Салон "Искусство красоты"

Чертова пробка! Уже пол часа Ви сидела в машине, и злилась. Такое бывает – неудачный день. В минуты ожидания приходят самые различные мысли. Характер у них обычно – негативный. Сейчас в голове творилась такая каша, что разобрать что-то было просто нереально. Где делся позитив? Лучезарная улыбка и тот блеск, присущий фейри? Утонул в одной из лужиц, и его унесло уже далеко-далеко.
Зачем она ехала к Ассару? Соскучилась? Скорее было просто обидно, что уже почти месяц, как он выписался, а не позвонил ей ни разу. Хотелось увидеть, что за важные дела у него появились, и потому не может даже набрать ее номер. То, что фейри сама не так давно «утопила» свой телефон, а новым так и не обзавелась, было удачно забыто. Ведь еще есть рабочий и домашний, но… она ощущает пустоту. Вот такие вот чувства.
Пре_неб_ре_же_ни_е.
Наконец-то машина выехала из пробки. Еще около полу часа по городским дорогам и Вилетта подъехала к входу в казино. Женщина выпорхнула из машины, и довольно таки торопливым шагом направилась внутрь. Охранник поприветствовал и сказал, что хозяина можно найти в баре. Улыбка, и каблучки уже почти бегут в указанном направлении.
…зайдя в бар, возникло желание развернуться и просто убежать куда подальше. Ассар, если можно так сказать, величественно восседал на диване, а рядом, словно несчастная собачка сидел паренек. «Новая сучка… как мило, где-то я его уже видела... хм... Я забыта, и была бы еще замена достойная, а так. Пф, черти что!» Желания не всегда соответствуют нашим возможностям. Уже замечена, поэтому просто не имеет права уйти. Плавно и грациозно, словно кошка, подходит к столу и впивается глазами в своего любовничка.
- Я уж думала, ты умер. Рада видеть тебя… живым.
Четкие и негромкие слова, тон отрешенно-холодный, и в глазах зима.

Для дикаря боль - мерило его самоценности. Но мы же не дикари...
Звонкая цепь времени распалась.
Его личный страх, что так неожиданно рождался сейчас подавая первые признаки жизни, таился в том, что он... умирал. Терял себя. Превращаясь постепенно в совершенно незнакомое себе существо. Вернее не так. Это существо он знал. Он видел лицо этого демона каждую ночь во снах. В кошмарах, которые не давали ему трезво мыслить, заставляя метаться в странных порывах, хватаясь за сабли, висящие на стенах, что бы....со злостью располосовать подушку в перья. Мелочь. Детский, глупый гнев, и лезущее так упорно желание. Он безумно хотел освобождения этому. Кажется именно это и начало происходить. Я не хочу умирать. Я не хочу жить так. Я стану одиночеством в обители из дождя на сухой земле, с кофейным цветом под ногами, и буду стоять под открытым небом, промокнув насквозь - быть счастливым там уже никто не запретить. Эфирное эхо французской колыбельной и нежные руки на горячем лбу: ты не рехнулся, нет, ma chandelle est morte, je n'ai plus de feu, ouvre-moi ta porte, pour l'amour de Dieu. Или нет.
Бездна соткана тонкими ледяными пяльцами из кошмаров, тумана и молока, возможного и псевдореального.
Кроме погружения в вечные сумерки - ничего.
Взгляд блуждает по строчкам меню, словно в музее изучает названия и подписи к картинкам с сочными, непременно вкусными блюдами, чей запах должен быть непременно самым вкусным из всех; то, чего никогда не купишь на свою зарплату в баре. Часов нет, Хайне запутался уже не только в том, какое точно время суток и который час показывают стрелки на циферблате, но и в том, какой день недели и число, но практически не сомневался в том, что его могли уже раз десять запросто уволить. Это совершенно нормально, ведь бармены, как и официантки, люди приходящие и уходящие. Особенно в барах тех злачных мест, где приходилось работать. А ведь если бы не работа, то он бы и не встретил падшего ангела, решившего было скоротать время в питейном заведении низшего сорта. Было бы здорово.
Никаких половинных ощущений, ни намека на присутствие, только Бездна. Полная Бездна. Фатальная кома рассудка и понимания, но эффект возможностей. Если он не хочет так жить, но и не хочет умирать: может, тогда есть резон просто извести падшего ангела до той точки, когда надоедают сломанные игрушки? Но...как это? Разве возможно вообще? И самые отвратительные времена наступают лишь тогда, когда даже самым непросвещенным в плане творческой мысли приходится перелапачивать массу риторических вопросов в молчаливой компании пьянчужек, комично-синие лица которых, впрочем, вселяют некое спокойствие за моральный дух простого работящего народца. Жаль, праздника никакого календарного не намечается на сегодняшний вечер. Ни на завтрашний. А там, глядишь, праздников не будет вовсе и останется только, не заметно для Хозяина, кивнуть и уткнуться в стол. Меню отложено. Ухмыльнуться с мерзким выражением на лице.
- Врут.
Конечно, отбивает. В лицо словно неприятно ударил прохладный ветер вперемешку с незначительно моросящим дождиком, и, тем не менее, вполне возможно потерпеть такую погодку и надышаться свежим воздухом: поднять заинтересованный взгляд на женщину. Молодая, красивая, статная. У оборотней, может быть, даже очень хорошая память. Или такие - фаэри - попадаются им настолько редко, что и запомнить постараться не грех, а если и не их, то уж точно милых, тихих спутниц, которые, по крайней мере, пока не относятся, но учатся относиться, как к вещи. У всех у них что ли такое? Развернулся к тому красивому на тарелке, предварительно вытащить из пачки две сигареты; одну из них заложить за ухо, другую положить рядом на стол и, наверное, слушать обмен фраз малознакомых людей из так называемого высшего общества. Живым! Ах-ха...а я был бы рад видеть мертвым. Да, пожалуй действительно лучше всего заткнуться и слушать молча, а еще, непременно, едва ли не остервенело тереть ссадину на руке - чуть повыше красивого синяка вытянутой формы. Где оцарапался не помнил, но неприятно, что ей вдруг вздумалось начать заживать. Отодвинуться вообще не самый край и навострить уши - Хайне задумался, где будет находиться в тот момент, когда напомнившая королеву относительно знакомая леди решит действительно разделить завтрак с новоиспеченным хозяин. Сахар. Как же, прямо на лице написано...
- Доброе утро, schöne Dame.
О, несоответствие словам, на что оно похоже обычно? Это такой таинственный зверек, который приобретает обманчивую яркость красок, превращаясь почти в радугу. Но это отвратительная и дешевая иллюзия, которую на самом деле очень легко раскусить. Достаточно лишь кинуть в нее камушек, и она распадется отвратительным черным дымком с запахом отвратительных разложений и плесени. Скорее всего, на месте какого-то-там Хайне должен был сидеть вполне себе миловидный юноша с длинными ресницами, ухоженным телом и эдакими чувственными пухлыми губками, чтобы было хотя бы, на что посмотреть и над чем поразмышлять. Хотя, какая ему нафиг разница, когда за такое долгое время дорвался до сигарет. Хороших сигарет.

