. По моему мнению, таким голосом стоит наделить даже самую страшную девушку мира, и она преобразится вмиг. 
А кто вас - нас - демонов, любит? Только больные на голову или помешанные. Ну и маги светлые, только их "любовь" носит всем нам известный характер. Чувство отсутствия комфорта телесного не покидало меня, однако в моральном плане стало куда легче. Может, что-то могло произойти и к лучшему. К тому же: получить уютный кров на ночь, пусть у меня и есть своя квартира, завести новое знакомство, провести время с приятной мне пользой и, может даже, отдохнуть от ноющей боли, - все это казалось мне соблазнительной перспективой, однако ментальный щит я снимать не собирался. Мало ли что она еще во мне прочитает. Хотя скрывать там, по сути своей, действительно нечего. Раз уже демонесса узнала мое истинной имя, терять было больше нечего.
- Это простая оговорка, - поясняю, наблюдая за манипуляциями с платочком - таким же аккуратным, как и его хозяйка, - в руках девушки. Аккуратность, как ни крути, привлекает. Меня же на данный момент больше интересовало лицо моей внезапно-приятной незнакомки. Эх, еще бы в тепло куда...
Глаза ее были интересного цвета. Вроде по форме ничем они от обычных не отличались, но привлекали. Глаз художника, мой то есть, отмечал все малейшие детали, которые могли быть интересными: пухлые губы, считающиеся многими мужчинами одним из признаков сексуальности в женщине, чуть заостренный нос... Все вместе это было потрясающе гармоничным. Хорошего нашла себе донора, ни к чему не придерешься, ни к чему не подкопаешься. Ладно сработано, - улыбаюсь, глядя девушке глаза. А черт с ними, с чарами, пусть действуют, как хотят. Нельзя отпустить их на волю полностью, но чуть-чуть попользоваться никогда не помешает.
Однако девушка убирает зонт, и я морщусь от того, что капли снова попадают в глаза. Противно до жути. Я порываюсь встать и пойти следом за демонессой - а я ведь даже не знаю ее имени или имени донора.
- Если и уходишь, то только со мной, - хитро-хитро щурю глаза и пускаюсь вдогонку так быстро и ровно, как только могу. Отсидел я себе, к слову, все, что только можно. Это вовсе не приятно, да и достоинства мне в глазах спутницы не добавляет. Однако я иду, подхватив ее, как джентльмен какой-нибудь из фильма, под руку, блаженно улыбаюсь от того, что снова оказался вне досягаемости дождя.
- Куда направляемся? Там тепло, надеюсь, - а, что самое главное - мне абсолютно все равно, куда мы идем. Вопрос задан просто ради начала беседе, не больше. Моим единственным желанием - первостепенным желанием - было тепло. А все дальнейшее - по списку.

Стать человеком? Я? Хотел?
Нет-нет, ни разу. Интересовался, да, была даже такая мысль. Но именно стать человеком, то есть потерять все свои способности? Демонесса жестоко ошиблась, выдав за мое желание - по ее мнению - мой страх, ужас всей моей жизни. То, чего я боялся всегда - потерять свои способности, снова стать уродцем непонятной внешности и не притягивать к себе девушек и мужчин.
- Домыслы, домыслы, - повторяю, словно эхо. Ошибочные домыслы, госпожа демонесса. Я ухмыляюсь, с удовольствием понимая, что дождь меня тревожит уже куда меньше, чем раньше. И понемногу стараюсь контролировать обольщение, дабы не привлечь к себе девушку раньше, чем надо. Если, конечно, это действительно мне надо. С одной стороны, получить соответствующий опыт в любовных делах с демоном можно, но стоит соблюдать осторожность. С другой стороны, про эту самую осторожность в пылу схватки можно и просто позабыть, как это обычно со мной и происходило. Пока я размышлял, откровенно улыбаясь и щурясь, как кот, демонесса уверяла, что напоит, согреет и, может даже, отмоет. Такая перспектива прельщала меня больше всего, если быть честным.
- В ванну, значит, в ванну. Я и сам бы не отказался, - легкий смешок, и я понимаю, что мы уже далеко отошли от той многострадальной скамейки. Путь лежал какими-то переулками, которые особой сухостью и уютом не отличались. Безопасными они, впрочем, тоже не были. От греха подальше - ха-ха, демону похоти, да от греха? - нагрев тело до примерно пятидесятиградусной температуры, я почувствовал себя максимально комфортно и дальнейший путь проделал уже в миролюбивом молчании да предвкушении.
Первое правило: быть осторожным. Второе правило: не давать себе полного расслабления. Третье правило: постараться не забыть об остальных правилах, - мысленно напеваю привычные себе слова, украдкой разглядывая девушку. В своем выборе я уже не сомневался.
---->Дом Демонессы

Начало игры.
Декабрь. 2013 год
Утро: тяжелый туман окутал улицы города. Сыро, зябко и невыносимо серо. Пасмурно и холодно. На пожухлой траве виднеется иней.
Температура воздуха: 0
Этим утром, как всегда, было холодно и мерзко. Под ногами противно хлюпали грязь и перегнившие листья. Белесый туман, опустившийся на город, скрывал все, что находилось дальше тридцати метров, оставляя простор воображению. Воображение у кицунэ было хорошее, однако в отсутствие солнечной погоды и теплоты оно отказывалось работать не то что сверхурочно, но и в рабочие часы. Шоколад, столь расхваливаемый учеными на предмет "гормона счастья", не спасал.
Все прелести морского климата на лицо, - подумала Рейко и усмехнулась.
Ей хотелось тепла, солнечного света и веселья. А вместо этого в лицо дул промозглый ветер, небо было затянуто серыми тучами, а веселья не было и не предвиделось. Все чаще Рейко задумывалась о том, что скучает за братом, но тут же поспешно отгоняла от себя эту мысль - она означала, что кицунэ было не права и должна вернуться в Токио. Но ей этого не хотелось. Упрямство - одно из основных черт характера - давало о себе знать чаще, чем того хотелось бы.
Она живет здесь уже почти год, но никак не может привыкнуть к этому городу. Каждый день выбирает разные направления, каждый раз узнает что-то новое... Пока было лето и стояла теплая погода, открытия приносили гораздно больше счастья. Соберись же, тряпка. Такими темпами, тебе действительно придется уехать отсюда. Дожились - сама не можешь справиться с затянувшейся осенней хандрой.
Не так уж все и плохо. В промозглой погоде все же есть свое очарование. Можно даже попытаться чего-нибудь нарисовать. Что-нибудь осеннее и промозглое. С туманом. И фонарями. И людьми, невесть что забывшими в этом парке в столь ранний час, когда все нормальные люди спят в теплых смятых постелях. Или, в конце концов, завтракающих у себя дома. Пьющих вкусный теплый чай или горячий кофе.
Рейко поежилась. Она бы не отказалась ни от того, ни от другого, хотя чай нравился ей намного больше. Может быть, она даже съела бы чего-нибудь вкусненького. Она же сегодня опять осталась без завтрака, забыв купить минимум необходимых продуктов. Хватит себя мучать. Надо пойти в какое-нибудь теплое уютное кафе, заказать себе горячего чая и вишневый штрудель, сесть у окна и наблюдать за несчастными замерзшими прохожими...
- Вон отсюда. - Ушки кицунэ удивленно дернулись. Она оглянулась и увидела парня, стоящего возле скамейки. Это он ей? Нет - вряд ли он вообще ее заиетил. Парень стоял к ней спиной, взгляд его был обращен в совершенно другую сторону. Может, там что-то есть? Кому-то плохо? - обеспокоенно подумала Рейко. Решение созрело за доли секунды - и она быстрым шагом направилась к скамейке.
- Там что-то есть? - кицунэ ничего не чувствовала, но полагаться только на свои способности - удел глупцов. - Можно присесть? - в таких случаях люди обычно спрашивают и, не дожидаясь ответа, сразу делают то, о чем спросили. Рейко всегда бесила эта черта, и она старалась так никогда не делать, а потому и сейчас осталась стоять. Что, если человеку просто нужно побыть в одиночестве, а тут какой-то наглый типаж объявился? Спихивать со скамейки?
Рейко обычно спихивала. Но она кицунэ, а кицунэ часто не стесняются делать то, что иногда стесняются делать остальные.

