Нечистоты рвались из пасти рыками, странной икотой, рождая неподражаемую симфонию звуков. Кто-то стальной перчаткой сжал глотку, а вместе с ней и весь пищеварительный тракт, выжимая его, как толстая уборщица тряпку – до последней капли. И, даже когда блевать было нечем, Данковский все равно корчился в агонии, не в силах продохнуть. Его раздувало изнутри и выжимало одновременно, и чувствовал он сейчас себя шариком в руках поддатого клоуна – его выворачивало и скручивало, хотя уже, даже сам организм спасовал, сказав «не, нахрен это все, не мужик, фпиз», а скручивать треклятый пищеварительный тракт все продолжало. Под ним уже образовалась замечательная смердящая лужица, а Данковский все продолжать истошно орать, делать короткие, судорожные охи, и орать, разрывая глотку криком.
Тяжкий, судорожный вдох. Дыхание, господи, ДЫХАНИЕ, как мне тебя не хватало. Каждую секунду, все больше воздуха в легких, все больше раздуваются легкие, все легче и легче дыхание. Правду говорят мудрецы – только когда теряешь собственное дыхание, начинаешь ценить каждый вдох.
Нефтяные разводы перед глазами, пульсировавшие и заслонявшие кругозор, начали переливаться другими цветами кроме черного и фиолетового, к примеру в этот жизнерадостный спектр добавилось желтого и белого, и какие-то разводы непонятных цветов, которых Даня, увы, не знал. Пульсации уменьшалась в резонанс с пульсациями болевой бомбы, застрявшей где-то в мозжечке, и радостный мозг, понимая что опасность миновала, начинал немного очистить разум, отвечая на пару интересных вопросов, ответы которые Даня смыл из пасти вместе с желчью.
Кто я? – Данковский Даниил Данилович. Гаруспик
Какого хрена я тут делаю? – Защищаете труп оборотня от рыжего ублюдка и демона
Ммм…а зачем я это делаю? – Это ваш дог как гаруспика. Иначе, будет прерва круговорот полтей и вод в Мироздании. Да и, как-то уже на личное перешел конфликт
Спасибо мозг, с меня шоколадка.
Возникший в голове букет эмоций вновь пошатнул вестибулярный аппарат, опть замутило, опять что-то подкатило к горлу, хотя уже кроме собственных кишок выплевывать было нечего. Но, руки уже слушались, а это, уже хорошо.
Мой маленький, острый ритуальный нож. Ты всегда у меня под рукой.
Сквозь слепые кляксы проглядывало острое лезвие ножа. Данковский на секунду ошалел. Черт, что я собрался сейчас делать? Ответ был очевиден. Было даже понятно зачем он сейчас будет ЭТО делать. Но все равно было неприятно. В груди запрыгала совесть, забилась о стенки клетки, плавно намекая, что ЭТОГО делать нельзя. Что, будь ты тысячи раз гаруспик, будь у тебя двенадцать раз ПРАВО нарушать табу, это все равно табу. Кто ты черт возьми такой, чтобы возвышаться над остальными?
Но сейчас был именно тот, момент, когда можно было и поступиться вековыми запретами. Когда, моно немного пригладить совесть, когда можно было пойти с ней на компромисс.
Но, пойти на компромисс – не всегда «изжить конфликт», Данковскому все равно было совестно это делать, все равно в груди щемило, и все равно Даниил понимал, что так делать неправильно, что, надо было бы поискать другой способ. Но, в таком состоянии, как он сейчас, другого способа не было. Ближайший «другой способ» был на расстоянии тысячи световых лет от него.
Данковский сделал как можно более глубокий вдох, такой глубокий как только мог.
И со вздохом, провалился в Мироздание, кляксой распластавшись в мирах.
Прости меня за сий грех. Мать, прости меня за то, что рву твое полотно, сшитое мне. Отец, прости что не уваживаю закон, данный мне. Дед мой, учитель, прости что в мудрости твоей, не нашел лучшего выхода, кроме как сшить удавку. Утроба моя, прости что рву болью стены твои. Тело не моё, прости, что волю забираю твою…
И с этими мыслями, холод ножа прорубает раскрытую ладонь, сдирая резину и кожу перчаток, входя в кожу и плоть.
Пусть кровь на клинке – будет кровью в наших венах. Пусть пламя в моем мозгу – будет пламенем нашего мозга. Пусть мой грех – будет грехом нашего тела.
Гаруспик шумно выдохнул. Грузно вздохнул оборотень, облитый бензином.
Погружая себя в глубины искусства гаруспиков, стоит отметить факты того, что для поднятия мертвого тела телу не требуется ни крови, но правильного строения костей ни даже целостного состояния. Причины прячутся в том, что плоть призванного и призывающего просто не находиться в этом мире. То что мы видим, чувствуем – лишь утробочная марионетка.
Из плоти и крови. Волосатая марионетка только что пробудившегося оборотня в краткий миг трансформации.
Мохнатое тело выпрямилось, и Данковский почувствовал – сколько в этом теле силы. Сколько дикарской мощи между человеком и волком.
Даниил Данковский слетел с шахматной доски, но это ему отнюдь не помешало взять себве в руки ладью.
Мокрый от бензина труп оборотня с пронзительной легкостью слетел с операционного столика. Легко, как кошка приземлился на четыре лапы, исцарапав кафельный пол длинными черными когтями и роняя из разреза мозг и кишечник.
Надо будет обязательно их обратно собрать – подумал Данковский, в то время как ведомая им нежить набросилась на рыжего ублюдка.
Непонятно какие между ними были отношения при жизни, но сейчас они были просто напросто катастрофически напряженными. Как бы сказали англичане I'ts gona bee fucking BLOOD!
Из раскрытой пасти тошнотворно пахло гниением и трупным ядом. Заплывшие глаза закатились, презентуя бьющимся мутный белок с полопавшимися капиллярами. Из носа и разрезанной глотки текла слизь. Все накачанное тело оборотня дышало мощью, и чертовой ненавистью, поднявшее тело из мертвых.
Растянув огромную мохнатую лапу для удара, нежить нанесла рыжему размашистый удар по челюсти, отправляя незадачливого похитителя трупов в долгий полет по длинному коридору, прямо к ногам полицейского.
Учитывая, как задорно полетел к полотку случайно задеты операционный столик, можно догадаться – с какой силой был нанесен удар.