Чуть склонив голову набок, Ассар внимательно слушал, не отводя глаз от фэйри, потом быстро, словно ревниво поймал взглядом ее жест, это властное, нахальное прикосновение к лицу принадлежащего ему оборотня. Подозрительно похоже на…
Тебе вздумалось подразнить меня, Ви?
Или…
Ты становишься чужой для меня, Ви?
Месть. Это так просто. Даже через собственную боль, через обжигающий холодом взгляд. О, так даже проще. Она сама отпускала его – на волю, в гнев, в обманчивое спокойствие и четкие, отточенные жесты. Неторопливая затяжка, почти незаметная улыбка, взгляд, куда более тяжелый, недвусмысленно велящий убрать руки, даже жаль, что фэйри его пропустила.
Я не мальчик, Ви. И никогда им не был. Никогда не был тем, кем ты привыкла играть. Прости за то, что так долго не говорил об этом. Ты ведь прощаешь? Спасибо…
Теперь ее взгляд мягче. Не такой. И выражение другое… О, фэйри, зачем ты задаешь вопросы, на которые знаешь ответы? На своей шкуре испытала, ведь потом по утрам подбираешь одежду с высоким воротом и длинными рукавами. Ты знаешь меня.
- Прибереги свою жалость на другой раз, Вилетта. Храни ее для тех, кто в ней действительно нуждается. – Холодно заметил падший, покосившись на официанта, - Оборотня трудно испортить. Да и эта дрянь и так испорчена дальше некуда.
С негромким смешком Ассар притушил недокуренную сигарету и взялся за чай, на пару минут все свое внимание уделив фарфоровому чайнику. Пауза – великолепный способ показать, кто здесь хозяин и чьего слова здесь должны ждать – и взбалмошная фэйри, и притихший оборотень. Эта дрянь, эта отрава… этот город… вот во что он превращает. Этот воздух можно пить, как древнее вино, как изысканный яд, упоение своей властью, с неспешным и обреченным смакованием конца, горечью и гневом терпким и сладковатым.
Сделав первый глоток, он еще несколько мгновений наслаждался вкусом, но вот взгляд снова остановился на сидящей перед ним женщине, а чашка с раздраженным стуком отставлена.
- Дитя. – Хлестко и безжалостно констатировал падший, - Капризное, наивное дитя.
Голос спокоен как никогда, но в глазах что-то появилось вместо обычного безразличия – холодная ярость.
Высокомерная, не желающая признавать очевидное девчонка! Ее предки, колдовской народ, владыки иллюзий, одною волею выстроившие город над океаном, те, чьею силой чародейская Фата-Моргана дарила грезы и сны поколениям смертных, те, с кем в битвах пролито немало золотого ихора… они… Нет, у него определенно не укладывалось в голове все это. Он привык смотреть на нее прежде всего как на достойного противника, на бывшую свою хозяйку и только потом как на любовницу и возлюбленную. За свои века он привык защищать только себя, все, что было кроме, было слабостью и мириться с ней падший не хотел и не собирался. Эта… воинствующая беззащитность выводила из себя.
- Ты живешь не в сказке, это жестокий и безразличный мир! И ты должна защищать себя, а не ждать милости от кого бы то ни было, даже от меня! Сколько тебе лет, Вилетта де Мериан?! – Загремел Ассар, даже не стараясь сдержаться, - Те, кто были до тебя, умели за себя постоять и не прятались за чужие спины! Никогда! Потому что им было ведомо понятие чести… и потому… – Голос его упал едва ли не до шепота, - И потому, что в следующий раз я могу не успеть. Мне проще выдрать тебя из своей жизни, пусть я это сделаю вместе со своим сердцем, но это будет лучше, чем если я буду винить себя в твоей смерти.