Отредактировано Reiko (2012-12-23 12:20:56)

Проследив за взглядом незнакомца, кицунэ невольно подивилась - что интересного он там нашел? Прищурившись, Рейко пригляделась повнимательней - на серовато-коричневую землю падала рассеянная из-за отсутствия солнечного света тень. Кое-где валялись пожухлая листва, тоненькие веточки и ошметки травы, сброшенные нерадивым дворником или же заигравшимися детьми. Ничего необычного, в общем, - вздохнула про себя девушка и снова шевельнула лисьими ушками. Все-таки прелесть холодной погоды в том, что можно одеть шапку и шевелить ушками сколько хочешь и как хочешь, не боясь при этом себя выдать. А вот летом часто одеваемый головной убор вызовет если не подозрения, то по крайней мере недоумение – вот и приходится извращаться с волосами по-всякому. Не всегда ведь свою реакцию можно проконтролировать – это как выражение лица. Некоторым дается легко, а некоторые осваивают годами. Кицунэ явно относилась ко второму варианту.
Ответ парня вывел Рейко из раздумий. Она отвлеклась от разглядывания куска сырой, ничем непримечательной земли и перевела взгляд на незнакомца. - Я просто никак не могу выспаться по-человечески, вот зрение и подводит. - Его вид вполне соответствовал сказанному - синяки под глазами и взъерошенный вид красноречиво это подтверждали.
- Бывает. – Улыбнувшись, подтвердила девушка. Она не понаслышке знала, какие галлюцинации может вызвать регулярный сильный недосып. – Что же мешает такому обаятельному молодому человеку выспаться? – слова с языка слетели прежде, чем Рейко осознала весь смысл и подтекст. Ей просто хотелось подбодрить незнакомца, выглядевшего столь уставшим и даже немного несчастным. Румянец залил щеки, и кицунэ понадеялась, что зрение подведет парня и на этот раз. Ну, или, в крайнем случае, он окажется понимающим и не станет акцентировать на неожиданном вопросе внимание.
Когда парень задал вопрос, кицунэ пришла в некоторое замешательство. Ее присутствие в парке объяснялось совокупностью причин, и от нее требовалось быстро выбрать наименее глупую и наиболее короткую – нагружать неожиданного собеседника своими проблемами и посторонними, не имеющими отношения к делу, мыслями не хотелось.
- Я относительно недавно переехала в город, все никак не запомню, что и где находится. Вот, гуляю, узнаю новые места. Да и дома целыми днями сидеть не очень-то хочется. – Кицунэ слегка нахмурилась. Все-таки сказала больше, чем хотела. Впрочем, лицо ее почти сразу же разгладилось – не хотелось пугать собеседника своим хмурым внешним видом. На лице появилась улыбка: - Тот же вопрос могу задать и Вам.
Кицунэ искренне понадеялась, что ее полувопрос не будет сочтен за наглость.

Парень слабо улыбнулся, словно подтверждая сказанное про недосып. Неуверенная, что такая улыбка нуждается в ответе, Рейко неуверенно улыбнулась в ответ. Такую улыбку вполне можно было принять за ответ, а можно было и проигнорировать. Девушка надеялась на последнее – не хотелось, чтобы ее приняли за постоянно улыбающуюся идиотку.
- Работа, что же еще. – Несмотря на дружелюбный тон парня, восприимчивая к различного рода эмоциям кицунэ уловила скрытое недовольство. Ее попытка ободрить незнакомца провалилась с громким треском – слова Рейко были приняты если не за наглость, то за неуместную лесть точно. Меньше болтать надо, - подумала девушка, - и больше думать, прежде чем говорить. Кицунэ еле слышно вздохнула. Больше никаких личных вопросов и глупых попыток сделать что-либо. И это не только касаемо неожиданного собеседника. Вечно она попадает впросак из-за своей излишней дружелюбности и открытости. С незнакомцами ведут себя, как с незнакомцами, а с друзьями – как с друзьями. А не наоборот!
- Печально, когда работа мешает высыпаться. – Заметила девушка и невольно зевнула, тут же прикрыв рот ладонью. – Прошу прощения, я тоже сегодня не доспала. – Извинилась Рейко. Ей явно нужно было поспать часок-другой после ночной смены в клубе, однако кицунэ тянуло гулять. Погода к этому явно не располагала, но ежедневная установка «Гулять» успела укорениться и стала привычкой. И поэтому она сейчас стояла в холодном парке, а не сопела в теплой постели. Не то чтобы она жалела, нет… Ежедневные прогулки на свежем воздухе весьма полезны, а беседа со случайным прохожим – не самое плохое, что может случиться в жизни. Даже немного наоборот – иногда такие беседы бывают очень даже приятными.
Ответ незнакомца вполне устроил кицунэ – не слишком ясный, но и не слишком расплывчатый. В самый раз для случайного собеседника, - удовлетворенно подумала девушка и поправила шарф, укрываясь от холодного ветра. Интересно, откуда он приехал? – подумала кицунэ, но не спросила. Больше никаких личных вопросов.
- И как Вам город? – спросила девушка вместо этого.
Парень назвал свое имя, и это вызвало легкое недоумение – теперь он уже не случайный прохожий. Даниель. Интересное имя, - подумала кицунэ, и, немного поколебавшись, протянула руку в перчатке:
- Рейко.
Она не любила рукопожатия, хотя история возникновения этой традиции казалась ей забавной – люди протягивали правую руку, в которой обычно держали оружие, в знак добрый намерений. Оружие теперь почти никто уже не носит, а привычка осталась. Забавно.
- Не очень хорошая сегодня погода для прогулок, верно? – спрашивать о погоде было верхом банальности, однако ничего другого слегка подмерзшая кицунэ придумать не могла. Хуже может быть только неловкое молчание, так что пусть темой разговора станет погода.

Разговор перестал напрягать меня ровно в тот самый момент, когда мне стало понятно смущение девушки. Ничего, и со мной случалось такое: сказал что-то, не подумав как следует, а потом сидишь и маешься от того, что фраза твоя была не так понята. В последнее время, конечно, за словами я старался следить тщательнее обычного и думать прежде, чем выдать что-то.
- Ничего страшного. Недосыпание - недуг, которым страдает каждый. И он совершенно не лечится, увы, - легкая улыбка. Представившись, впрочем, я ожидал точно такого же действия от девушки, но внимание мое привлекли снова всколыхнувшиеся тени в стороне. Понять, что это ветер качал ветви деревьев с почти полностью облетевшими листьями, я смог не сразу. Привычно застучало сердце, так громко, что мне показалось - услышишь этот стук и за метр от меня. Паническая атака, которая грозилась нахлынуть, тоже была моей старой знакомой, от которой никуда не деться, равно как и от своей тени. От последней я научился не ждать подвоха, а вот все остальное грозилось превратиться черт пойми во что в любой момент. Так и тень дерева качалась на асфальте в такт ветру. Я не сразу заметил протянутой мне руки, снова отвлекшись, а потому смутился от своей бестактности.
- Несколько банальна фраза, но мне все равно приятно с вами познакомиться, - отвечаю рукопожатием, протягивая бледную замерзшую руку в ответ. Снова оставил дома перчатки, хотя обещал себе всегда брать с собой - руки на холоде теряли чувствительность, а мне, исходя из рода профессии, допускать такого не стоило. Я снова запустил руки в карманы, ощупал их и вытащил на свет пачку сигарет, не мятых, к моему удивлению.
- Надеюсь, вы не будете против? - взглядом указываю на пачку, впрочем, все равно доставая зажигалку. Не думаю, что Рейко будет против  - в крайнем случае, буду выдыхать в другую сторону, но от сигарет не откажусь. Помнится, тетя, уже достаточно старая, при последней встрече ругалась, что я много курю. Считала, что раз я врач, то понимаю весь вред и не стану травить свой организм. Да, осознаю весь вред, но от привычки избавляться не хочу, хотя и могу. Курение успокаивало. Прикрыв глаза, затягиваюсь. Да, вроде нет никакого удовольствия от дыма в легких, вкус после остается не самый приятный, но все равно было как-то спокойнее.
- Странный город, - тут даже ясновидцем быть не надо, чтобы это заметить. Раскрыто существование магических рас, да и сам город-то как появился. Катастрофа перенесла добрую часть Токио на другой континент, и считать после такого Город Легенд нормальным было сущей глупостью. - Сосуществование вампиров, оборотней и людей с демонами уже никого не удивляет, хотя это начинает нравиться. У каждого существа свой характер, хотя многие люди до сих пор не хотят этого понимать. Да и погода большую часть времени подводит, - окинув взглядом парк, понимаю, что навряд ли что-то изменится в ближайшее время.
Разговор нужно было завязать, может, спросить что-то. Не сидеть же в полном молчании, в конце-то концов, ведь знакомство уже произошло, расходиться мне не хотелось совершенно. Да и сердце понемногу переставало колотиться, говоря об отступающем страхе. Это не могло не радовать.
- Вы ведь не относитесь к тем немногим, полагающим, что только люди тут и живут, так? - вопрос несколько провокационный, но другой в голову пока не пришел. Так что спрашивал лишь то, о чем подумалось, к тому же существование разных рас было одной из моих любимых тем к обсуждению.