Спокойствие, разбивающееся на тысячу осколков спокойствие. Химерные подозрения становятся явью, когда за тобой поднимается туша в добрую сотню кило. Это даже не паника, почти шок, сжимающий всё тело в своих крепких объятиях. Время, когда не знаешь, что именно стоит делать, час, когда осознание собственной уязвимости пугает сильнее, чем когда-либо еще. Разумеется, всё познается в сравнении, как и страх. Мэтт привык быть источником страха, он стал забывать каково это, действительно бояться самому. Выжженные чувства медленно тлеют, превращаясь в пепел. Не используемые мышцы слабеют, как и эмоции.
Линза очков не пригодилась, всё было понятно и без её помощи. Каким-то образом тело до сих пор мёртвого ликантропа очнулось от вечного сна, соскочив со своего погребального ложа. Стремление жить всегда было удивительным, а раз это стремление доносится с той стороны крышки гроба, то это настоящее чудо? Магия, да и только. У неё нет научного объяснения, пока нет…
Спрыгнувшая на кафельный пол псина выронила не только часть своих внутренностей, но и канистру с бензином, в которой, судя по всему, оставался примерно литр. Это было не так страшно, как последующие действия вервольфа, в которых он с невиданной силой схватил своего бывшего любовника и приложил размашистым ударом лапы по его челюсти. Знаете, когда тебе выбивают челюсть впервые, то это действительно больно, если количество адреналина в крови недостаточно для частичного блокирования импульсов нервной системы. Раздражение есть, но сигнал не доходит до получателя – мозга. К сожалению, в данный момент рыжий засранец не был достаточно возбужден, та и зачем? Всё только начиналось…
Удар был сильным, но тело живого оборотня куда сильнее, постепенно наполняясь ранее подавляемой силой. Еще не время для пробуждения, нельзя бездумно раскрывать даже часть своих козырей. Такие мысли проскакивали в голове парня, когда его ставшее тряпичной куклой тело летело к ногам поднявшегося полицейского.
Вот сука. Возвращаемся на начальную позицию? Какая ирония, вашу мать…
Приземление на сколький пол было жестковатым, как и дальнейшее скольжение, остановившееся лишь при врезании в чьи-то ноги. Подняв голову, оборотень смог увидеть не только владельца ног, но и вспышку пистолета. Пулю видно не было, но это еще не значило, что её нет. Она очень даже была, прошивая мягкие ткани плеча на пути к лопатке, сумевшей остановить девяти миллиметровый кусочек свинца. К счастью или же наоборот, но он остановился при столкновении с костью. При наихудшем развитии событий пуля могла бы отрекошетить от кости и прошить плечевую артерию, что по стечению обстоятельств не произошло.
- Ах, ты мудоблядское уёбище!
Взяв себя в руки, кицунэ хотел вцепиться стальной хваткой в промежности копа, что бы вырвать их с корнем. Неплохая плата за причинённый ущерб, если отбросить возможность второго выстрела, который мог быть куда ощутимей. Так что стоило вновь сдержаться и продолжить наблюдение.
Эта тварь выглядит… испуганной? Ну, сука, ты огребёшь, ну ты огребёшь! Но от кого? От меня же! Хотя, тебя поднявшаяся нежить удивила куда сильнее меня, так что становись её завтраком, пупс. А я… мне нужен отдых, дыа.
Тихонько заползая между ног полицейского, Мэтт был на стремё. И не просто ожидал удара со всех возможных направлений, а был готов в любой момент по любому шороху вырвать мужское достоинство стоящего над ним тела, впихнуть его в рот валяющегося на заднем плане мага, а затем наброситься со всей возможной силой на разупокоенного вервольфа. Таков был настрой разозлённого лиса, желающего рвать и метать.
- Идиот, ты еще ничерта не понял?! Глупый ребёнок, ты и представить не можешь, во что ввязался! Вечно вас приходится оберегать, причиняя минимум вреда. Я немного отдохну, а ты разберись с созданной тобой проблемой, герой, твою мать...
Опираясь на левую руку, рыжий сконцентрировался на начатой при получении повреждений регенерации. Набитое лицо пострадало не так сильно, как прошитые мышцы, на которых и был сделан акцент восстановления. В первую очередь, необходимо было буквально прирастить пулю к кости, используя для её обволакивания соединительную ткань. Кровообращение остановилось практически моментально, оставалось лишь начать восстанавливать поврежденные мышцы…

Отредактировано Matt (2012-01-10 07:49:20)

Обрывистым дыханием, испепелявшим стены, сознания, себя, он будто закрывался от подступающих страхов. От них не было никакого спасения, от страхов, зубами вгрызшихся в сердце детектива, невозможно было бежать. Мужчина был заперт в четырёх стенах, две из коих материальны, а другие - нет. Ладони прекрасно чувствовали белую, на глазах осыпающуюся от напряжения плитку, рыхлыми комками отковыриваемую с карсаса. Попытки устоять на ногах становились настоящим вызовом его терпению, и так подошедшему к своему логическому концу вот уже несколько минут назад. Пущенная пуля и сам брюнет в один момент перестали его волновать совершенно. Всё внимание заточилось, будто пика, на ожившем мертвеце. Расчехлённое существо, разобранное изнутри по кусочкам, существо, уже давно покрывшееся гноем и вонью постсмертного характера. Окутанный страхом и непониманием, его взгляд не сводился с монстра ни на секунду. Быстрые движения раздутых в агонии мышц, заставляли гигантских размеров тело выгибаться в разные стороны, словно тот попутно вправлял каждый оцепеневший сустав своего мёртвого тела. Если сильно приглядеться, то можно было заметить легкую дрожь в вытянутых руках детектива, что крепко сжимали пистолет.
Что это за черт? Оживший труп? Мне снится это, или это происходит на самом деле? Как такое вообще возможно? Может, он и не умирал вовсе? Тогда как объяснить вынутые органы и вонь? В любом случае, будь оно живым или мёртвым, оно дико разозлилось. На горизонте появились новые проблемы, куда более страшные, чем те, с коими мне пришлось сейчас столкнуться. Если везением мне удалось обезвредить патологоанатома и не меньшей удачей ранить журналиста, умудряющегося злостно болтать языком, даже при полученном ранении. Мне всё-равно, что он там бормочет. Факт остаётся фактом: либо мне нужно придумать вариант того, как я усмирю эту тушу, либо придумать вариант, как отсюда сбежать. Никто не сказал мне о возможности присутствия каких-то паронормальных явлений. Я умываю руки.
Чудовище рывком двинулось в его сторону. Оцепенев, он, затаив дыхание, всматривался в горящие в нависшем холоде глаза оборотня, бросившего, как ему показалось, одинокий меланхоличный взгляд мужчине. Его руки хватают лежащего на земле брюнета и, отодвигая от ног полицейского, принимаются разными способами издеваться над раненным телом: втаптывать, бить, обливая того гадкой на вид слюной. Скотт ожидал сейчас чего угодно: резкого прыжка с последующим откусом его бошки, рывок с целью разорвать того на несколько частей или, того хуже, быть съеденым заживо. Дуло пистолета неторопливо опустилось, а вместе с ним опустилась и душа, застывшая в ногах единым осадком. Окутанная мурашками спина прижалась к холодной стене. Полицейский пытался перевести дыхание.
- Этот монстр сражается на моей стороне? Бес в волчьей шкуре почувствовал, что за ним пришли? Разделяет ли он со мной одни и те же взгляды? Он почувствовал меня, почувствовал ли пёс заготовленную ему судьбу? А может, в действительности, его восстание обусловлено иными факторами? Иная справедливость? Игра, зависимая от правил?, - взор плавными зигзагами подбирается к слившемуся с белым полом и консистенцией желудка патологоанатому, из под одеяния коего тонкими прутьями стреляли черные лоскутки мрака. Лицо его выглядело измученным, напоминал он выжатую до полного иссушения тряпку, что прерывистыми рывками поколеченной кошки, прокладывающей путь к спасению или, что было бы сейчас вернее, к уничтожению любых преград на пути к достижении цели, игнорировала боль. - Он разъярен тем, что сделал с ним журналюга. Похоже, это его рук дело. Больше всего он огорчен тем, что сюда влез посторонний и, к его великому горю, причинил урон как самому работнику, так и потенциальной жертве, ворвавшейся в его покои.  Неужели он действительно способен поднимать тела из мёртвых? Кто же ты такой? Что же делать в такой ситуации мне? Самое дикое, что я постепенно перестаю удивляться всему этому. Кажется, я начинаю привыкать к безумию, влившемуся в мою жизнь. Проклятье, мне нужна сигарета.