«Да что ты понимаешь?! В силе… нет, в слабости? Раньше ты был ничтожеством. Жалким подобием себя теперешнего… потом ты в один момент стал другим… ты не знаешь ничерта, ты не понимаешь.» Именно эти слова вертелись в голове и на язычке. А еще возрастало желание просто вылить горячий шоколад, который уже успел принести официант, на голову падшему, сказать, что-то колкое, не дожидаясь ответа, развернуться и уйти. Но рядом был не кто попало, перед ней сидел ее(а ее ли еще?) ангел. Пусть и падший, пусть и навсегда потерявший свой внутренний свет, пусть… ведь все равно это ее, и как бы он не кричал, стуча кулаками себе в грудь, что он теперь сильный, что он сам по себе и никто ему не нужен, Ви знала. Может, это был самообман, но до чего же великолепный самообман!
Выслушала, и рассмеялась. Слегка грустно, и будто через силу, но звонко и громко. Неужели Ассар всего минуту назад на нее кричал? Упрекал в чем-то? Нет-нет, он шутил, не могла же фейри смеяться просто так. Верно? Хм… а впрочем, смех быстро стих, а вместо него тишину разрушил ее голос. Как и раньше, звонкий и уверенный, слегка игривый, а в некоторых моментах даже чуть истеричный.
- Вот такая я слабая. И нет у меня понятия о чести… что ж ты со мной носишься, а? Может тебе нравиться думать, что я без тебя не смогу? Никто даже не смог бы догадаться, что эти слова произносятся через боль, через сцепленные зубы души. Это никому не нужно было знать, это только ее чувства и переживания. Только ее боль. - И не нужно говорить мне такие громкие и пафосные фразы. Пальчик прошелся по ободку чашки, капелька шоколада осталась на нем. Ви увлеченно посмотрела на коричневое пятно на бледной коже, улыбнулась каким-то своим мыслям и, даже не смотря в сторону падшего, спокойно сказала. - Если тебя что-то не устраивает, то уходи из моей жизни, я тебя не держу. А сердце шептало «дура, гордая эгоистичная дура!» - Не говори дешевыми фразами из фильмов, тебе не идет. И каждое слово разрывается в груди. И каждый вдох подобен тысячи ножей в тело. И каждый взмах ресниц, будто разбрасывает повсюду кровь… она не хочет, но говорит.
- Только принимая решение, ты подумай, сможешь жить БЕЗ меня?.. хотя, незаменимых людей не существует… верно, падший? Взгляд все так же не отрывался от пальчика, будто там был не шоколад, а капля крови. – Не сложно же найти себе сильное существо, за которое не нужно будет волноваться… ты подумай… уверен, что я нужна?
Не на это Ви рассчитывала, едя сюда. А слова все слетали и слетали с губ, становясь все ядовитей и ядовитей.
- Я не буду сильной. Ради… «тебя» себя. Пойми это наконец и прими или… голос дрогнул, и окончания предложения не последовало, и так все было ясно.

Раскрылась. Пропустила удар прямо в сердце, но, пошатнувшись, не упала. «Ненавижу тебя идиота… ненавижу… вот такая у тебя любовь, да? Хотя, на что я должна была надеяться… что ты будешь, как и прежде, моим, получив власть почти над всем городом? Я просто дура. Сама себе виновата!»
но… Улыбнулась, будто ее совершенно не задели его слова, надменное выражение лица, блеск в глазах... Будто она ожидала подобного, будто это в порядке вещей. Будто… вот только больнее ей в жизни никто никогда не делал. Даже не было слов, что бы выразить то, что она почувствовала. Нужно было просто видеть, как она медленно опустила свои ресницы, вдохнула совсем немножко пропахшего сигаретами воздуха, и медленно встала. Что-то воистину печальное было во всем этом. Все неестественно затихло, или просто Ви не слышала более ничего, кроме трепещущего сердечка. Оно сжималось в судороге с такой силой, что казалось, вот-вот умрет. Не осталось больше ничего и никого. Лишь он и она. И тишина, всепоглощающая и такая нелепая.
Как бы она поступила в такой ситуации с другим? Просто вылила бы содержимое кружки мужчине на голову и пропала в одном из зеркал. Больше бы он ее не нашел, больше бы она о нем не вспомнила. Был бы очередной, намного богаче и влиятельнее, намного красивее или умнее… но это все не то. Здесь сравнения не уместны.
Шаг к нему, пальчики ложатся на щеку, а губы шепчут на ушко то, что предназначалось только для него.
- Идиот, зачем ты меня ревнуешь? Я же не устраиваю тебе истерик, из-за всех твоих блядeй. Поцелуй в щеку и так же шепотом – Я ненавижу тебя, сволочь, но лишь потому, что люблю… как сложно говорить правду, но как становится после этих слов легко, кажется, что все-все можно сделать, даже, улыбнувшись забыть все слова, но не следует. Она призналась, но ей придется уйти. Он сам этого хочет. Он так решил за нее. -…прощай, падший. Тебе не нужны слабости.
Развернулась и пошла прочь из зала. Каблучки выбивали каждый шаг, наверное, только из-за них не было слышно, как слезинка, сорвавшаяся со щеки, разбилась о пол. Это была не фейри, плакало сердце влюбленного человека, которому приходится оставлять самое дорогое. Высоко поднятая голова, гордо расправленные плечи… а вот глаза – в слезах. Но падший не увидит и не узнает.
Вышла из казино, прошла до ближайшего поворота, завернула за угол и, только тогда, прижавшись спиной к холодной стене, разрыдалась как маленькая девочка. Один большой сгусток боли и отчаянья. Любовь. Это идиотское чувство… и ее сердце осталось где-то с ним. Поэтому в груди пустота и дыра навылет, из которой льются слезы и б.о.л.ь.