------> Европейская часть города, улицы
Декабрь 2013 - вечер: ветер усилился. Темно. даже горящие фонари кажутся какими-то блеклыми. Дождь прекратился, улицы стали покрываться наледью.
Температура воздуха: 0
Ноэль Моро, Руби

Говорят, что если рядом с тобой есть кто-то, способный заговорить и развлечь даже простой и бессмысленной беседой, то время пролетит незаметно. Не раз и не два за свою жизнь Агнесс убеждалась, что это правило работает так же регулярно, как и печально известный закон подлости. Слава богам, хоть этот закон сейчас себя не проявлял. День начался не особенно удачно, а заканчиваться все не собирался, обещая приятный вечер - разговаривать с Ноэлем было проще простого, темы находились спонтанно, девушка много смеялась и рассказывала какую-то чепуху. Похоже, за вечер она выдала почти всю информацию о себе - кроме расовой принадлежности, конечно. Волчица имела на этот счет весьма суровые ограничения, а потому не позволяла своей человеческой сущности болтать о волчьей личине направо и налево. Если учесть, что мужчина ей решительно не нравился - чего не скажешь о самой Мушу - то было чудом ее тихое бурчание. В любом другом случае оно уже давно превратилось бы в грубую брань.
Вот что тебя в нем привлекает? Творческая личность  - таких можно на каждом углу отыскать, и поголовно все они - наркоманы. Ладно я тебя от алкоголя отучаю, но ведь нельзя же в таком окружении существовать, Агнесс! - серая пыталась укорять, ставила в пример какие-то только волкам понятные ситуации. девушка не прислушивалась к тихому мысленному бурчанию, так как уже давно привыкла к таковому явлению. Она рассматривала окружающую обстановку, не переставая поддерживать разговор о чем-то незначительном. Под ногами похрустывал первый ледок, еще слабый, только образовавшийся после дождя в сочетании с морозами, ударившими под вечер. Все было подвижно благодаря ветру - и тени на снегу, и ветви деревьев, что отбрасывали эти причудливо пляшущие тени. Словно какой-то древний шаман нагнал на мир вечернюю тьму, постепенно сгущая ее и мешая со тьмой ночной. Красивый и чуточку страшный пейзаж, он был бы куда более пугающим, не веди девушку под руку мужчина, который сейчас уже казался старым знакомым, с которым Агнесс встретилась после долгой разлуки.
Однако ничто прекрасное не может длиться вечно, будь то любовь, жизнь или же простая вечерняя прогулка по парку Города Легенд. Изо тьмы появился мужчина в узнаваемой форме охраны, он что-то говорил про приведения и прочую дребедень. В его сбивчивой речи сложно было различить некоторые слова, однако испуг охранника говорил сам за себя.
Можно подумать, в Городе Легенд не бывает призраков. Мы с тобой наткнулись как-то, помнишь? - саркастичное замечание от волчицы, впрочем, оно снова было проигнорировано. Все это произошло лишь потому, что девушка таки подскользнулась на льду, не заметив его, а гладкие подошвы обуви понесли ее ногами вперед, сближая голову с асфальтом. Удержать равновесие удалось лишь вцепившись в руку Ноэля. А на что еще нужен мужчина, если он не может спасти прекрасную, но неуклюжую даму от падения?
Они прошли еще немного по узкой аллее парка, когда волчица уловила чей-то сдавленный крик, после - стон и неразборчивый шепот. Что не говори, а слух у диких животных отменный. В воздухе пахло опасностью, что для Мушу означало лишь одно - приключения. Ноэль уже рванулся куда-то в темноту, ориентируясь на звуки, но его слова были проигнорированы самым наглым образом. Волчица рванулась чуть ли не быстрее его, все же держась чуть позади и навострившись всеми чувствами. Обнаружились на "месте преступления" охранник, который, судя по всему, был чей-то несостоявшейся жертвой, да девушка в легком не по сезон платьице. Хищник на охоте, кто же еще? Оборотень чувствует себе подобного с легкостью, а уж Агнесс прекрасно понимала, что остановить такое существо сложно.
- Ну не здесь же, - с укором девушка направилась в сторону оборотня, разведя в сторону руки. Бдительности она не теряла, зная подобных себе зверей. Раньше девушка тоже думала об охоте на людей, однако не решилась и питалась лишь животным мясом. Жалко было людишек. Факт, то Ноэль знал это существо, нискольо не удивил беловолосую. У такого человека, как он, мог быть огромнейший круг общения среди людей и нелюдей.

Девушка слегка усмехнулась, услышав про недосып, и утвердительно кивнула головой:
- Увы. – Холодный воздух, пощипывавший нежную кожу, бодрил, а потому желание поспать отошло на второй план. – Некоторым ненадолго помогает кофе, однако я, к сожалению, не отношусь к числу этих счастливчиков. – Рейко пониже натянула сбившуюся шапку и заправила пару выбившихся рыжих прядей, чтобы прохладный воздух не попадал под одежду.
Даниэль протянул бледную руку без перчатки. Холодно ему, наверное, - подумала кицунэ. Рукопожатие оказалось недолгим, но крепким. Предположение девушки подтвердилось, когда парень поспешно спрятал руки в карманы. Как жаль, что я не могу одолжить ему свои перчатки, не подойдут ведь. Да и выглядеть это будет странно. Девушка еле слышно вздохнула. Ох уж эти двойные стандарты.
- Взаимно. – Улыбнулась девушка на следующую фразу парня. Сомнительно, но дежурные фразы на то и дежурные. Впрочем, общество неожиданного собеседника было ей более чем приятно, а потому эти мысли возникли скорее из недоверия к человеческой природе и сомнениях в ее искренности, чем из-за каких-то определенных черт характера Даниэля.
- Надеюсь, вы не будете против?
Дурная привычка сначала спрашивать, а потом, не дожидаясь ответа, делать, - подумала кицунэ и усмехнулась. Она не была против, а потому лишь отрицательно покачала головой. Ее раса, являющаяся более выносливой и здоровой, чем человеческая, не была подвержена раковым заболеваниям. Нет, конечно, в жизни всякое бывает, однако гораздо чаще больных раком Рейко встречала кицунэ, смолящих, как паровоз. Курение девушка не приветствовала, однако ничего против не имела - оно не приносило ей никакого вреда. Здоровье же курящих – дело самих курящих. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, - вспомнилась ей схожая фраза, которая, к сожалению, была совершенно не к месту.
Следующие фразы Даниэля заставили Рейко насторожится. Девушка была открытой и разговорчивой, а потому легко могла сболтнуть незнакомому человеку совершенно не то, что нужно. А это чревато большими неприятностями.
Полной уверенности у кицунэ не было, однако она предполагала, что в катастрофе Города Легенд виноваты не только сверхъестественные существа. Скорее всего, это были ученые - эти фанатики вполне могут сначала натворить дел, а потом лихорадочно это исследовать, не обращая внимания на человеческие жертвы и последствия. Нежелание властей говорить на эту тему и глупые объяснения только подтверждали предположения Рейко.
Если не хочешь стать подопытным кроликом, стоить быть осторожной.
Не то чтобы у кицунэ была паранойя или мания преследования – просто лучше упредить, чем потом исправлять. Особенно теперь, когда она практически одна. Каждому сверхъестественному существу теперь стоит быть более осторожным, учитывая интерес людей к магии и их теперешние возможности.
Выдержав паузу, Даниэль задал вопрос, который заставил кицунэ еще больше насторожиться. Скорее всего, он просто любопытный человек. Возможно, сверхъестественное существо. Вероятность того, что он хочет посадить тебя на замок и ставить опыты, практически равная нулю. Успокойся. Рейко, тщательно подбирая слова, ответила:
- Нет, разумеется, нет. – Она надеялась, что ее напряжения не слышно в голосе. – Если до катастрофы у людей были какие-то сомнения, то после они явно рассеялись. – Рейко поправила надоедливый локон и сложила руки на коленях. – Я не думаю, что в городе живут только люди. Возможно, нет, не так – скорее всего, он населен какими-либо сверхъестественными существами. Я надеюсь, что они дружелюбно или хотя бы нейтрально настроены к людям, в противном случае я не хотела бы встретиться с кем-нибудь из них. – Сказанное Рейко было не то чтобы правдой, но и не ложью. Не смотря на то, что она была далеко не беззащитной кицунэ, девушка не хотела бы повстречаться с кем-нибудь враждебно настроенным и сильным.
- Судя по сказанному, вы тоже не относитесь к числу "неверующих". А вам когда-либо доводилось встречать сверхъестественных существ? Вампиров, оборотней?.. – Вопрос, который вполне можно принять за личный. Однако кицунэ хотелось перевести тему с себя, к тому же этот вопрос был довольно-таки неплохим шансом узнать, каким местом Даниэль причастен ко всей этой чертовщине. И, наконец, перестать мелко подрагивать.
- Холодно все-таки. – Девушка обхватила себя руками. – Мое пальто, к сожалению, совершенно не предназначено для такой температуры. – Она улыбнулась. Отличное оправдание. - с иронией подумала Рейко. Дрожь начала утихать – кицунэ удалось взять себя в руки.