Мы с Гаруспиком решили поменять очередность наших постов по техническим причинам (человек отпишет чуточку позже сразу после меня). Если никто не против, конечно же.

Пистолет был убран в кобуру. Пережитые пол часа, пронесшиеся перед глазами будто неуловимая на крюк рыба-парусник, вероятно, станут самыми ложными из пережитых впечатлений за последние два года. Исключением стали бы несколько провороненных дел полиции, неожиданные письма от Зеты и Рэйчел и, вероятно, само его возвращение. Но соль заключалась вовсе не в словах, бумагах, неожиданностях, горящим фитилём подброшенных в урну его сердца. Личностные качества, хромающая на обе ноги интуиция в первый же случай столкновения с правительством. Неоправданные надежды властей могли повлечь за собой множество нежелательных результатов: давящие статьи газет, прямое влияние на карьерный рост детектива, ограничение полномочий. Удар плетью, удар за ударом, до тех пор, пока кисти рук, несущие закон, не будут разбиты в кость и кровь. До тех пор, пока несущие закон руки не потеряют силу. До тех пор, пока не потеряют веру. Здравый рассудок принимал за действительность любые возможные исходы, даже черезвычайно отрицательного характера. Будь что будет, думал он. Если верный пёс закона будет стёрт с лица земли за первейший проступок, будто гладиатор - то, значит, тому быть. Он сделал всё, на что хватило сил. Хоть поражения виновником стал он, тот самый, кто ценой своей жизни был обязан действовать безотказной машиной пресечения преступления и преступления наказанием. Зрачки ртути постепенно поглощали в себя свет, оранжевыми бликами сливаясь воедино. Одновременно безразличный, одновременно - окутанный слабостью от осознания собственных ошибок, он всматривался в неторопливо, в его мире, движущийся кусок мяса, вот еще несколько секунд назад доминировавший над тем, кто был главной занозой собрания. Секундами ранее, этот монстр был брюнетом. Тем самым беззащитным дураком, ввалившимся без приглашения. Теперь в дыму, объявшем коридор жаркими поцелуями, существовал грязный недочеловек, покрытый лоснящейся от гнилой свежести шерсти. Он походил на труп, чья морда сейчас в алых лепестках огней стремилась к детективу. Походил, но не был идентичным. В пылающем жару становилось всё труднее дышать. Комом в горле, эта тяжесть окутывала разраставшимися щупальцами торс, сдавливая лёгкие. Ледяное выражение лица словно оттаяло под высоким градусом температур: яростный оскал расчерчил на лице мужчины десяток морщин, дуги бров были готовы разнести друг-друга в клочья, в напряжении столкнувшись будто в лоб.
- Настало твоё время, Хэйтер.
Оттолкнувшись спиной от забрызнанного кровью кафеля, мужчина выпрямил спину. Гордая осанка полицейского наконец вырисовалась на широкой спине некогда легендарного, но ныне забытого беса беззаконников. Палач преступивших ощутил зов чёрного сердца. Если твоя жизнь расписана по каждой доли секунды, то будь, или будь проклят, сгибайся или сгибай. Дай себя преломить, или - преломляй.
- Настало твоё время, Габриэль.
Пеклом въевшая в пол чернь была разрезана тонкой линией каблуков его туфель. Твёрдый шаг заставляет фигуру застыть в центре коридора перед Даниилом, своей тенью накрывшим теневода. Широкие плечи расправлены в ожидании решающей мили-секунды своего позыва. Раз и два, ты слышишь, как раздается последний удар твоего сознания, со скрежетом твердящего "Прощай".
- Габриэль Хэйтер.
Силуэты огненных языков штормуют стены будто крылья. Орудие убийцы, некогда недочеловека, сделанного рукой недочеловека, будет уничтожено.
- Если не имя мне - закон, то имя мне - его невольник. В его лишь узах я сгорю, в слезах и пламени, и боли. В его лишь узах я готов гореть пожаром. В твоих себя я, монстр, могу лишь ненавистью сжечь.
Ознобы полный взгляд, лишённый блик, вгрызается в огонь быстрее, чем тот вгрызается в него. Скрестил предплечья.
- Сожги меня не пламенем, но злостью, - Одним лишь эхом его рык вонзается в кошмар. Одним рывком сдирая куртку, блюститель застопорил угрозу, накалом мышц ударившей в ключицы. Каблуки туфель, под напором, на сантиметры гаркнулись назад. Глухой удар разносит кафель в щепки звуком, с волос взлетает головной убор, бесследно пропадая. Тело оборотня падает на землю, под пламенем, разжженным новой дозой корма - его верхом. Сдирая с тела и свитер, он оставляет себя лишь в футболке и кобуре, что тонким слоем прилигала крепким мышцам. Рука Хэйтера схватила за локоть руку некроманта Гаруспика, сжимая её с новой силой. Пальцы его желали напомнить ему о своем замутненном присутствии. Сначала мрачный, вскоре - под пением оранжевых цветов неуловимый, взгляд его был устремлен к пробивавшимся сквозь грязную шевелюру глазам патологоанатома.
- Сумасшедший ублюдок, фанатично преданный своему делу. Такой же, как и я.
Свободная лапа освобождает ручного тамплиера сорок пятого калибра. Уверенно сжатый чуть ноющей в запястье рукой, его мститель был на готове. Истиной было: он всегда на готове. Ранее Хэйтер, ныне - Мэйсон, щурит один глаз. Начало его личного Шоутайма.
Повышенная температура осложняет произведение желаемой точности выстрелов. Оцениваемое на глаз расстояние позволяет дать оценку относительности скорости пули и расстояние между дулом и жертвой. Последний раз, когда я пытался прицелиться в него, у меня не было никаких шансов попасть в ублюдка, не задевая труп.
Раздается гулкий щелчок большого пальца, гладко, будто спичкой, черкающий по курку. Дуло пистолета смотрит на тебя сквозь медленно поднимающиеся стены пламени, отрок животного. Раздается хлипкий щелчок указательного пальца, с огорчением в кончике жмущего на спусковой крючок.
Но ты изменил правила, лишив себя единственного спасения.
Бэнг, бэнг, бэнг, бэнг. На землю падают четыре гильзы, 22 миллиметра темнеющего на глазах металла.