Сколько прошло времени? Час или несколько минут Ви не знала. Счет времени сбился. Не существовало больше ничего только пульсирующая боль. Никак не избавится от нее. Кричи, плачь... ничего не поможет. Только его глаза, только его голос, только он. Все простила бы, если бы он сейчас пришел. Вот так просто обнял бы ее, прижал к себе и сказал, что все хорошо. Поверила бы. Но он слишком горд, что бы догнать, остановить. Наверное, это к лучшему, не стоит доверять себя кому-то. Не стоит раскрывать перед людьми свое сердце. Окружающие неблагодарные твари. Им не плевать лишь на себя.
Зачем ты его полюбила? Зачем привязалась? Что бы сейчас плакать? Что бы ждать его? Он не придет, сама же знаешь. Ему абсолютно безразличны твои чувства. У него и без тебя все будет хорошо. Даже лучше, веришь? Поэтому не плачь, вытри слезы и, не останавливаясь – уходи, куда подальше отсюда...
Не может, да? Будешь вот так сидеть, и плакать, пока не иссякнут слезы или пока кто-нибудь тебя не найдет. Глупая... ты все-таки дура...
Чьи-то руки легли на плечи, чей-то голос назвал ее по имени. Встрепенулась, потянулась навстречу и с горечью поняла, что это не он. Упрекнула себя в том, что могла даже подумать о том, что это падший. Новый приступ слез душил, а губы шептали "уходи"
Не хотелось видеть никого, не хотелось никого впускать в свою боль. Ведь они не поймут. Грустно покачают головой, скажут что-то, на их взгляд очень умное, и решат, что свой долг выполнили... а потом, когда-нибудь, когда им это будет очень выгодно - вспомнят... как он вспомнил. Больше никогда ни у кого ничего не просить. Не быть слабой... только это пережить. Только бы пережить.
Все расплывалось перед глазами, а в сознании завис лишь один образ, и это был он… а тело сжималось от боли, а разум потихоньку умирал.

…Наверное, это вложено в каждого из них. Понемногу, по капле, как залог предательства или жизненная необходимость… Осознание того, что безнаказанно можно любить только высшее существо. Мелкий и очень подлый подкоп под высокомерие каждого из них – светлого ли, падшего ли. Неважно. Этот мир таков, что его невозможно коснуться, не измарав белых одежд кровью, дерьмом или омерзением, из чрева которого тянутся цепкие ручонки гордыни. «…его Ты сделал из глины, а меня из огня, я лучше него…» И, как крест, который они несут через все свое бесконечное бытие, это немое обожание, эта щекочущая пальцы покорность – только перед Ним. Перед Творцом, ибо выше Его неба уже нет ничего, и поклонение Ему, любовь к Нему – это служение, это смысл жизни, это то единственное, на что по-настоящему способен ангел, тварь без души и с сердцем, слепленным из белого пламени. И потому все иные привязанности унижают их: ведь есть большее, есть Абсолют, как его можно променять на что-то земное? Можно – шептали жадные губы похоти. Можно – подтверждала наглая, беззастенчивая, уродливая эта любовь, что сомкнулась на горле как стальная удавка, ошейник с шипами внутрь, усмиривший даже карающего. И вот теперь он получил то, чего заслуживал, уж больно долго длилась эта глупость, которую он по незнанию звал «счастьем». Это яд. Это черная отрава, пропитавшая кровь, выкрасившая кроваво-красным цветом его золотой ихор, это рвалось сейчас вслед за ней, за стуком ее каблуков, за шорохом одежды, за тонкими пальцами, прикосновения которых выжгли, казалось, что-то внутри раскаленными клеймами.
Разодрать себе горло. Выпустить крик на волю. Выпустить боль, и то, что мечется и жалостно воет от невозможности догнать, вернуть, и скулить, скулить у стройных ног о пощаде и о прощении… Вот так наизнанку вывернулся бесчувственный палач, такой он на самом деле, жалкий, словно брошенный щенок. Потому и замер на месте, с безразличной улыбкой провожая фэйри. Не показывать. Не признавать. Не произносить вслух и отводить глаза при встрече. Ничтожная и грязная, грешная и оскверненная, низкая и постыдная – ты, его слабость, потому и должна уйти, забыться, стереться чередой дней, переболеть и зажить, и не возвращаться больше никогда. Так правители вымарывают страницы хроник – помнишь? Со стыдом и раздражением, но и то, и другое, будет потом, много позже. Сейчас он едва сдерживается, чтобы не вернуть свою Ви, не обнять и не начать извиняться. Он успокаивает себя мыслями, что рано или поздно это следовало сделать, и это правда. Падший не может позволить себе такие игрушки, за которыми он полезет под пули, забывая о здравом смысле… ему еще сражаться и сражаться, ногтями выцарапывать у этого мира свою силу и власть, до самого конца, до края, за которым ничего нет. До конца дней – его или этого мира, и, сказать по правде, неизвестно, что настанет раньше.
Запертый в тесную клетку своих запретов, скованный тяжелыми колодками своей гордыни и своей власти, он с обреченностью понимал, что тогда оставалось ему немного. Бросить взгляд вслед. Вздохнуть, освобождаясь. Забыть навсегда. А иначе нельзя. Иначе белесые глаза шакалов зажгутся вожделением и голодом, и пусть эту свору он придумал для себя сам, там, в настоящем мире, есть твари куда более хищные. Жалкие псы, живущие в переулках его мыслей, и не подумают сравниться с ними…
Зачем я ревную тебя?.. Вероятно, за тем, что я тебя любил, Ви… и сейчас люблю.
Глоток горячего чая. Косой взгляд на белобрысого оборотня… как там его? Хайне?
- Ну что заслушался? Может, хоть ты знаешь, чего им нужно. этим женщинам?
Философский вопрос в пустоту. Не помнит. Не знает. Не хочет знать. Не хочет ничего. Усмешка – горькая, как ядовитая ягода. Как противное лекарство которое-обязательно-поможет, но смешно от того, что никакое лекарство, никакие таблетки не спасут, если просто нечем дышать и зеленая вода, пронизанная ласковым солнцем, уже сомкнулась над головой, а внизу только черная, жадная бездна и осознание того, что там и на самом деле ужасающе пусто. и это не дурацкая забитая метафора какого-нибудь импотента от поэзии. И не будет уже ничего, только причудливые рыбы, череды огоньков, пузырьков воздуха, одиночество и завывающие стаи молочноглазых шакалов, терпеливо ожидающих своего хозяина там, на глубине. Многотонная тяжесть стискивает грудь, выжимая остатки дыхания… если это усталость, то как же он устал... а до привала еще так далеко.