>>> формально - с улиц Города
Декабрь 2013 года. От недавно прошедшего дождя остались только медленно покрывающиеся льдом лужицы, усилился по-зимнему холодный ветер, даже свет от фонарей стал каким-то поблеклым, выцветшим. ~ 0.

Пару дней назад, квартира Штайнеров.
- Ал!! – несчастный вампир опять вздрогнул и в который уже раз выронил отвертку, поэтому, ругаясь, полез под стол ее доставать, а заодно и пытаться там же, под столом, спрятаться от вихрем промчавшейся по кухне подруги. Та явно была чем-то возбуждена, и это «что-то» не давало покоя ни ей, ни парню уже, считай, вторые сутки. – Ал! Ал! Ал!! – низший, уже успевший вылезти из своего убежища, остро об этом пожалел. – Я придумала! Я свяжу ему шарф! – перевертыш чуть ли не прыгал, надежно держа Алистара за плечи. Тот тяжко вздохнул и аккуратно снял руки девушки, сжав их в своих ладонях – во избежание.
- Эль, родная, ну ты же вязать не умеешь, - в голосе было столько отчаяния, что любой другой на месте метаморфа устыдился бы своего поведения, но этот экземпляр был непрошибаем.
- Карл умеет, он поможет! – после этого заявления два мужчины синхронно застонали – Карл в сознании изнаночной твари, а вампир наяву. Обоим задумка гиперактивного рыжика, которым с недавнего времени стала Элли, не понравилась, но делать было нечего, придется помогать. Причем не только брату, но еще и сахару – его как минимум пошлют за нитками.

Полчаса назад, заброшенные старые кварталы японской части Города.
А может, мы все-таки не туда свернули? – Рик была мрачнее тучи и честно пыталась не показывать этого старшей, но от той настроение сестренки не укрылось.
А я почем знаю? Ты же прекрасно помнишь, что у меня с ориентировкой на местности очень туго. Зачем «за руль» пускала?
У старшей личности понятие «гулять» несколько отличалось от общепринятого хотя бы тем, что каждый раз, когда перевертыш, ведомый Элизой, выходил на прогулку, он умудрялся оказаться либо вообще не пойми где, либо за сотни километров от дома, при этом без денег, паспорта и возможности вернуться обратно легальным путем. Вот именно это и раздражало как Карла, так и Рикки, но запретить старшей каждый раз перехватывать контроль и, весело насвистывая, отправляться в неизведанное, пока что никто из них не решался. И потом же дико жалели – вот как теперь. Типичная свалка, таких после Катастрофы на окраинах Города образовалось очень много, особенно в тех районах, которые были уже непригодны для жизни из-за оборванных труд отопления и канализации. Но вот как отсюда выбираться, никто из троицы даже не представлял, поэтому и торчал метаморф истуканом уже битые пять минут на груде мусора возле обломков стены высотного здания.
Ладно, давайте на восток, там должен быть центр…

Настоящее время, центральный парк Города.
- Ну я же говорила, что мы выйдем в жилую часть! – даже сказанная вслух фраза не произвела на родственничков в сознании должного впечатления, и оба остались унылыми и вялыми, с одинаковыми абсолютно наплевательскими выражениями на лицах, мол, делай что хочешь, иди куда хочешь. Поэтому старшая благодушно пожала плечами, преисполнилась еще более оптимистичного настроения и, сунув руки поглубже в карманы, чтобы не мерзли (вот удивительно – застегнуть распахнутую куртку она не догадалась), пошагала вперед, на свет начавших зажигаться фонарей. И вот, стоило перевертышу зайти подальше, как ему открылась удивительная картина: напуганный до полусмерти уже знакомый сторож, непонятной теологии белобрысая девушка поодаль, от которой явственно тянет псиной, и замечательная парочка посреди всего этого хаоса – какая-то рыжая и Ноэль, эту рыжую отчитывающий. Губы сами собой непроизвольно расплылись в широкой счастливой улыбке, на душе разом стало тепло и уютно, и возникло коварное желание сейчас же забрать фаэри к себе и никогда больше не отпускать. Не поддаться ему женщина просто не смогла, поэтому бесшумно скользнула и с подветренной стороны обошла парочку, вынырнув у них за спинами. – Добрый вечер, - буквально промурлыкала, обнимая мужчину со спины и утыкаясь в его щеку носом. На секунду замерла, наслаждаясь тишиной и тихим теплым счастьем, потом отстранилась от Моро, невесомо поцеловав его в щеку, и подошла к сторожу, протягивая ему руку для рукопожатия. – Привет, давно меня тут не было, да?
- Очень давно. Моя удача, что ты заглянула, Кирочка, меня пытаются съесть.
- Ась? – метаморф повернулся в сторону рыжей, некультурно ткнул в нее пальцем. – Вот эта бестия? Ну-ну, - весело оскалился, задорно глядя на девушку рядом с Ноэлем, подмигнул ей. – Будет тебе, показалось чай, пить меньше надо. Есть для меня что-нибудь, кстати?
- Нет, пока нет, но кто-то грозился на днях принести посылку, не знаю, правда, кто и зачем. Во всяком случае, будь на чеку – это может быть ловушка, - мужчина кивнул, потом развел руками, извинился и ушел, сославшись на работу. Вернее, не ушел, а удрал. Хотя бегство иногда нельзя приравнивать к позору, вот как сейчас, например. И вот, когда спина сторожа окончательно скрылась за поворотом, Элли шумно выдохнула и развернулась к своему избраннику, по-детски мечтательно ему улыбаясь.
- Знаешь, что я мечтаю сейчас сделать? – подала руку мужчине и сжала его ладонь, чувствуя родное уже тепло. – Похитить тебя из общества прелестных дам в свое собственное. Как ты на это смотришь? – в ярко-зеленых, до неприличия счастливых, глазах отражался свет парковых фонарей. – А еще… у меня есть для тебя подарок! – прозвучало даже немного гордо. Ведь делался он действительно от души, и приняли в его сотворении участие все без исключения. Даже Ал. – Идем?

- Ал, мы дома! И я мандаринок купила!
- С каких это пор ты снова величаешь себя «мы», Эль? – вампир потянулся, представ в дверях коридорчика с ложкой во рту и коробочкой из-под йогурта в руке. – Ой, у нас гости. Алистар, приятно познакомиться, - парень пожал гостю руку и, прикинув что-то, скрылся в комнате. Через несколько минут он уже, полностью одетый, стоял на пороге квартиры. – Эль, передай Рик привет и что я выполнил ее просьбу. До послезавтра не жди – поеду к знакомым.