Отредактировано Scott Mason (2012-01-15 07:32:45)

Пущенные в пустоту пули были безвозвратно утеряны, как и возможность проконтролировать ход событий. Он не имел ни малейшего понятия, что сейчас происходило с монстром на той стороне коридора. Единственная понятная вещь в данной ситуации - детектив проиграл, без малейших "но". Пламя постепенно охватило каждый участок коридора: больничный коридор стал походить на урванный из ада кусочек, возможно, переход между седьмым и восьмым кругом. Дым валил изо всех щелей, затруднялось дыхание. Тяжело сдавливаемая грудная клетка чувствовала, как её тянуло вниз, с желанием смачно врезаться в почти добравшийся до обуглившихся туфель огонь, с желанием отдаться власти кошмару, но, одновременно с этим, избавить себя от мучений, подаренных разящим внутрь окружением. Скалящийся Мэйсон, чья фигура напоминала скрюченный папоротник, постепенно делает шаги назад. Цепкая рука продолжала врезаться в Гаруспика, не желая того отпускать ни на секунду. Странное чувство, вызванное то ли временным партнерством, семенем коего было взаимное желание отнять жизнь, то ли что-то ещё, нечто иное, не столь заметное. Увидел ли он в патологоанатоме человека собственной справедливости? Скорее всего так. Он был готов отдать собственную жизнь за свое дело, не взирая на страх перед последствиями. Это действительно достойно похвалы. Скотт Мэйсон в душе простил сбившегося с толку Гаруспика. Его больше не одолевало желание посадить того за решетку за оказанное им сопротивление с попыткой оторвать ему голову. Похоже, что это действительно была их последняя встреча. Выбравшись наружу, они разойдутся. Проблем патологоанатому досталось куда больше, нежели детективу. В прочем, досталось ли? Мужчину постепенно вновь охватили сомнения на свой счёт. Его ждали последствия, обязанные повлиять на дальнейшую карьеру. Так ли это?
Мужчина оказался тяжелее, чем тот предполагал. Тащить это тело было не так уж и просто, тащить за руку - тем более. Выдыхая пробравшийся в грудную клетку дым, кашлящий Скотт пригибается, дабы ухватиться за Гаруспика и второй рукой.
- Мне нужна твоя помощь, ясно? Хватайся за шею, - с некоторыми усилиями он поднимает работника морга. Щурящийся детектив пытается понять, осмыслить пути к отступлению. Торопливые шаги ведут их в обратную сторону, прямиком в морг. Здесь обязательно должен был быть служебный выход.
Кажется, сюда, - ноги чувствуют, будто их обвивают лески, затрудняя движения. Колени, как и плечи, начинали непроизвольно хрустеть. Возможно, остановленный в полёте оборотень всё же принёс некоторый вред если не в виде горящих тел, то хотя бы в виде вывехов. Измученные глаза с расплывчатым взором наконец натыкаются на дверь к спасению.
Остаётся надеяться, что это не мираж.
Ладонь касается ручки, оглушительный взрыв. Детектив так и не разобрал, что же с ним случилось в тот момент. Падение тел, быстро окутывающая темнота. Скалящееся лицо прижалось к удивительно холодному полу. Холод этот был в какой-то мере спасением, столь пьянящим, что тот, без сил на сопротивление, отключился.
- К..Кх..

» Замок » Курица, Пирожки, (Рок'н'Ролл) Генгста-рэп (НГ квест)

» Замок » Курица, Пирожки, (Рок'н'Ролл) Генгста-рэп (НГ квест)

