<-- Подпольный бойцовский клуб -- Die Schatten --
Май. 2011 год.
Поздний вечер. Тепло, легкий ветер. +11.
Когда все правильные офицеры на правильной войне обязательно умирают в ожесточенном кровавом бою, у них дыры от трассирующих пуль в спинах, полевая форма слиплась комьями грязи и смрадных подтеков, Бог три дня пьет за них импортный коньяк, сидя на облаке или в съемной квартире на окраине города со шлюхами из всех ценовых категорий, что, впрочем, на самом деле одного и тоже: повсюду лишь слякоть и восхитительно жирная, до масляного блеска, грязь. Когда на мирных улицах маленького городка в горах взрываются бомбы, в этом нет ничего личного. Когда вооруженный до зубов псих берет заложников на стадионе и спустя минуту начинает расстреливать из старенького, проржавелого пистолета, украденного из запасников охотничьего клуба, многодетную семью, едва накопившую денег, чтобы сходить на последнюю в этом сезоне игру. Когда на новостном мониторе высвечивается первая боевая готовность, экстренный выпуск, все местные телестанции прерывают свои передачи и переключаются на выпуск новостей центрального телевидения. В этом тоже нет ничего личного. На самом деле, здесь все просто и нет ничего нового. Все как обычно. Он просыпается от холода, когда сон проходит и реальность обрушивается серостью с потолка, понимая, что мир неуловимо меняется каждое мгновение, проведенное с закрытыми глазами. Он больше не может уснуть; закрывая глаза, представляет, что он - собака с кучей хозяев, каждый из которых считает, что он принадлежит только ему и поэтому поводок из стальной цепи тянет к себе, так много поводков, что нечем дышать. Потом представляют, как его убивают железной трубой, совсем случайно какие-то бандиты из местной мелкой шайки, надравшиеся дешевого пива с паленой русской водкой, привезенной вчера подпольно на торговом корабле; видит длинные стройные ноги в черных чулках, удаляющиеся в поспешности к двери из снятого на всю ночь номера, рассыпанные по полу таблетки и выпотрошенные блистеры, собственную руку с перетянутыми жгутом венами; город с крыши высотного здания и мягкой дружеский тычок в спину, после которого глазам открывается завораживающее зрелище стремительно приближающихся огней. Ему очень смешно, очень холодно, он встает и выкуривает сигарету и весь день словно приходит в себя, мутный образ реальности восстанавливается и все относительно хорошо - магнитом к холодильнику прикреплен подробный список дел, после которых возможно даже останется время и он сходит с кем-нибудь в бар, напишет рассказ про собаку с кучей хозяев, поспит или посмотрит старый американский боевик с сексапильной красоткой в главной роли, или позвонит кому-нибудь из прошлого, представляя, как под завалами лабораторий пробьется звонок чудом уцелевшего стационарного телефона - еще из тех, номер на которых набирался с диска. Людей в вагоне метро тошнило буднями, так же, как тошнит новостройки серостью или людей в форме злостью. Станция, остановка, открытые, закрытые двери, окна, лица, лампы, голос машиниста, тошнота. Все как обычно, только, уж совсем мало безумия на единицу пространства в этом проклятом вагоне метро. Словно кто-то зашел и украл у этих людей все, что когда-то имело для них значение. Тогда он решил пройтись пешком, чтобы не добираться в ночи до дома на работающем с перебоями общественном транспорте. Автомобиль пришлось оставить неподалеку от порта.
Мужчина остановился около центрального входа в парк, чуть в стороне, чтобы не мешать выходить загулявшимся до ночи компаниям, в сумках которых звякают бутылки, и романтичным парочкам, вне зависимости от возраста держащимся за руки. Со звонким лаем, высоко вскидывая тонкие сильные лапы, пронесся мимо молодой кобелек с клеймом на купированном ухе, за которым едва поспевал его тучноватый, пожилой хозяин, облачившийся в растянутый спортивный костюм.