>>> к себе домой

Отредактировано Cyr (2013-01-04 23:55:51)

Руби, тебе пост
Когда ранним утром девушка обрела компанию в виде весьма привлекательного мужчины, - читай, Ноэля, - то она вовсе не думала, что под вечер их скромная прогуливающаяся по парку парочка окажется почти что в эпицентре не самых обыкновенных событий.  В самом деле, кто мог ожидать встречи кицунэ посреди полутемного парка, да еще и в разгар охоты?
Хорошо хоть не на кота какого наткнулась, а то вонь кошачья снова отбила бы нюх на неделю, - волчица снова ворчит, но девушка лишь улыбается, наблюдая за реакцией Ноэля. В самом деле, чего уж ему удивляться тому, что случайная знакомая оказалась оборотнем-волком. В Городе Легенд и не такое случалось, иногда случайный прохожий может оказаться демоном или охраняющим ангелом - или хранителем, как их еще называют те, кто знают об их существовании.
- Ну сидит во мне волчья сущность, что суматоху вокруг этого поднимать? - девушка пожимает плечами, в голосе звучат чуть извиняющиеся интонации. Может, действительно стоило рассказать новому знакомцу о своей расовой принадлежности?
Конечно, а потом встань где-нибудь на крыше здания в самом центре города, да закричи: я оборотень, люди! Пусть вас это не смущает, горожане! - волчица издевалась в открытую, что не могло не заставить Мушу поморщиться от недовольства. Тем временем, пока девушка привычно отвлекалась на ругань со своей второй половинкой, в прямом смысле причем, ведь волчья сущность была ее половиной души... Так вот, тем временем смена декораций и действующих лиц происходила слишком быстро, чтобы успеть это осознать. Охранник был заметен снегом, после чего вообще покинул парк, направившись черт знает куда, Ноэль достаточно быстро слился куда-то в обществе неизвестно откуда появившейся рыжей девушки. Оставалось лишь молча да с растерянной улыбкой наблюдать за происходящим и ждать. В последней фразе Ноэля не прозвучало никаких указаний относительно дальнейших действий оборотня, поэтому девушка осталась в полной растерянности.
Дурочка моя, и что ты, тут теперь стоять собираешься? Домой иди, - с ехидцей, проглядывающей сквозь заботу в мысленном обращении, волчица посоветовала вполне себе нужную вещь, но Агнесс не была бы собой, если не подошла бы к кицунэ и, уперев руки в бока, произнесла с улыбкой:
- Ну, так и собираешься оставаться тут на снегу в одном исподнем? - а что еще делать, когда домой до ужаса не хочется? Чтобы не оставаться наедине с собственными проблемами, Мушу решила навязаться девушке, если бы той, конечно, это не помешало бы. - Слышала, что Ноэль сказал? Идем в тепло, согреемся - если ты не против меня, конечно.
Агнесс улыбнулась снова, закутавшись в пальто поплотнее - ветер к ночи становился сильнее и настойчивее, так что стоило как можно скорее слинять в тепло. Оборотень, например, вообще не понимала, как кицунэ находилась на улице в таком виде. Незнакомка...О, кстати о незнакомцах - Мушу так и не представилась, а уже навязывалась в гости. К тому же, там мог снова объявиться Моро, а к нему у беловолосой осталась пара вопросов касательно его внезапного исчезновения. Да и получить в домашние питомцы лиса тоже непросто, так что им явно было о чем поговорить.
- Я Мушу, если интересно, - со смешком девушка протягивает руку, дабы познакомиться. Нечасто она так делала, в смысле, через рукопожатие; чаще знакомства происходили путем веселых пьяных объятий.

После долгого перерыва, предположительно из дома.
Январь. 2014 год.
Новогодние каникулы.
Вечер/ночь.
Ветра нет, на площадке для шоу и вокруг нее тепло, иногда почти жарко.