Тонкими полосами проносились раны над телами, разрубая воздух. Раны, будто когтями, рвало в трещины. Широкие и быстрые, они с треском уносились вдаль, бесследно исчезая. Это была боль окружения, его души, что сейчас, закованная в лишенное движения тело, металась из стороны в сторону. Звон цепей, тяжелое дыхание - единственные звуки, сопровождавшие его в кромечной тьме. Мужчина чувствовал себя потерянным в ней. Он один, но его не покидало чувство множественности. Казалось, будто кто-то смотрел на него по ту сторону мрака. Кто-то осуждал его, взглядом слепых глаз испепеляя гордость, место коей в нём остался только пыльный круг следов застоялого стакана, треснувшего во множестве своих сторон. Каждый его шаг был пустым, в нём не чувствовалось веса. Стопы постепенно проваливались вниз: попытки удержать равновесие обращались в настоящее испытание. Ощущения зыбучести заманивали его в эмоциональную ловушку. Страх. Частичное понимание происходящего не спасало от худшего из чувств - страха. Холодными пальцами оно вгрызалось в грудь, сдавливая ледяной дланью еле-бьющееся сердце. Если прежде взор был ясен в своей провальной черноте, то теперь картины были взбиты маслом: их дорисовывало сознание. Он вырисовывал уродства неразборчивых лиц, пропадавших и возникавших практически из ниоткуда. Тело двигалось, лениво покачивая конечностями. Взмахи рук, неравномерные движения пальцев. Тьма была возведена в абсолют: мужчина не мог разглядеть себя. Тихие всхлипывания, обрывающееся на полувздохе дыхание. Как загнанный в клетку монстр, он отчаянно пытался вырваться наружу, покинуть незнакомое место.
Смирись, - шелестом шершавых книг был пролистан голос. Тьма заговорила устами мудрого наставника, чья ладонь в попытках успокоить коснулась лица, кончиками пальцев врезаясь в чело. Хэйтер упал на колени, медленно склоняя голову. Дрожащие руки стучали по ногам. Свободно их свесив, задевает он землю. Влага быстрым движением проносилась вдоль вен его кистей в стремлении умчаться единым потоком.
Смирись со своей судьбой, перворожденный, - эхо скрежетом металла возвышалось над головой. Холод отступал, окружение обретало чёткость, что путала его куда сильнее незнания. В вялых очертаниях он мог разглядеть багровые реки тел, стены были выстроены из плоти и желчи. Вспышка, разжигание круга огня. За ним второй, за ним - третий. Удар по органу маэстро заставил взвыть нервы. Изо рта хлынула кровь, человек согнулся, но не склонился. Пламя захлестывает разум, припекая как тело, так и душу. Хэйтер медленно упирается ногой в землю в попытках встать. Чёрный Маэстро ударяет по органу. Шум миллионов кувалд раздается в висках, заставляя взвыть от боли.
Раскрытая пасть извергает слюну, клыкастый ряд зубов раскрывается в надежде заглотнуть как можно больше воздуха. Боль мышц вонзается в лицо, будто пчёлы вгрызаются в плоть. Чёрный Маэстро разбивает руки о клавиши, воплем изгоняя волю из стана. Пыльный круг его гордости был сдут дыханием зла. Хэйтер падает на спину, не имея сил подняться. Сдавливая глаза, он молил себя ни за что не смотреть в реальность. Он не видел, но знал, что его там ожидало.
Смирись со своей судьбой, Хэйтер, - купол треснул, заражая рыки эхом. Холодное лицо его ощутило падение жгучих капель крови. Нет, это был тлеющий воск, что намеренно делал в нём дыры. Чёрный Маэстро подымает свечу, наклоняя её боком. Капли воска врезается в веки, причиняя жуткую боль. В этот раз они были ещё страшнее, чем то, что приходилось ему чувствовать прежде. Застывшее в яростной маске, его лицо прожигалось до костей. Он подчинил его собственной воле, чтобы открыть тому глаза. И маэстро возмог. На ним нависал настоящий ад. Не то женщина, не то мужчина, это чудовище смотрело ему в глаза. Рогатая тварь с козлиным лицом и телом обнаженной женщины, одновременно мужчины. Оно пожирало душу гниющего в боли трупа, раскинув порванные крылья над миром, собранным из плоти. Этот мир дрожал, всё здесь горело в боли собственных грехов. Над бесом похоти был расположен орган, за коим и располагался Чёрный Маэстро: он был одновременно дирижёр, одновременно оркестр. С его руки происходило всё, что происходило здесь.
- Круг пыли стёрт. Смирись, перворождённый, - голос рваной глотки пронзает слух человека, чья воля походила на тот самый стакан, стоявший над гордостью. Треснув, она распалась. Человек задыхался, не имея больше сил на сопротивление. Решающий кивок стал заключением. Он смирился с поражением, с коим в бесполезной гонке столкнулся лишь тогда, когда это потеряло малейший смысл. Чёрный Маэстро, Симбионт, отпускает тебя, дитя.
Скотт Мэйсон обнаружил себя в проходе между аварийным выходом и самим моргом, быстро пробранным огнём. Возле него лежал патологоанатом, с коим совсем недавно у них завязалась драка. Детектив подумывал вытащить его, как-то помочь, но, похоже, холодный темперамент его и самолюбие сыграли свою роль.
Я не стал забирать тебя в участок. Но выберешься ты как-нибудь сам, - опираясь на стену, мужчина относительно быстро унёс оттуда ноги. Путь вывел его к задней части больницы, откуда тот вскоре успешно умчался прочь.
----> Центральное полицейское управление

» Общественные места » Токийский университет Тодай

Февраль. 2012 год.
• день: наконец-то появляется ощущение того, что зима вступила в полноправное владение природой - идет снег. Он бережно укрыл природу чистым белым одеялом.
Температура воздуха: - 1

Не прошла и неделя, а парню необходимо было вернуться на место преступления, и вовсе не ради своих тщеславных наклонностей. Возвращение было ради услуг, предоставляемых в больнице. Лекторша без особых проблем согласилась помочь, а пока большего и не надо. Дальше будет видно.
Остановившийся перед входом в больницу водитель потребовал машинально отданную оплату. Когда парочка вышла, то машина такси отъехала немного и остановилась ждать новых клиентов, но поднимающихся по ступенькам молодых это уже не касалось. Внешне они были молоды, а что внутри… да кому оно надо? Мэтт уж точно был молод и душой, если таковая имелась.
Войдя внутрь, а затем пройдя по сплетению коридоров, доктор и горе-пациент зашли в какой-то кабинет. Жар мешал полноценно мыслить и вполне рационально оценивать ситуацию, но понятие логики еще не ушло в прекрасное далеко, лис всё еще пытался обдумывать каждый свой томный шаг.
Главное – не завалиться назначь…
Когда рыжий уселся на любезно предоставленную в его распоряжение кушетку, то заметил понижение температуры тела. Стало чуть легче, но можно было даже не сомневаться во временности сего эффекта и помощи со стороны Фокс.
Попробовать довериться ей… Мда, это её работа, наверное... Вот пусть и работает, ленивая задница, даже на первую пару опоздала.
- Позаботьтесь обо мне…
Выпив залпом воду, оборотень не противился стягиванию с себя одежды. Пускай смотрит, ему не стыдно, да и было бы за что. Вполне неплохое тело, если не учитывать несколько шрамов, но они украшают мужчину, верно? Впрочем, они тоже скоро затянутся, вернув эпидермису естественный вид.
Осмотр, как и ощупывание недавней раны – не было особенно приятным, но терпимым. Кицунэ пока никто не резал, значит всё было хорошо. К сожалению, девушка заметила аномалию, вызванную усиленной регенерацией.
Интересно, справится ли естественная защита организма с заражением? Ладно, даже если и справится, то мне необходимо достать пулю. Не то что бы она мешала, но лучше ей не быть внутри меня.
- Делайте то, что считаете нужным в данном случае. Вы доктор, не я.
Белый цвет стен и яркое освещение напрягало, раздражая зрение, так что, отдавшись во власть медика, парень предпочел закрыть глаза и утонуть в разнообразии разноцветных вспышек.