Тень улыбки от воспоминаний мелькнула в глазах, но наполнилась горечью. Сегодня его пса беспринципно убили. Это все равно, как взять щенка, вырастить его, выходить, выдрессировать, вложить в него частичку собственного огня, воспитать через тернии настоящего бойцовского пса, отвечающего всем чемпионским параметрам и вызывающего зависть как у таких же дельцов, как ты, так и у сторонних наблюдателей, и увидеть, как его тупо переезжает асфальтоукладочный каток. И рыжий водила показывает тебе fuck. Тем же вечером подходишь к зеркалу и всматриваешься в собственные глаза - мутные и уставшие, словно на кусочки разбитые красными линиями - молниями лопнувших сосудов. Ничего особенного - они совсем не красивые, пустые, как и у всех остальных, но вот, что-то не так, и где-то далеко за краем зрачка куча дорог-поворотов, каждая из которых заканчивается гильотиной средневекового пожара, и по дорогам этим, без конца, мерно вышагивает человек с гирями на ногах, подгоняемый плетью надзирателя и все мечтающий выбрать правильный путь. И снег. Везде, настолько хватает взгляда, лежит снег, много-много холодного чистого снега, острыми кристаллами впивающегося в пятки. Или что-то другое? Всегда говоришь: показалось, это же просто блики лампы на зеркале, а не какие не ворота в ад. Но нет. Это не блики, а твой, персональный, самый настоящий, ад. И в этом тоже нет ровным счетом ничего личного, кроме той дороги, которую выбираешь себе сам. Габриэль, прикуривая новую сигарету, взглянул на наручные часы. Время к ночи. Все предельно ровно и просто до тех пор, пока не начнешь пытаться описать или высказать причинно следственные связи своего мирка. Руки дрожат, голова, перетянутая на лбу оранжевым платком, болит, несколько минут назад шла носом кровь - бумажные платки оставил в мусорном ведре около супермаркета и поспешил дальше. Одно из самых важных событий в его жизни обернулось фатальной неудачей. Возможно самое важное. Давно ожидаемое, давно планируемое, - а все как обычно. Хотя бы какое-то разнообразие в эмоциональном и физическом плане - ничего. Ни-че-го. Хочется разорвать это слово на слоги, набросится на него как на красную тряпку, выплюнуть на песок кровью. Что угодно лишь бы избавиться от него. Но нет. Ничего. Не избавится. Минутная стрелка делает еще один оборот. Ожидание. Ему нужно было бы показаться в морге, но нет ни сил, не желания. Не хочется думать о том, что будет там. Еще один оборот, и еще один.
Звонок.
- Herr Zora entschuldigung an Mr. Jay...
- Go fuck, bitch.
Слом. Слом. Ожоги на теле, контакт причиняет боль. Не приближаться.
Плевать. Ему просто жалко мальчишку, посчитавшего себя готовым для боя и доказывающего свою правоту слишком рьяно, ему слишком тяжело сдерживать злость на себя, решившего сделать ставку на неокрепшего бойца в схватке со слишком сильным и тренированным противником.
- Wir sind wirklich leid...
Прижав мобильный телефон головой к плечу, мужчина сунул обе руки в карманы, неспешным шагом прогуливаясь по опустевшему парку: пусть его блевать тянуло от осточертевшего японского стиля, это было единственное место в черте города, в котором тишина удачно гармонировала со свежестью воздуха и отсутствием назойливых взглядов. С равнодушным выражением лица он слушал сбивчивые извинения на исковерканном ирландским акцентом языке, но ничего не говорил в ответ; голова его в тот момент была занята совершенно иным.
Удар гонга.
Вначале казалось, что силы равны.
Удар на удар, защита на защиту. Первая кровь, окрасившая привезенный под заказ белый песок. Оскаленные, багровые лица партера, сливающиеся в одно, как рев из единой глотки зверя, жаждущего зрелищ. Лезущие на спины друг друга, сшибающие кресла люди, чтобы только видеть, не пропустить, вдохнуть наркотик боя, и завыть первобытным хищником, разом сбросив тысячелетия рафинированного лоска цивилизации. Удар, еще удар, еще, и фигура молодого немца пошатнулась, закачалась, грузно упала на колени на песок. Раненным быком ткнулась лицом в кремний, окрашивая белое багровым.
Гонг и вой лакающей кровь стаи. Судья объявляет победителя. Бой закончен. Все.
Он добил его неожиданно. Подавая руку, чтобы помочь подняться, захватил голову, заглянул в мутные от нечеловеческой усталости глаза, зажал виски, дернул вверх, в бок и свернул шею, ломая позвонки. Бессмысленно. Бесполезно. Хладнокровно. Как добивают раненого кабана на бойне. Не правильное в своей бессмысленности, убийство.
Зал замер в немом оцепенении, задохнувшись запахом смерти.
- Scheiss drauf.
Габриэль раздраженно тряхнул головой, загоняя глубоко внутрь хаотично мелькающие стоп-кадры, надавил на красную кнопку отмены приема вызова. Фак. Усталые, полные боли, серые глаза. Неестественно выворачиваемая шея. И снова глаза. Удивленные, увидевшие на мгновение приближающийся конец. Потухающие. Плеснувший фонтами песок от удара уже мертвого тела. Мазок светлых волос в напряженном воздухе. Ревущий, бьющий себя кулаками в грудь, боец. Перекинутый в другой конец ухмыляющегося рта окурок сигары ирландца. Отшатнувшийся от арены единым организмом партер. Истошный женский крик, захлебнувшийся в мужской руке. Тяжело опустившись на скамейку в одной из уводящих в сторону от центральной аллейке, он закинул ногу на ногу, и в попытке расслабиться, откинулся на невысокую спинку. Прикрыл глаза.