Солнце лениво катилось к закату, пленяя воображение благодарного зрителя и наполняя светлым умиротворением душу всякого, кто нашел бы минуту проводить его огненную колесницу до самых сонных врат. Молодая рыжая кобылица выстукивает по прелой листве темнеющего неба ровный такт щелкающей стрелки метронома, совсем заворожила медным отсветом, тающим за горизонтом. Но внимание людей, собирающихся в центральном парке еще с полудня, было приковано лишь к рождающемуся в мерцании искусственных огней гиганту театральной сцены, опутанному зелеными сочными ветвями и подкрученными листьями. Кругом еще ходили кони, встряхивая густой гривой, косились зрачками на этот холодный рукотворный огонь, прядали ушами быстроногие лошадки, на спинах которых так радостно было кататься детям - как на настоящей карусели, только в теплой спине под простеньким седлом не торчит столпа-направляющей. Эти дети, держащиеся за почти игрушечную луку, дети, держащие в руках пластиковые палочки с розовым пуфом сладкой ваты, дети, забравшиеся на плечи родителям и скачущие на них, как на батуте, звонко смеялись; сегодня многим из них позволят лечь спасть попозже. Возбужденно обсуждала грядущее молодежь, сбившись птичьими стайками то там, то тут, выдвигались громкие предположения, друг другу высказывались пожелания, звучали поздравления. Здесь, на заранее очищенной от снега просторной площадке внутри парка, готовился большой праздник, устраиваемый студентами университета и нескольких старших школ в честь продолжающихся новогодних дней. Обласканный слухами, он превратился практически в мистерию, которая, однако, привлекала только больше зрителей к невысокой стене. На удивление большое старание показали молодые люди, с завидным энтузиазмом подойдя к организации своего празднества, но кроме них среди тех, кто готовился к представлению, можно было заметить известных актеров городского театра или циркачей - рассмеялась чьей-то шутке карлица  в высоком парике - героев, уже посвященных в это «таинство» и дарящих в ответ на вопросы только загадочные свои улыбки.
Заканчивались последние приготовления перед шоу: декорации, утопающие в легком полумраке, уже смонтированы, соблюдена и вновь проверена пожарная безопасность, а за сценой повторяются в последний раз сложные акробатические номера, столь заученные молодыми актерами, да изредка звучали еще реплики, которые так боязно было забыть. Зажигались горбатые фонари, низко опуская тяжелые головы, налитые лимонным светом; вспыхивали там и тут блицы камер или просто веера света от далеко проезжающих машин. Свет падает на поблескивающие плитки площадки, скручивается мерзлыми лимонными корками. Рано, стремительно темнеет, и ожидание входит в свои права. Однако, в спрятанных под цветастыми покрывалами маленьких шатрах все еще царит возбужденное оживление. Люди, входя под полог, словно в магазин с легкой оттепели, оббивают зимнюю обувь о ребристый резиновый коврик, чтобы не запачкать костюмы, нередко в неосторожном порыве летящие на пол. Все они тоже ждут огня, который должен осветить этот вечер. И все они немного спешат.
Огонь во все времена считался символичным для людей. Его оберегали в древности, как хрупкую святыню, его почитали старшим божеством и отождествляли с солнцем, о нем слагали легенды, передавая их из уст в уста; считали тогда, что только огонь очистить способен слабую душу человека, но он же и может смести все, уничтожить на своем пути, и не спастись от него даже бессмертному. Благоговели перед ним и его же страшились. Для Яноша же огонь был почти обыденностью, до того привычной, неотъемлемой частью души, что перестаешь обращать на нее внимание и вспоминаешь только в миг надсадного боленья. Рожденный в огне, погибнет тихим кострищем под покровом остывающей золы и только угли на прощанье, быть может, полыхнут еще алым, озаряя равнодушный сумрак и словно приглашая его к последнему скудному пиру. Но до той поры, вдыхая колкий пряный запах огня, которым наделил его щедрый создатель, дракон неспешно жил, ощущая в себе его трескучую сухость, но неизменно находясь под куполом невидимой его защиты. И все же, то внимание, которым окружали эти дети, затеявшие праздник, пламя, было приятно и ему. Личности же, не душе, кроме того немало льстило внимание студентов к истории: не далее, как несколько недель назад студенты попросили у своего замещающего учителя книгу из личной библиотеки, в которой после общими усилиями была найдена и определена красивая и очень простая на вид легенда, от того пришедшаяся всем по вкусу. Пригласили его и создавать костюмы, помогая сотворить новый образ по древнему изображению, и заняли помощью с декорациями, а там, сам не заметив того, отрешенный прежде Янош увлекся подготовкой студенческого торжества вместе с шумной молодой компанией. Благодаря тому неспешно отступила щемящая размеренность событий, влачащая за собой тяжелую душевную тоску, долгое время неустанно томившую его душу. Казалось, что теперь он действительно смог бы пережить эту тихую зиму, наступление которой оттягивал, как только мог и как того желал, теперь намного легче было смириться с грязным снегом, крошащимся от редких солнечных лучей, с серостью неба, отливающей старым пурпуром мидий, а дождь промозглый, ледяной, признать трезвоном далеких рейнских струй. Поверить, что колючий ветер - неумелая ласка уходящей осени. Принять метель и оттепель. Он почти смог забыть, до чего же хотелось ему в ту осень, назло законам, штампам, датам, шорам, туда, где распалилась мимолетно любовь, парящая, как птица, где затаилось в расплавленном воске свечи молчание, а серебряная монетка луны нашла отражение во взгляде.
Разный был год уходящий. Оставил после себя леденцы в черной квадратной тубе, сушеные яблоки, людей, снег, фонари. Желтое месиво под резиной шин и подошв. Да еще порванный манжет правой перчатки.
Мужчина сидел на одном из ящиков, в котором привезли детали декораций, и в легкой задумчивости крутил между пальцами баночку с красным гримом; взгляд его был прикован к едва колыхающемуся пологу, отяжелевшими от влаги кистями мажущему по утоптанной земле. Зима отступила в нерешительности от этого места. Зима не знала, как себя вести. Ее пугали галдящие кругом люди, ее смущали медные курильницы, ей непонятно было, от чего земля тепла, суха, а снег не кружит над головами нерадивых смертных. Она зарделась, заметалась, но вскоре вновь найдет себя.
Неслышный от природы шаг не выдал присутствия хранительницы: Янош заметил присутствие Наилы только в тот миг, когда она уже коснулась теплой рукой его щеки, бережливо, матерински, и вернула в этот мир. Беззвучно, но с секундным отзвуком, памятью звука переломился острый стебель заиндевелой травы. Быстроглазая, белозубая сестра его в горе и безумии - мужчина благодарно улыбнулся ей в ответ. Она подвела красную полосу под глазами дракона, подчеркнула ее тонкой белой линией и с неуловимой грацией отступила. Уступила дорогу к сцене.
Меж тем на сцене развернулось действо.
С яркими перьями в черных волосах, поднялась на сцену стройная, юная девушка. Трижды качнула темно-красным смеющимся огнем крест накрест и толпа, к тому моменту значительно увеличившаяся в своем числе и обступившая невысокое ограждение, обеспечивающее безопасность, взволнованно затихла. Зашипели, прогорая, огромные факелы, поставленные по обе стороны от сцены, подсветили высокие деревья из матового пластика, искусно расписанного резьбой. В бронзовых ароматических чашах по краевым столбам курилось сандаловое масло, крымская полынь и можжевельник.
Спустя десяток секунд, предоставленных зрителям на то, чтобы разглядеть лес в декорациях, одетые в черное работники сцены притушили огни. Брызнули в стороны разноцветные искры перед невысоким помостом, воспарил к темному небу искрящийся феникс, рожденный мгновенно огнями фейерверка, и ознаменовал своим появлением начало первой сцены.
Из зыбкого полумрака выступила на сцену другая фигура, вскоре поднявшаяся на небольшое возвышение слева, чтобы не мешать действию: на этот раз мужчина с оголенным торсом, исписанным узорами южных индейцев. Поверх черных штанов, его бедра охватывало пестрое полотно, а в волосах, вплетенные яркими нитями, были длинные разукрашенные перья. С его появлением вновь загорелись факелы.
- В далекие времена случилась эта история, когда Солнце было еще хвастливо, когда Луна был еще юным, а на земле не царило порядка, - Янош указал раскрытой ладонью на сцену, где расцветали в темноте пока скудные соцветия огня, выхватывая из мрака то одну, то другую фигуру танцоров, двигавшихся под почти неслышную музыку. Но звуки ее становились громче, а всполохи огня ярче, смелее, пока не озарились исписанные стволы высоких деревьев, пока не заиграли световые пятна на их широких плоских листьях. Танцоры тогда, наконец, предстали зрителям во всей свой красе, во всей пестроте и простоте нарядов и быстром смелом танце, - и были Солнце и Луна богами-братьями, с правами равными, с занятиями схожими. И ходили они среди людей. А занимала их охота в то время.
Янош прикрыл глаза. Заворочалось неуемное, страстное желание протянуть руку к костру и ухватиться за рыжее пламя. Просеять его меж пальцев, почувствовать его такой родной жар. Может быть, тогда придет исцеление, может быть тогда ему хватит того, неизвестного, недоступного? Энергетика, идущая от костра, казалась ему сейчас самым настоящим лекарством.
- Бог-Солнце вышел в лес, решив охотиться, - голос, дрогнувший на миг, вновь зазвучал ровно и мягко, - взял он тогда лук и стрелы, смазал острия их ядом кураре, натянул тетиву тугую да засел в засаде.
Танцоры расступились, закончив свой номер, скрылись в темноте за декорациями, а место их занял смуглый ходулист, голову которого венчала золоченая корона, обрамленная кроме того ярким пером и драгоценным камнем. Дохнул он разноцветными языками пламени изо рта, припал на колено, натягивая резной лук, готовый поразить любого зверя отравленной стрелой.
- Но вдруг, услышал он веселый смех, - от фигуры выпрямившегося во весь рост Солнца расходились в разные стороны бесчисленные медные лучи, щедро рассыпаемые вокруг спрятанными прожекторами, - оглянулся, осмотрелся. То мальчик сидел под деревом, играя с двумя разноцветными попугаями.
Яркий всполох высветил мальчика с короткой стрижкой, устроившегося под искусственный деревом. На руках его - и впрямь - сидели яркие птицы, миловались алыми клювами, распушали роскошные хвосты. Янош прервал свой рассказ, давая разуму передышку от жара, в то время как представление шло своим чередом. Оставив лук и стрелы, подошел актер-Солнце к мальчику, сел рядом с ним, залюбовавшись птицами.
- Понравились Солнцу красивые птицы. Так залюбовался ими Бог, что не заметил, как наступили сумерки и пора возвращаться домой, - актер, окруженный медным полупрозрачным вихрем, схватился раздосадовано за голову-маску. Но, видно, нашлось в его главе решение. Он протянул мальчику свою сверкающую диадему в обмен на чудесных птиц - как обрадовался мальчик! Ему не терпелось похвастаться в селении сверкающим своим убором, и он вприпрыжку помчался домой, - оставил себе Солнце птиц. И ему тоже хотелось поскорее показать их своему брату - Луне...

Отредактировано Jan (2013-01-15 22:27:40)