->
Театр "Дзерури" (Сатоцу и леди Хелл)

двое юных дам прибыли на служебной машине вместе с суровым стихийным демоном земли. Одна из них - рыжая кицунэ находится без сознания и транспортируется, будучи перекинутой через сильное мужское плечо. Все трое вышли из машины на стоянке и вошли через пожарный выход.

…Мало приятных ассоциаций вызывало место, куда сильные и не слишком заботливые руки принесли молодую кицунэ, пострадавшую от собственной дерзости и любопытства, а, возможно, и из-за излишней ретивости в выполнении чужих приказов. Небольшая комната с невысоким потолком и достаточно скупой мебелью – стол да пара стульев, к одному из которых девушку, не мудрствуя, примотали скотчем; прочная дверь и голые стены, уныние которых скрашивала разве что решетка вентиляции под самым потолком.
Юная особо с коротко стриженными волосами цвета воронова крыла осталась снаружи вместе со своим спутником, стоя напротив открытой двери и слегка морщась от звука отматывающейся липкой ленты. От Сатоцу веяло прохладой и удовлетворением – добыча поймана и совсем скоро готова будет рассказать немало интересного, а это значит, что позор – ее позор можно будет загладить. Никто и никогда безнаказанно не посягнет на то, что охраняет лун: истина простая и неопровержимая, как и то, что ради защиты репутации черный лун пойдет на что угодно. Подлость, предательство… убийство сестры. Улыбка на пухлых и еще почти детских губах. Тихий звук отдаляющихся легких шагов.
- Кицунэ – не простые существа. Они требуют уважения, а не грубости, Тсуи. – Голос в отдалении, - Думаю, Ассар-сама не откажется поговорить с ней лично. У него это получится лучше, чем у нас.
Шорох подошв по полу за дверью, негромкое клацанье закрывающегося замка. Гаснет свет. Тишина. Темнота. Звук присутствия все дальше и слабее.

-----> Особняк Ёми и Мичиру Сей.
Мичиру была немного зла, ведь вместо того, что бы провести ночь в компании своей любимой сестрички, ей придется заниматься хрен знает чем и как. Неизвестно где ползать и неизвестно что делать. К тому же пока непонятно, сколько усилий это займет, но предположительно не так уж мало.
Они с Ёми уже вышли из дома и собирались отправиться в какое-нибудь милое местечко, когда получили задание от главы клана. Отказы, естественно, не принимались и поэтому теперь они здесь.
До казино сестрички добрались на такси, что удобнее и быстрее всего. Мичиру по-пути успела договориться с водителем, что бы он остался их ждать у казино, сколько бы они там не проторчали. Естественно, что за такое дело последует не маленькое вознаграждение. На лице маска спокойствия, раздражением даже не пахнет, скорее всего безразличием. Быстро выскользнула из машины, оставив за собой запах дорогих, но едва уловимых духов.
Сейчас некогда быть паинькой и маленькой девочкой. Оставлю эту, свою самую любимую роль, до лучших времен. Всё, что требуется от меня сейчас - уверенность и целеустремленность.
Быстрым шагом приблизились к входу огромного здания казино. Мичиру даже передернуло от того, насколько огромным было здание.
Скай-Тауэр... Существенно усложняет задачу...
Тем не менее, уверенно вошла в холл казино и осторожно огляделась по сторонам. Всё это время Ёми находилась рядом с ней и не иначе. Они всегда должны быть рядом. Даже сейчас.
Что будем делать дальше?
Вопрос обращен к Ёми.
Естественно, что в казино нас пустили. Всех пускают, но... Как дальше не заблудиться в этом ужасном месте? Тут хоть ори, хоть нет - никто никогда не услышит. А что бы проверить все комнаты понадобиться целая куча времени. Нужно как-то выкрутиться.
Красные глаза легонько горят, выдавая просыпающуюся в Чиру-Чиру сущность.