Мэтт был в предвкушении, ведь готовилась самая настоящая операция. Ему нравились хирурги, в своих белых халатах, резиновых перчатках и прочих медицинских атрибутов. Их сосуды промыты чистым спиртом, на их мозговых извилинах можно обнаружить отпечаток морфина, а почки перегружены комбинированием этих веществ. Иногда медицинскую романтику трудно отличить от романтики наркоманов, но разница не такая уж и большая, особенно для сидящего на кушетке парня. Он медленно, но верно погружался в транс.
Кивнув головой в ответ, рыжий предпочел терпеть, нежели ждать. Было не так уж и больно, если сравнивать боль с вытекающими глазами или отсеченными конечностями. Терпимо.
Она глубоко входит… Еще немного. Еще чуть-чуть… Черт, ну и двусмысленность. В иной трактовке мои мысли можно истолковать совсем иначе, даа.
Схваченная пинцетом пуля причинила боль в последний раз, а затем была вытащена наружу. Брошенный в стальное блюдечко свинец проскользнул по его дну и остановился у стенки, оставив после себя кровавый след. Дело было сделано, оставалось вытерпеть дезинфекцию, очередной укол, наложение швов и повязки. Когда процедура завершилась, груз возможной смертельной болезни спал с плеч. Жар еще не прошел, как и ноющая боль в спине, но основная опасность миновала.
Буду придерживаться её совета и поспешу уйти. Не хотелось бы стать подопытным кроликом, та и биопсия… Она ведь не могла не заметить аномалии, верно? Стоит прекращать спрашивать советов у самого себя. Хотя… у кого же еще спросить совета, если не у самого себя?
- Спасибо, док, вы очень сильно помогли мне. Чем же мне вас отблагодарить? Ах, я знаю. Завтра вас в универе будет ждать подарок. Он должен вам понравиться, я уверен в этом. А пока… пока.
Спрыгнув на пол и поправив одежду, лис поспешил покинуть кабинет и как можно быстрее добраться до лифта. Спустившись на первый этаж, он постарался, как ни в чем не бывало выйти из больницы и дойти до своего номера в отеле, но, увы, силы подводили его. Лекторша была права, ему действительно нужен был отдых.
Мне надо больше отдыхать… Даже моё тело имеет свой предел. Бесполезный кусок мяса…
Выйдя через главный вход и поймав первое попавшееся такси, оборотень завалился на заднее сиденье и назвал адрес отеля, в котором снимала номер еще Нэйт Виски. Теперь это был его номер, записанный на имя Хуана Карлоса.
Крошка Нэйт. Маленькая, глупая, наивная крошка Нэйт…
Пейзаж за окном интересовал не так сильно, как новая игрушка. Взятый в руки телефон преподавательницы так и не был отдан, впрочем, теперь этот телефон принадлежал кицунэ.

» Гостиница "Celestin" » Номер - 715

---- Неизвестное направление
День Города
Март 2013
• ночь: лужи вновь замерзли. Безветренно.
Небо ясное, звезды яркие. Ближе к утру ожидается мелкая морось.
Температура воздуха: 0
Морг (подвал больницы)

Холодно.
Тебе ведь холодно?
Мой милый, ты должен чувствовать, как тело изнывает от ледяных судорог, которые сначала сковывают ноги и медленно, раз за разом, подкрадываются к твоему сердцу, всё еще бьющемуся в отчаянной и лишенной всякого смысла попытке выжить. Ты хочешь жить, хочешь дышать и любить. Ты устал страдать и боишься, что скоро наступит тот миг, который я называю самым ожидаемым в жизни каждого человека – миг, когда наступит смерть, когда к тебе явится моя госпожа и ты склонишь перед ней колено, учтиво опустив голову и не решаясь взглянуть в тот хладной и безразличный взгляд, с которым её тонкая костлявая рука отнимет твою жизнь, навсегда лишив возможности плодиться и размножаться. Она отнимет у тебя всё: воспоминания – те жалкие крохи, которые ты сейчас прокручиваешь перед глазами, как видеоплёнку, пытаясь не заострять внимания на скучных мгновениях своей жизни и цепляясь мёртвой хваткой за те, что заставляют твое сердце биться чаще. Я слышу этот стук. Он такой живой и быстрый, что хочется танцевать под него фламенко. Хотя, знаешь, я ведь не умею танцевать, а ты умеешь. Ты учился танцам в средней школе, помнишь? Ты не любил танцы, родители заставляли идти на них, платили кровно заработанные деньги на то, чтобы у тебя была ровная осанка, и ты умел красиво преподносить себя в обществе, но разве они знали, что ты прогуливал первые уроки? Нет, ты не говорил им, потому что боялся своего отца. Вернее, его ремня. Отец приходил в бешенство, когда проигрывала его любимая футбольная команда, чего уж говорить про твои прогулы, верно? Ты боялся разочаровать его и свою мать, которая очень любила тебя и всегда защищала. Даже слишком любила. Поэтому ты не бросал танцы, скорее даже не из-за кнута отца, а из-за любви к матери. Ты понимал, что так будет лучше и всякий раз, когда становился не в ту позицию, ты вспоминал ремень отца. Поэтому у тебя всегда все получалось. Ты был очень усердным мальчиком, всегда делал все правильно, боясь допускать ошибки, даже в математических уравнениях. Каждый раз, когда ты что-то делал не так, тебя одолевала паника и жуткий страх. Феномен, имеющий свое название в психологии. Но мы ведь собрались здесь не для того, чтобы вдаваться в столь отдаленные дискуссии, верно? Мы пришли сюда, чтобы веселиться!
Я давно перестала считать это место своей работой, но все еще прихожу сюда, чтобы покопаться в тухлых кишках замороженных трупов. Это, наверное, единственное место, которое я сохраняю в порядке. Этот подвал, куда съезжается вся самая достопочтенная мёртвая публика на холодных стальных переносных столах на колёсиках, звук от которых извещает меня о новых гостях задолго до того, как они появятся в дверях моей скромной обители. Этот шуршащий скрежет отбивается от безликих стен, на которых свисают старые паутины, где маленькие незаметные пауки замирают на несколько долгих секунд, останавливая свои тонкие лапки, плетущие серебристые сети, и провожают черными, как смоль, глазами двух людей, направляющихся вниз по коридору: один везёт повозку, другой неподвижно лежит, укрытый белой тканью – они молчат, потому что место, куда они направляются, не любит чужих голосов. Но скрежет колёсиков выдает их вторжение с потрохами! Вот в чём смысл тишины. Ты понимаешь?
Мой милый друг, я должна спрятать тебя, пока живоглоты не наступили мне на пяты, ведь они не приметут возможностью сообщить в полицию о том, что в морге лежит истекающий кровью мужчина. Мне ведь не нужны неприятности. Эта работа – единственное, что у меня осталось от нормальной жизни. И как бы я от нее не бежала, всё равно буду возвращаться сюда, чтобы проведать своих друзей. Тех самых, на большом пальце которых сейчас висит бирка из старой пожелтевшей бумаги, где написаны инициалы и номер. Как странно, правда? Бирка встречает нас, когда мы рождаемся, и бирка провожает нас, когда умираем. Их вешают на живые и мёртвые тела, нарекая уже не именем, а числом. Всё это нужно для документации, но уверяю тебя, никто не нацепит на твой палец клочок бумажки. Я позабочусь об этом, обещаю.
Та немалая доза наркотиков, которая уже растворилась в твоей крови, заставляет лежать на месте и не двигаться. Твой речевой аппарат сломлен, а на животе аккуратный разрез от пупка и выше. Всё это было сделано для того, чтобы заменить твои органы на мелких грызунов, которых я недавно собрала в прибрежном районе. Это хоть как-то разнообразит мои серые будни, ты не согласен?