Когда босоногий мальчик убежал, трепетно прижав к груди диадему, на диво удачно обменянную на простых и вовсе не певчих птичек, на сцену вновь поднялись танцоры. Скрытые за их силуэтами, волнующимися в пляске и змеистых полосах крутящихся над их головами огней, плавно сменялись декорации, образуя совсем иное пространство для игры. Беззвучно, легко и до того незаметно, что это не бросилось в глаза увлеченным представлением зрителям: многим из них показалось, должно быть, что произошло еще одно из чудес этого вечера. Теперь за спиной ходулиста, сияющего Бога-Солнца, утопали в разноцветных мягких отсветах высокие стены хижины, украшенные затейливыми индейскими мотивами. Вилась на переплетенных меж собой прутиках повилика, цвели, покачиваясь от движения воздуха, маленькие без названия цветы, подсвеченные крохотными огоньками. Замерло, завершив свое изменение, пространство. Порожденный фигурами скупо одетых танцоров, в руках которых нежились полюбившиеся детям дрожащие золотистые огоньки, в центре хижины стремительно разгорелся высокий и ясный костер, вызвавший немалый ажиотаж у зрителей; аплодисментами встретили они появление новой фигуры. Второй ходулист, облаченный в серебро и жемчуг, столь же смуглый, как и его партнер, ступил на сцену, двигаясь в плавном полутанце. Голова его покрыта была короной из белых длинных перьев и тонких снежных ветвей, а кругом от каждого шага рассыпались быстро гаснущие перламутровые отсветы. Теперь вдвоем любовались Боги чудом, которое принес старший брат, уже вместе упоенно слушали смешную болтовню красивых птиц, охотно воркующих с ними и меж собой, довольно распушающих перья. Хлопали в маленькие ладошки дети, забравшиеся на плечи своих родителей, указывали, словно хвастаясь, на этих птичек в руках Богом, а сказитель, в душе которого царило нежное тепло от одного только вида их счастья,  меж тем продолжал свое повествование.
- ...а после попросил брата своего отдать ему одну птицу.
Богу-Луне приглянулся зеленый попугай, голова которого венчалась желтыми, лимонно-сочными перьями. И Бог-Солнце отдал ему прелестное крылатое создание, а тот устроил попугаю насест прямо в хижине, воткнув в земляной пол осыпанную бисером, а потому красиво переливающуюся, палку, показавшуюся насестом действительно царским. Обученная птице охотно взлетела на предложенный ей насест, а стены от того украсились изумрудным ярким узором. Устроил старший брат такой же насест второй, своей птице - на стенах тогда распустился другой рисунок: совсем золото на просвет, старинное, очень ласковое. Актеры с открытых ладоней под возгласы публики и новые хлопки накормили птиц зернышками. Но вместо того, чтобы поиграть еще немного со своими новыми друзьями, взяли гарпуны и луки, отправились на охоту, - эта фраза стала последней, о чем поведал неожиданно замолчавший рассказчик с глазами черными, такими пустыми, что казались даже издали обреченными и полными сдающегося взгляда. Его темные волосы, растрепавшись, налипли колкими прядями на перечеркнутое алым и белым лицо, словно огонь, окруживший всюду, в самом деле мог причинить ему неудобства, задушить дыхание нестерпимым для кого-то, страшным даром; в уголках этих глаз залегли морщины, трещины: мужчина всмотрелся пытливо в толку, утопив взгляд в простершимся чуть ниже небольшом озерце зрителей, взволнованных движением чьей-то фигуры, медленной идущей к ограждению вокруг сцены. И сначала - не увидел. Почувствовал только, как немеют от слепоты сознания спутанные мысли, как рукам, лотосно расслабленным, становится нестерпимо холодно, словно их сковало льдом, пронизало до самых костей; и это посреди огня, цветными змеями скользящего в заметно потеплевшем воздухе совсем рядом.
Ему хотелось думать, что это было всего лишь вещим сном. Только мечтой, которая так и останется сокрытой восточным покровом прохладной ночи с туго завязанными одна на другой историями и беззвучными шагами незваных гостей за стеной. Изображение медленно плывет исподлобья налево. Цирковые тамбурины, звучащие там и тут, песок, переплавленный в стеклянное веретено прямо в груди, громовая стрела, накалившаяся от душевного возбуждения; последний раз руки впились бы в этот песок, сгладились бы линии на ладонях и спиральки отпечатков перелились бы в узор агатового спила, обратились бы в окаменелость из лавки древностей, но вместо песка под ладонями дракона - горячий воздух, а аметист матово поблескивает изумрудными витками. Где-то в этом сне перекликаются горлицы детскими голосами. Лестницы-улицы раскинувшегося под синими горами города вверх да вверх неустанно карабкаются, дома жилые и с развлечениями из камня-дикаря серого, крыши гончарные, краснокрылые, оплели пороги камнеломки, май-и-мачека качает головой в такт шагам, среди всех цветов она - трава неприметная с пестрыми цветками...но бывало так, что сбывались сны. Бывало так, что всего одно присутствие человека - и нет уже ни усталости, ни сомнений, ни каких-то сумерек на душе. Словно окатили студеной водой или распахнули окно, впустив ветер, и пелена спала на секунду с глаз, показала женщину, что так неуловимо ускользнула из той сказки. А бывает иначе.
Острый запах благовоний ударил в нос и дракон вдохнул его полной грудью, словно ощущая что-то знакомое, кроме чудного виденья. Свой воздух. Свой запах. Что-то родное. На мгновение в сознание будто врезалась молния, заставляя его пошатнуться, опуская голову, и тяжело закашляться, с трудом удерживая себя на ногах. Но прежде, чем эту заминку заметили работники на представлении, прежде, чем отвлеклись зрители или ухватили медики, прежде, чем дракон окликнул вновь исчезающую колдунью, которую спешно уводили за шатры...
Махнуло по кругу огненным рукавом, как крылом мистической птицы, и черное сукно затихшего было неба ослепительно вспыхнуло, расцвечиваясь яркими созвездиями искусного фейерверка. Отвлекшись на него, мало кто из зрителей обратил внимание на то, как пламенный след, оставленный рукой рассказчика, зажил своей жизнью, обрел собственное дыхание, и затанцевал над возвышением, на котором воцарилась пустота. Приводя в чувство, висков дракона коснулись прохладные руки хранительницы, уверенно уводящей его со сцены. Наила затаила дыхание уже тогда, первый раз почувствовав так похожий отклик дракона - от совсем другого человека. И поняла то, о чем не смела бы рассказать. Она не знала точно, что было в том доме, на холме у подножия самых высоких снежных гор. Она не хотела знать, как далеко они оба зашли и что же это дало им в итоге. Знала она только, что творилось здесь и сейчас, а потому не желала удерживать на тонкой красной линии мужчину, плененному своим ведением. Только подтолкнула ко встрече.
Среди зрителей кто-то восхищенно ахнул - вот чудо! Смуглая женщина в пестрой юбке да с покрывалом на плечах закружилась на узкой плашке возвышения, рожденная бесконечно быстро закружившимся огнем, в котором прежде так незаметно скрылся ее предшественник, уходя со сцены. И, подхватив нить повествования, повела хранительница дальше сказ о том, как вернулись с охоты братья Луна и солнце.
Прохладные ступени под босыми ногами во внутренней темноте декораций закончились. Моток волшебницы разматывая, Янош шел, плененный ею, по подсохшей корочке ожога, не чувствуя, как комья холодной земли впиваются в ступни. Легкий укол тревожит в сердце, сукровица проступает сквозь трещины, когда он останавливается перед шатром, отведенным для медиков. Неужели...
Глаза словно затянуло поволокой. То тепло, окутывающее неощутимым никому кроме флером фигуру молодой женщины, то свечение, что несла она в себе.
Шарлотта...
Мужчина тяжело дышит и как в бреду медленно открывает глаза. Полог шатра откидывается и выглянувший из проема врач зычно окликнул кого-то, невидимого в темноте. Собираясь уже вернуться, он обратил внимание на неподвижную фигуру актера, неотрывно глядящего в одну известную ему точку?
- Вам требуется помощь?
Свечение стало ярче. Легко толкнув врача ладонью, выкрашенной в красный, дракон порывисто и быстро шагнул внутрь хорошо освещенной теплой палатки, словно задержав дыхание нырнул в глубокую прорубь и тут же остановился у самого входа, не в силах вымолвить и слова. Потерявший от неожиданности равновесие, врач быстро вернул себе устойчивость и, возмущенный поведением актера, схватил его было за плечо.
Короткий крик боли. Медик отшатнулся назад, схватившись рукой за опаленную ладонь, но дракон, кожа чья сейчас была углями алыми, изнутри дымными, не обратил внимание ни на прикосновение, ни на движение человека внимания: для него ничего больше не существовало в этом мире, кроме женщины, озаренной внутренним огнем. Округлившиеся ее мягкие формы, биение сердца. Сердец. Он был готов упасть перед ней на колени, когда подошел ближе, вороша незримый горячий пепел. Казалось, и голосов за тонкими стенками шатра не слышал. И не дышал. Неужели?..
- Шарлотта...