Руки Ёми так привычно, властно обнимают Мичиру и прижимают к себе. Первая мысль Чиру-Чиру "С чего бы?". Ёми целует Мичиру и куколка отвечает на поцелуй. Робко. Она еще не совсем понимает, зачем это надо её сестренке, однако вполне логично, что всё это не с проста. И правда, едва оторвавшись от поцелуя, Ёми обжигает своим дыханием ушко Мичиру и горячо шепчет. Куколка понимает, что должна думать сейчас о поручении, но от шепота своей хозяйки сносит крышу. И что бы придти в себя, девочке приходится ущипнуть себя. Тихонько вздрагивает и мыслительный процесс начинается.
Мичиру опять оглядывается вокруг, не переставая прижиматься к Ёми. Так они не вызывают подозрения. В этом городе любая любовь, любая связь не вызывает подозрения. Все заняты собой и своими эго желаниями. Никого не станут волновать две маленькие девочки, которые так безобидно смотрятся. Кажется, что они и навредить-то никому не могут. И это самая распространенная ошибка. Мало кто может подозревать, что в их руках уже есть сила.
Я придумала... Шепчет Мичиру, глазами выделяя охранника, который выглядит безопаснее всего. Отклеивается от Ёми и идет в его сторону, мило улыбаясь, совсем как ребенок. Невинная такая, детская улыбка.
Извините, вы не подскажете... После этого Чиру-Чиру что-то почти незаметно шипит себе под нос, словно на змеинном языке. Проклятье. Она беззаботно насылает его на охранника. У него обязательно помутится рассудок, потемнеет в глазах и закружится голова. А Чиру-Чиру подходит еще ближе, по прежнему улыбаясь. Подходит почти в плотную.
Вам плохо? Смотрит взволнованным взглядом, но он тут же меняется на леденяще холодный.
Станет еще хуже, если вы мне не поможете... Для убедительности к проклятью добавляет легкие, едва заметные судороги. Мичиру видит, как охранник меняется в лице. Сначала лицо искажается от гнева, но он понимает, что девочка не шутит.
Если я отойду, а вы не пойдете за мной, то умрете... Голос такой уверенный. Даже ни разу не дрогнул. Сейчас бы никто не усомнился в том, что она может убить. На дне красных глаз - ненависть. Откуда только она взялась? Охранник заведения никогда не поймет говорит ли девочка серьёзно или блефует. Но страх уже захватывает его. Взрослый мужик боится маленькой девочки. Мичиру чувствует это. И тут в ход идет внушение. Она усиливает его незначительный страх, заставляя его бояться и переживать сильнее.
Если пойдешь со мной, все будет нормально... Она смягчает тактику, но не собирается освобождать его от липкого страха, который заволакивает его сознание сейчас. У самой голова немного кружиться, но она не обращает внимания. С ней ничего не случится. Ёми ведь совсем близко.
Как жаль, что вы не можете мне помочь! Специально громче произносит эту фразу.
Отходит от охранника, прекрасно понимая, что через пару секунд он двинется за ней, не смотря на то, что он не сказал ей не слова. Страх заставит его слушаться девочку. Он слишком слаб по сравнению с ней, а по предположению так вообще человек. Проходит мимо Ёми, хватая её за руку и тащит в более укромное место - по коридору ближе к дамской уборной. В коридоре удивительно пусто. Ночь в игорном заведении в разгаре - все увлечены игрой.
Отпускает руку Ёми и опирается спиной на холодную стенку.
Сейчас он придет... Надо только подождать.
Закрывает глаза и вздыхает.