Морг хорош тем, что запах крови и замороженного мяса – типичный для этого места. Закрыв длинные, спадающие до самого пола, черные занавески, я разворачиваюсь ко входу, двери которого раскрываются и впускают в мою скромную обитель новый свежий, едва испустивший дух, труп. Санитары со мной немногословны после того, как я сломала одному руку за то, что он неприлежно вёл себя с моими хладными друзьями. Я очень ревностно отношусь к своей работе и материалу, с которым приходится возиться.
Не помню, как его зовут. Джейсон или Джексон? А может быть Чарли? Его имя для меня ничего не значит, и даже тело кажется пустым и неинтересным, хотя я не отказалась бы сделать ему липосакцию. Что характерно для моих услуг – бесплатно.
Мы обменялись парой слов и разошлись: он – на верхние этажи, а я – к работе. К тебе, мой милый друг.

---- уход с локации

Детская площадка
Июль. 2013 год.
день: поднялся сухой горячий ветер. Яркие лучи солнца согревают землю и прохожих. Воздух сухой и жаркий. Вокруг все зелено - трава, листья, цветы. На солнце невыносимо находится - слишком жарко.
Температура воздуха: + 34

Останься со мной. Я рождена среди людей, я должна их защищать. Не уходи, не бросай. Я потеряла слишком много жизней своих близких, я не смогла, я была тогда слаба, а теперь... я... не та, я другая, я смогу защитить вас.
Вытягивая руку с тонкими пальцами, волчица пыталась поймать руку мужчины, вставший к приезду белой машины. Люди бегом переместили обездвиженное тело, с холодного песка, на носилки, унося в железную коробку с проблесковым маячком. Кровавое пятно никто из них не пожелал вычищать, оставляя заботу на дворников, которые уже в 11.00 закончили чистку подъездов, домов и дворов. и разве кто-нибудь оставит это преступление открытым? А как же дети и мамаши? Кто о людях то подумает? Ладно там, собак заберут отловы, а кто же подгребёт, чтобы жители не натыкались с ужасом на место схватки, политое кровью и гуляшом из бродячих псов.
Открыв глаза, Блю обнаружила, что её трясёт и нет больше человеческой руки, тянущей измерить пульс. небо сменялось всё новыми яркими вспышками, вскоре остановилось среди одного квадратного белого сияние. В поле обозрение вошли новые лица в масках, поспешно одевая халата, притрагиваясь к различным предметам. Мужские руки дотянулись до раны, невыразимая боль просочилась до самого сердца, девушка вскрикнула.
Ей ввели обезболивающее, что-то там ещё по колдовали и продолжили за работу, продолжение которой волчице стал неизвестен, ей почему-то в неподходящий момент захотелось спать. Погрузившись во тьму, боль прекратила своё существование, но голоса всё равно, как прежде слышались.
Где я? Где он? Где Шин? Где мы? Я чувствую его, он за пределами стен. Он где-то ниже этажом. Волнуется ли? К чему бы это. Другие бы обязательно прошли и не обеспокоились вообще, а он другой. Хм. Этот запах. Я знаю его. Они работают вместе. А если он узнает, то каков выбор сделаешь ты?
Прошло неопределённое время, когда голубые глаза вновь сверкнули на одном из посещавших медсестёр. Девушка пахла не человеком, осторожно обращалась со шприцем и иголкой, забирая анализ крови, с трудом сдерживая расширенный зрачок, от жажды крови. Врачи  девочки в белых халатах часто собирали алую жидкость, каждый раз удивляясь анализам. Каждый раз выводилось на экране об ошибке, о том, что в кровь принадлежит то волку, то человеку, но ни разу не подавала связанность с оборотнем. Так что расу, сотрудники выявить толком не смогли. По неизвестным причинам анализ сам по себе менялся, словно имел свой разум маскировки. Плюс ко всем данные о человеке так же не всплывали, оставляя в тайне обслуживающий персонал.
- Как же так, ни расы, ни основной анкете о госте мы не знаем. Спросите мужчину, что приехал вместе с ней.
Один из медсёстер спустился к сопровождающему, с целью организовать дополнительные вопросы о существовании в этом мире, неизвестной девушки.

Белые стены безжалостно впивались змеями в только что распахнувшие ресницы. Чистота и запах лекарств, копьём пронзали сознание насквозь, что аж зажмуривалась, задерживая дыхания. Окна почти закрыты, с трудом пропускали слабые дуновения ветра, которые тут же испарялись в медицинской атмосфере. Волчицы стало не по себе после прихода в сознание, ощущение опасности её не покидало до приближающихся шагов. Их было двое, один из них большего всего помечен запахом человека.
Не ушёл. Почему? Я ведь ему никто.
Дверь, со слабо заметным скрипом растворилась, из пустоты вынырнул силуэт медсестры, а вперёд прошёл блондин с перевязанной рукой. Вот только сейчас она и заметила, что что-то не ладно с ним произошло, особенно это хорошо отмечается пальчиковыми синяками на шее.
Возможно.. его душили? Или хотели убить?
Расплывшись в радостной улыбки, ей так хотелось радостно завилять пушистым смолистым хвостом, вовремя вспомнив о своей личине. Парень подошёл, заботливо прошёлся по ней взглядом и что спросил о здоровье. То, что ей уже лучше, Блю промолчала, не скрывая яркую вспышку эмоций из-за присутствия "спасителя".
- Спасибо..эмм.. я даже не знаю, как вас зовут.
Однако быть человеком тоже неплохо, уже, как второе приятное знакомство оборачивается знакомством и отметкой галочкой в списке контактов. Будучи волком, ей рады были всегда и везде... ну, почти что так.