Отредактировано Jan (2013-01-16 23:37:07)

Одаривая гостей завлекающими улыбками, словно из воздуха извлекала новая сказительница, так неожиданно представшая на сцене, разноцветные, невесомые платки, и подбрасывала над своей головой в вихрь разноцветных лучей, рассекающих пространство над сценой, над стенами хижины, над головами актеров - за ее спиной они изображали сцену недолгой охоты Богов. И пускай та сцена была примечательна хищной грацией, наполнившей тела ходулистов, а по стенам, вновь ставшим лесом, гуляли звериные тени, практически все внимание зрителей было приковано к движением отдаленно стоящей женщины, танцующей на своем возвышении, как на булавочной головке. Взлетев, лоскуты материала, искусно украшенного и нежного, всего несколько мгновений парили в воздухе, а затем вспыхивали цветным огнем и осыпались на доски сцены благовонным пеплом с дурманным ароматом. Плела свое затаенное колдовство черная жженая кость, отводила внимание простых людей далеко, в темноту, в зыбучие миры - на лесные запутанные дороги со следом волчьей лапы, на безлунные болотистые пустоши с оперившимся камышом, под снежные холмы, где вьюги заметают тонкие следы полозьев, где нет ни времени, ни числа, ни любви, ни сторон света. Анисовый дурман стелился по теплой земле, въедался в кожу и волосы гостей, рождая объемность каждого движения актеров, каждого запаха, появляющегося от курильниц и завивающегося почти зримыми кольцами: как будто каждый из зрителей и служащих оказался в огромном январском аквариуме с выпуклыми линзами, легко искажающими действительность. Черное предметное стекло неба - звезды и кусок луны - не плоские, а выпуклые, прочные, сервированные как будто на огромном столе для бесчисленных персон. Звезды в городе вялые, мелкими монетками рассыпанные, но сегодня и им подарено было новое рождение, новое звучание с каждым расцветающим кругом фейерверка. Проступающие сквозь искусственные звезды, настоящие - крупная деревенская столь, мраморная икра, вырезанная невидимым скульптором. Катился огненным колесом праздник-довесок, такой же терпкий, как случайная капелька вина на ногте. Вот поведет темная женщина руками, коронованная берестяным огоньком кивнет и сдует с раскрытой ладони искристую пыль, хрусткую, как первый снег в колком морозе, как стекло или слюда, раздробленные временем; черную, как чеканка и чешуя дракона, как стены храма души его, в который нет больше пути. И поманит за собой гостей; как не пойти за ней: алый и канареечный шелк плавными волнами, пьяные вразмет кудри, фазаньи перья, порождает она собой новую мистерию и начинает следующую главу повествования. О том, как возвратились домой Брат-Луна и Брат-Солнце, безмерно усталые, без рыбы и без дичи, как не обратили внимания на погрустневших птиц своих, да и легли спать голодные, смурые. О том, как притихли попугаи, не желая мешать своим хозяевам. И о том, что случилось следующей охотой.
Кареглазая проводница за бриллиантовые повороты, за туманные топи, в коридор из двух зеркал, морочила голову всем и каждому, но не тронула двоих, что нуждались в искренности и тяготели признаниями.
Ты выдумал ее, Гонза. Ты сочинил на листе рябиновыми гроздьями ее улыбку и лучистые глаза, и ласку рук, и трепетность ресниц. И душу, что не каждой быть могла дарована. Но не слепить из воска чужой свечи своей судьбы, как не хватай горячие капли. Пусть все, в конце концов, совсем не будет так, пусть останется выдумкой, несбывшейся мечтой, но честной пред собою. И издали, робко, с сердцем, застывающим от каждого вдоха, мечтать только б на минуту, только бы услышать. Голос ее негромкий, в который сам не вправе верить. Пусть говорят, что ты ее придумал. Пусть шепчут, что вовсе не искал. Ты веришь в нее.
Оставшийся у входа в палатку медик взглянул изумленно на свою ладонь, которую едва покалывало изнутри, как бывает от долгого бездействия; поднес ее ближе к лицу, внимательно вглядываясь в слегка покрасневшую кожу, он никак не мог понять, чем было вызвано то внутреннее беспокойство, шевельнувшееся в его душе и отчего же мысли скакали с места на место потревоженными в зенит цикадами, спешащими найти убежище. Ему все время казалось, что вот-вот на ладони поднимется влажный ожог, что схватился он за что-то нестерпимо-горячее, но сколько бы не глядел на руку - ничего не случалось, ничего не происходило, только расцветили ее новые всполохи фейерверка да линия жизни очертилась чуть ярче. Потерев пальцами виски, этот мужчина, на плечи которого был накинут обязательный жилет, вставками над карманами отражающий свет, долго стоял еще на месте, стараясь вспомнить чем занимался раньше и куда так торопился. Торопился ли он вообще? Медик отрешенно закурил, не помня, откуда достал сигареты и были ли они у него вовсе; вскоре упал столбик пепла с сигареты: словно в полусне, врач никак не мог ухватить ни одну из своих мыслей и сам на себя не был похож той внезапной рассеянностью.
Полос шатра за спиной дракона вновь едва качнулся. Ветер.
Раскалывалось, ломалось, крушилось с оглушительным беззвучием что-то у него внутри и это было куда заметнее, чем трепетание плотной ткани. Дробилось осколками самообладание и рвалось дыхание, как от долгого бега в солнце по песку, в котором с каждым шагом утопаешь по колено, по разворошенным углям, которые иссушают, вбирают в себя не только жизненные силы, но и власть последней воли. Только обнажающееся постепенно восприятие остается после этого бега, позволяя чувствовать ослепительно белый холод через тугой комок под кадыком. Но сердце не болит. Лишь молит вновь о той забытой тишине. И ровно замедляет бег, так медленно, так страшно, пока не замрет в то самое мгновение, когда слепое тело почувствует, пробуждаясь, чужое прикосновение. В ту самую секунду, когда все кругом останавливается, сойдясь на одном только этом касании. Вкус медной монетки отчетливо проступает во рту, под языком, и теперь гадай, не гадай на кофейной гуще про сны вещие или лживые - все кажется сонной небылью, растворенной в снежной бархатной глуши. Все так и, когда Шарлотта отходит назад, оказавшись на другом конце мироздания одним коротким шагом, дракон опускает взгляд. Он не чувствует ничего, кроме плотно сплетенных аур. Потерял нюх, но думает, что знает - все верно. Кем был он для нее? Случайным приветливым провожатым, который уже тогда, в таверне у подножия гор, знал наверняка, что они не станут подниматься на вершины. Странным рассказчиком, у которого не было даже своего имени, не то что возраста и мнения, но в рукавах притаилось немало историй, как у всякого хорошего лицедея. Минутной слабостью. Знакомством, встречей и ошибкой. Но для дракона уже тогда стала она единственной надеждой выплыть из темных вод разума собственного, изменчивого, и тянущей на дно бренности. Ее царственные плечи. Чуть поджатые губы. Опущенные ресницы.
Под сердцем она носила его ребенка, а он боялся поверить, спугнуть столь крохотное счастье, которое так редко ценят люди. Боялся, что все окажется не правдой, что желаемое никогда не станет действительным, что на самом деле солнце на закат и никуда не деться...но чувства дракона было трудно обмануть даже ему самому.
Почему он был так беспечен? От чего не попытался узнать раньше? Не почувствовал прежде?
И поверить бы тогда было бы проще. И она не была бы одна.
Было ли тому виной отчаяние, сковавшее рассудок за долгие годы бесплодного поиска, были ли последствия неустанно скребущей тоски, просыпавшейся каждую ночь, или то ощущение себя извечно не у дел, и зеркало в огромном доме, где он намеренно один.
Словно очнувшись ото сна, Гонза шатко, по канатной нити подошел к кушетке, неотрывно глядя на замершую на ней тонкопряху сверху вниз: но с видом побитого пса, пришедшего просить покаяния. С жестами паломника, нашедшего святыню, однако должного вновь двинуться в бесконечный путь против желания и сил.
- Уйду...
Он упал перед Шарлоттой на колени, в преклонении опуская низко голову. Горячие ладони едва ощутимо коснулись ее ног - их дрожь почти не ощущалась. Нет романтики, есть только обреченность в простых действиях, чувство Сансары, последней капли светлых оттенков. Дрогнули и опали плиты тяжелой широкой груди.
- Но все - к твоим ногам...
Все, и зеленые яблоки в монастырском дворе, тополя, изразцовую кампаниллу, весеннюю лигурийскую синеву, темные пинии и кипарисы на киловых скалах, созвездия быстрой, как колесо, июньской ночи, все, что в душе было и что в руках держал, до самый крохотной частички. И ничего взамен. Чтоб только сердце не спотыкалось на ходу, чтоб - нелюбим, но уж хотя бы понят. И если не прощен, то и не проклят.
Закрыв глаза и затаив дыхание, дракон слушал, как перестает биться его собственное сердце, а черная кровь вязнет в жилах. Не пошевелиться от тоски: он встретил ее слишком поздно и даже то, что пульсировала аура Шарлотты от биения маленького сердечка, не могло отогнать от Яноша этого гнетущего чувства. Нерешительно, легко обняв молодую женщину под коленями, он лег щекой к ее бедру и выдохнул, почти беззвучно:
- И жизнь.