Вдох. Выдох.
Голова легко кружится. Ну ничего, оно того стоит. Оно того стоит, потому что парень обязательно пойдет за ней. Потому что страх, опасность всегда подчиняют. Видеть зло в такой маленькой и миленькой девочке, как Мичиру - невероятно. Невероятно страшно. Еще секунду назад она могла плакать или смеяться так искренне, а теперь смотрит с презрением и жестокостью, намереваясь убить. Дети всегда опаснее взрослых. Детям легче поверить.
Я подумаю.
Она бы хотела назвать свою сестренку по имени, но нельзя. Никто не должен слышать их имен. Никто не должен знать зачем они сюда пришли. Только вот... с охранником немного придется поделиться информацией. Самую малость.
Парень явился. Имя на бейджике "Ян Юнеман". Мичиру сразу прочитала его. Она хотела было что-то сказать, но Ёми уже действовала и поэтому ей пока еще можно было ничего не говорить. Парень не сопротивлялся. Он до сих пор ничего не сказал и Чиру-Чиру это бесило. Так и хотелось сказать "Соберись, тряпка!" Хотя о чем это? Она же до сих пор усиливает его страх, поддерживая примерно на одной планке. Она не должна переборщить. Если она переборщит то всё, чего они добьются - истерика.
Чиру-Чиру спокойно слушала то, как Ёми угрожает парню и ухмылялась. Мичиру не любит мозги, размазанные по стенке. И море крови не любит. То же касается кучи костей. Она предпочитает делать все красиво. Смерть, если уж ей суждено быть (Хотя, признаться, и смерть Мичиру недолюбливает.) должна быть красивой и аккуратной, хорошо обставленной.
Ёми закончила. Теперь надо было действовать. Что-то говорить. Больше всего Мичиру хотела бы послать это уёбишное задание к чертовой бабушке, но она не могла поступить так безответственно.
Уважаемый Мичиру начинала как обычно аккуратно. Вы просто обязаны помочь двум девушкам не заблудиться в этом огромном небоскребе...
Начало вполне безобидное. Весьма.
Парень кивнул. А что ему еще оставалось делать?
Нам нужно найти одну маленькую, миленькую лисичку... Ты случаем не знаешь, где сиё чудо  прячут?
Голос мягкий и обволакивающий, такой засасывает. Такой голос обязательно будешь слышать. И даже более того, такой голос приятно услышать и перед смертью. Он качает на своих волнах, немного успокаивает, немного убаюкивает.
К сожалению... Он кажется боится говорить, но говорить ему придется всё равно. К сожалению не знаю... Он смотрит на девушек как зверёк, угодивший в ловушку.
Проведи нас в закуток поукромнее. Там, где никто нас не увидит.
Парень отклеивается от места, на котором стоял и идёт вперед. Чиру-Чиру опять берет за руку Ёми и они следуют за парнем. Пару минут ходьбы и он толкает какую-то дверь, первым заходя в едва освещенное помещение. Мичиру оглядывается по сторонам и бесшумно просачивается за парнем, утягивая за собой Ёми.
Я кое-что придумала... Смущенно улыбается и чмокает Ёми в щечку. Она знает, что для этого не место и не время, но сдержаться не может.
Отходит в сторонку и начинает шептать и шепеть что-то одной её понятное. Совсем легкое заклинание по призыву летучих мышек. Они кружаться вокруг неё и садяться ей на руку. Ухмыляясь, она что-то объясняет им все на том же шипящем языке. Взмахивает рукой и мышки разлетаются в разные стороны.
Нам стоит только подождать. Шепчет на ухо Ёми. Кто-то из них обязательно найдет её. И скажет мне, где она. А этот паренек никуда не денется и проведет нас...
Улыбнувшись, взглянула Ёми в глаза и замурлыкала.
Ян... Я могу называть тебя Ян? Мичиру сейчас выглядела как маленькая девочка. Просто помоги нам и всё будет хорошо. Я не злая...
Почти...
Хорошо. Он все еще был напуган, всё ещё находился во власти Мичиру.

Ёми стояла просто и наблюдала за всем этим. Она сегодня была в виде личного охранника своей девочки. Да, она смотрела как хорошо и спокойно справляется ее сестренка в таких ситуациях. Сейчас не было такого, "Раз меня любят больше родители, то я старший... А значит я командую". Этого не было, они были обе наравне. Они могли сами решать, главное чтобы выполнить эту не легкую задачу... и возможно им придется немного попотеть.
Чиру так нежна с ним, в голосе нет ни каких угроз, только лишь настоятельность. Что наверное никогда не получится у Ёми, если та начинает немного психовать. В ее голосе появляются нотки злости. И когда это происходит, то все понимают, шутить тут уже нельзя, иначе все будет плохо. Конечно же, у Ёми включались мозги, она знала что делает... иногда люди не хотят говорить, ну как не старайся... И только с помощью физической нагрузки выдавливаешь что-то.
Тут любимая просит, чтобы тот провел их в тихое местечко... Мичиру спокойно последовала за ним, по пути схватила свою сестру за руку. А та была более как-то напряжена. Ведь он мог их отвести куда угодно. В ловушку какую-нибудь.  Вот они стоят у двери. Открывает ее, и проходит... затем сестренка и "старшая" Сей... Кажется чисто... Никого нет... Это хорошо... И все-таки, что ты сейчас придумаешь. Он же не скажет. Зато, какая возможность подействовать на нервы мужику. Который выглядит как тряпка. - умненькая маленькая девочка начинает делать свое дело. Ёми взглянула на него... тот еще больше побледнел. - Какая умница. Отлично. Надеюсь, никто не заметит тебя. Во всяком случаи не поймет что это такое. - сказала, доставая из пистолет. В русскую рулетку, что ли поиграть. - посмотрела на обойму, целая, убрала ее на место. - Я бы сыграла с тобой русскую рулетку, но думаю, мне пистолет еще пригодится... - приставила к своей голове пистолет и нажала на курок.... но тот так ничего и не сделал... Так как пистолет был не заряжен... После этого весело рассмеялась. Не отводила глаз от этого мужика... Но она просто не могла все время смотреть на этого мужика... поэтому переводила время от времени взгляд на свою девочку и мило улыбалась.