Парень представился, сразу же направившись к упрямому окну, не желавшему открываться и под силу. У чему вообще они нужны, если воздух здесь и так удушающий или привозят ради пропитки тела, чтобы оно вытравилось изнутри.
Влад. Красивое имя. Не здешний. Как и я. Между нами есть что-то общее, пока не пойму что же это на самом деле.
Юноша побродил по чистой палате, после присел к Блю расспрашивая её странными вопросами. Телепатически прочтя мысли, тот заговорил о страдающих животных, что изредка бьются об стальные путы и без сил падают на пол, продолжая монотонно жить. Тебе ли судить зачем им это? Животные в какой-то части задевали его, но истинную душу ему никогда не постичь. Пока не проживёшь с ними бок о бок года два, не родишься ты зверем, не познать вам истинное дикое сердце вольного животного, хоть и загнанного в клетку.
Приподнявшись, волчица подставила позади себя руку-опору, вторую положила на ногу. Её очаровательные небесные глаза недолго скрывались под тёмной чёлкой. На лице наконец-то просочилась слабая улыбка.
- Вам, людям, не всё дано понять.
Подняв голову, локоны, как по команде сдвинулись на один бок, предоставляя сверкающему взгляду, проникнуть глубоко в душу человека. Она умела смотреть насквозь, рыскать в голове в виде второго "Я". Собачьими глазами можно прочесть любого, как перевёрнутую колоду, ничего не скроешь, ничего не удержишь, ты весь на ладони, ты в её плену.
- Это гордость, это долг, это жизнь. Животные, звери в руках людей и нечисти - они пытаются возобновить утраченные силы и попытаться отвоевать свой забытый мир, отправиться... как бы... в Рай. Это зов, который вам не услышать, даже оборотнем. Только рождённый на воле услышит его и отправиться в бой с тем, что не сломить. Он может биться до упадка сил, до последней капли крови и вздоха, но гордость нашу ничем не выбить.
Она ответила сразу, превосходно зная ответ на простой вопрос низшего населения. Закрыв глаза, ей хотелось продолжить на эту тему, но смысл был потерян. Раны быстро заживали, как говорится, на собаке. Боли не тревожили, остались только мутные отрывки произошедшего. А вот и сам ответ на самый главный вопрос.
- Я здесь, в этом мире, достаточно давно. Я странник. Живу и исследую миры, если есть возможность, помогаю, творю то добро, что так забыто всеми. Уйти можно всегда, было бы только желание. Если хотите, мы сможем отправить Вас в любую страну, стоит только согласиться.
Присоединив к левой правую руку, кисти слегка согнулись, а глаза открылись, глядя на свои ладони. Эта маскировка порой поражала чувствительностью и нежностью, люди слишком восприимчивы к боли. В этой личинке она совсем не давно, но с каждым днём познаёт новые возможности ощущений и чувств, чуть ли не влюбляясь в каждого подряд.
-У меня есть тайна! Я могу..хочу раскрыть вам, при условии, что это останется между нами.

- Вы наверно имели ввиду – нам.
- Нет, Вам. Вы же люди, а мы... Нас мало. Война века два назад, практически истребила наш род, прекрасный вид, без которого не прожить другим представителям. Мы оберегаем мир, мы спасаем его, а порой уничтожаем то, что или кто считается слабым.
Её голос звучал загадкой, перекидывающий страницей на страницу в легенду. Неизвестность захватывала, таща в бездну таинственных вод, отражающих в глазах юноши.
Я почему-то хочу ему раскрыть это. Да! Мир должен узнать о нас! Мы уже не такие беззащитные
- Тайна... возможно и легенда сейчас. Ты видишь меня, но это не я. Изнанка нас скрывает от постороннего взгляда. Мы умеем прятаться, мы среди вас и тебе предоставился случай увидеть одного из них. Нелюдям проще воспринять это, чем обычным людям.
Замысловатые слова вряд ли быстро расшифровывались в голову заинтересованного юнца. Осторожно осмотревшись по сторонам, слухом измеряя метающиеся шаги и голоса. Вроде бы никто не должен зайти, процедуры прошли, они одни. Выпрямив спину, словно перевернуть личину это сложный процесс, занимающий огромное количество времени, как у оборотня. Девушка тихо вздохнула, волнуясь за реакцию нового друга, по крайней мере она считала его таковым.
- Я... Блю. Я...
Не решившись произнести вслух реальность происходящего, девушка вновь взглянула на парня. Морок развеялся за миг, глаза человека могли воспринять, как тело развеялось в блике солнца, помутнело, а после картина преобразовала тёмные оттенки со сверкающими необычными сапфировыми глазами волка. В чистой, белой палате, на койке, покрытой белоснежными простынями, сидела иссиня-чёрная волчица с заострёнными ушами глядящими прямо, хвост нежно прижимался к телу сливаясь в единое целое. Пасть слегка раскрылась, показывая острые белые, как сахар, клыки, среди которых мирно лежал алый язык, покрытым редкими шершавыми пупырышками.
- Я волк!

Лишь одному предоставилось встретиться лицом к лицу сразу же после человеческой личины. А теперь появился и второй. Ожидаемая реакция подтвердилась, парень прилип спиной к стене, автоматом выхватив припрятанный нож. В его глазах горела искра страха, хорошо ощутимый для зверя, как бы тот не пытался его перепрятать. Не веря собственным глазам, пот всплыл на лбу юнца, перехватив его дыхание на лету.
- Это реальность.
Бинты туго стянули волчью грудь, как ошейники впились в густую ночную шерсть. Тело девушки оказалось худее мощной туши, сидящей на постеле. Она занимала чуть ли не всю койку, а если откинуть хвост, то белоснежные простыни вовсе исчезнут под покрывалом тени. Потянув носом, волчица облизнулась, поднимаясь на все четыре крепкие лапы. Громкий хруст, разрывающихся костей, раздался где-то рядом. Окно с неизвестной силой наконец-то отворилось, вырвав с корнем замки. Прохладный воздух тут же просочился внутрь, поднимая парусами занавески, а со стола слетели лепестки записей врача.
Лязг зубов на бинте и лёгкая лента сползла на лапы. Дёрнув ушами, встрепенув пушистым хвостом, Блю спокойно спустилась на проветриваемый пол, осторожно подходя к человеку, опасливо поглядывая на опустившее оружие.
Человек человеком, а осторожность всегда при себе должна быть.
- Влад...
Голос шепотом раздался в подсознании человека, на самом же деле её могли услышать и остальные находящиеся рядом. Недавняя зашитая рана, растворилась в густых зарослях, восстановившись за прошедший миг переселения духовных тел.

Уши нервно дёргались от разносимых со всех сторон шуршаний и возни. парень присел вытянул руку в ожидании подтвердить свои догадки или может доказать себе что всё это не иллюзия. Волчица невольно подняла верхнюю губу оскалив ряд зубов уши убрались назад но вновь вернулись торчком обратно.
Только бы никто не вошёл.. Я не позволю разорвать этот момент.
Солнце медленно перекатывалось по небу бросая блики солнца. Один из лучей проник в окно упав прямо на стоящего волка шерсть которого тут же отразила синеватым оттенком в глазах сверкнула звезда. как подобает зверю волчица ступала тихо и осторожно проделывая короткие шаги к сидящему. Мокрый нос соприкоснулся со средним пальцем, сразу же был исследован и отложен в библиотеку запахов. Шершавый язык, смочил его сухой слюной, прижав обратно уши, волчья  морда потянулась к вытянутой ладонью, решая в каком направлении ей скользить по телу. Приятное ощущение проскользнуло в душе, заставляя сердце биться в быстром ритме. Ей давно уже хотелось, чтобы кто-нибудь обнял, прижал или же погладил, как долго настоящая личинка ночевала от этого мира.
Можно..
Теперь её слова перешли в мысли, а движения и поведения само за себя говорило. Хвост вильнул сначала в одну сторону, потом в другую, а дальше и вовсе заболтался в радостном событии. Улыбнувшись по-волчьи, язык вытянулся за пределы пасти, прикасаясь к одежде, к шее и лицу юноши, сухой шершавой поверхностью. Глаза её сверкали от счастья, что вновь оказалась рядом с человеком, вновь она может показать себя красивой и защитить его.