Ёми что-то говорила, предположительно сначала в адрес Мичиру, а затем в адрес новоиспеченного знакомого, который знакомству был явно не рад и наверняка сейчас проклял тот день, когда устроился сюда на работу. Однако, Мичиру плохо слышала слова Ёми, потому что вся её концентрация уходила на то, что бы контролировать маленьких, черненьких летучих мышек, которых она создала. Она чувствовала каждую, питала силы каждой и следила за ними. Она не могла позволить себе потерять контроль над ними, это обозначило бы провал полный или частичный. Контроль тратил много сил и без того слабого тела. Каждый раз, пользуясь черной магией, Чиру-Чиру думала, что когда-нибудь она просто убьёт её, высосав из тела последние жизненные силы. Только пока до этого было еще далеко.
Мичиру сразу почувствовала, что связь с одним из комочков темной энергии прервалась. Вздрогнула, встрепенулась. Ничего хорошего это не означало. Кто-то поймал мышку. Кто-то теперь знал, что они тут. Надо поторопиться.
Чиру-Чиру повезло. Третья по счету мышка нашла девушку без проблем. И кроме самого первого искусственного зверька ни один больше обнаружен не был, все остальные вернулись к Чиру-Чиру и растворились в воздухе рядом с ней.
Это в самом верху...
Закрыла глаза и устало опустилась на пол, пытаясь отдышаться и немного придти в себя. Сердце в груди быстро билось, а голова легко кружилась.
Крыша. Резко выдохнула и поднялась с пола. Приблизилась к Ёми и сильно прижалась, ища в её объятиях поддержку и ласку.
Донесешь меня до туда? умоляющий взгляд.
Я слабая... Ужасно.
Ян, отведи нас.
По лицу парня было видно, что он колеблется, что страх его стал отступать и уже не так загонял его.
Не надо с нами шутить... Прошипела Мичиру, напоминая ему о том, что на нём всё ещё её проклятье. Голова то небось до сих пор кружится... Снова добавила легкие судороги к тому, что уже было и тут же ослабила их.
Веди давай...
Хорошо. Ян недовольно буркнул и выдвинулся вперед, но девушки покинули комнату вперед него.
-----> Служебные помещения, крыша

Путь с первого этажа до крыши, надо сказать, вызывал опасения. Пешком на последний этаж небоскреба - подвиг. По крайней мере для простого человека. Для Ёми же это не составит большого труда. Даже не смотря на то, что на руках она держит Мичиру, свою куколку. Сила и скорость позволяли ей делать еще не такие вещи.
Однако вот Мичиру не представляла, как бы она поднялась на верх, если бы была одна. Она и без того слабая, а после черной магии еще более беспомощная. Сердце так быстро бьётся в груди. Раз за разом. И каждый раз Мичиру кажется, что этот удар сердца может быть последним. Хренов врожденный порок сердца. Хренова беспомощность.
Беспомощность раздражает Мичиру. Но она ничего не может сделать с ней. Она с самого рождения приучена, что быть слабой - её судьба.
Весь путь до крыши, надо сказать не маленький, Мичиру прижимается к Ёми. Они спокойно следуют за охранником, у которого наверняка до сих пор кружится голова. С этим парнем можно пройти на любой этаж и никто не задержит. Этот парень сейчас словно счастливый билетик для них. Только Ян быстро выдыхается. Ему, естественно, не под силу идти так же долго без перерывов, как это может делать Ёми. Все таки подниматься по лесенкам куда сложнее, чем идти по прямой.
Вот и всё. Последний лестничный пролет. За ним вход на крышу. Совсем близко. Они так и не произнесли ни слова за этот длинный путь. О чем можно говорить, когда Ёми и Чиру-Чиру мечтают окончить дело, а парень явно желает побыстрее свалить.
Вот и всё. Осталась последняя дверь. Всё что надо - открыть её и вытащить девушку. Самый ответственный момент. Сердце бьется еще быстрее. Лишь бы все не испортить.
Мичиру спрыгивает с рук Ёми, попутно целуя её в щечку и уже уверенно стоит на полу. Перед глазами больше не расплываются картинки.
Твоя очередь действовать, Ёми...

...Нет. это не честно, я тут уже сколько времени сижу, и ничего не происходит! То есть совсем ничего. Это плохо, наверное надо было сразу линять. Ну ладно, раз все тут такие негостеприимные-то я обиделась и жду...
Темное маленькое помещение прямо внушало какие-то неправильные мысли с суицидальными оттенками, а это было явно не хорошо. Пхьен во всяком случае ну никак не нравилось.
...А если бы я была джином заточенным в бутылку? Ох, думаю лет сто я бы честно ждала своего освободителя, и была готова исполнять все его желания, а после лет трехста убила бы за то что копался...

Тут со стороны двери донеслись какие-то шаги, шорох и тихое дыхание, шаги были уверенных в себе людей, причем кто-то из них явно выдохся, идя сюда.
...Как хорошо что я все-таки оборотень, хотя это сопящее нечто даже глухой услышит. Интересно что же сейчас бу...
Тут кто-то не очень церемонясь нес с петель дверь.
...Это было шумно...
Подумала Хелл морщась, но старательно пытаясь разглядеть гостей. При этом он позволила своему лицу принять ложную маску испуга, которую при всей жизненной изворотливости кицуне нельзя было отличить от настоящей.
...Я маленькая и беззащитная, не надо меня обижать. Только вот осмотреться, присмотреться и все будет хорошо...