Очередной рабочий день. Но сегодня слишком тихо и спокойно. Ни одного звонка. Город, будто замер в преддверии бури. Служащие продолжали заниматься никому не нужной работой, обсуждением новостей из внешнего мира и просто сплетнями. Только босс нервно курил, в ожидании плохих новостей. У него было на это особое чутье, как выражаются некоторые.
...Рабочий день подходил к концу, а тревожного звонка так и не было. Неужели его впервые за столько лет подвел его необычный, редкий дар - предвидение?
Босс решил, что просто устал и поэтому сам себе накрутил неизвестно чего и уже собирался уходить, как звонок по той особой линии полиции все-таки прозвучал. Как всегда бывало в такие моменты - общий гул прекратился, трубку подняли и перевели в кабинет начальника, и только после его неизменной реплики "Добрый день... с кем говорю?", шум возобновился. Все прекрасно знали, кто звонит, но зачем нарушать то, что уже стало традицией?
После короткого разговора, босс положил трубку и, тяжело вздохнув, позвонил Дену. Он понимал, что журналист новичок, но другого выбора не было.

Начальник положил трубку и улыбнулся. Все-таки его дар не подводит, просто иногда задерживаются события.

Отредактировано GameMaster (2009-10-25 22:40:01)

Дом--->
На улице уже было светлее и холоднее. Все люди уже начали кутаться в теплые одежды. Зачем? Что же они, бедные, будут делать, когда придет зима со своим настоящим холодном?.. Бедные людишки. Не понимают.. Не понимают, что все это лишь проверка. Проверка на прочность. Вот Джек шел только в джинсах и в своей кофте. Ну была еще шляпа, но она не в счет. В одной руке статья. В другой сигарета. Да... Опять она. Ну а что может еще потерять Бог Смерти? Здоровье? Ох, не смешите.... Боги Смерти изначальна мертвы сами. Какое, на фиг, здоровье?! Когда Джек шел к редакции, то попадались те, которые провожали его взглядами. Что это? Осуждение? Удивление? Любопытство? Не... Это все вместе. Люди таковы, что они всегда удивляются и пугаются тому, что не похоже на них самих. Ну что за глупость... Всем этим глазастым повезло, что Шинигами сейчас был занят, и что ему всегда плевать на весь этот сброт. Брюнет завернул и вошел в здание. Тут всегда кто-то копошился. Тут был разный народ. Кто-то был любопытным, ну а кому-то было лишь бы в носу поковыряться. Отвратительно! Босса в кабинете не оказалось. Не беда. Джек просто положил свою статью на его стол и покинул редакцию. Джек не волновался, что его труд пропадет. Босс почти единственный, кто разбирал корявый почерк руки Шинигами. Когда Потрошитель в новь оказался на улице, то в его руке в новь появилась сигарета. Теперь у него появилось свободное время... А вот чем бы заняться?..
куда-нибудь--->.....

Часы, стоявшие на столике, прозвенели шесть часов вечера. Абигаль вздрогнула и открыла глаза. Она даже не заметила, как заснула. Что, никто так и не пришёл? - озираясь вокруг себя, удивлённо подумала Падшая. Подняв голову, Анико ойкнула. Затекшая шея, напомнила о себе. Уже несколько дней она не давала покоя Эбби. От долгого пребывания в сидячем положении, уже через двадцать минут шея начинала затекать и болеть. Помассажировав её, Энджи вздохнула  и встала.
-Замечательно. Я так беспокоилась, что опаздаю на работу, а никто так и не пришёл! - недовольно пробурчала Падшая. Ей потребовалось пару минут, чтобы успокоится. Разочарования нельзя было передать. Надеюсь Курт ещё дома, мне надо расслабиться наконец-то... Да и поговорить не мешало бы... - подумала Маркиза Ангелов. Она вышла из гремёрной, спустилась на лифте на первый этаж и перед тем, как уйти, подошла к консьержу:
- Скажи, Рини, почему сегодня никто из моей команды не пришёл? Ты не в курсе?
Рин покраснел и недоумённо пожал плечами:
- Понятия не имею, Анико-сан. Возможно из-за погоды.
Абигаль задумчиво посмотрела в окно, и уже повернулась уходить:
- Наверное.  Ладно, Рини, до завтра. - махнув на прощание  рукой, Эбби вышла из здания. Её мысли вдруг вернулись к консьержу. Его звали Рин Хоук. Энджи всегда называла его ласково - Рини. Он был очень милым и всегда робел перед Маркизой Ангелов. У них один раз, когда Рин только пришёл сюда работать, была чуть ли не постельная сцена, но Абигаль, увидев, что он ещё почти ребёнок (ему было на тот момент всего 17 лет), решила потерпеть.
На улице стало ещё холоднее, но снег уже закончился. Эбби поймала такси, назвала адрес и удобно устроившись в тёплом салоне, поехала домой.

=== †Обитель Падшей Любви†

Ты умеешь мечтать? Нет, не говори, я угадаю. Мечтаешь, возможно, даже слишком часто. А сны, ты видишь сны?.. молчи, я угадаю…
- Не уходи, не оставляй меня одну. Прошептала Эмили, едва сдерживая слезы. – Ты подарил мне жизнь, а теперь хочешь оставить. Как я буду жить дальше??? Немного громче. – Я не умею жить без тебя… он молчал. Сколько бы она не кричала – Марк лишь стоял и молча наблюдал через стекло. Может, он не слышал? Парень улыбался, всем видом говоря – "все хорошо, родная, не плачь. Все будет хорошо." Но вот сердцу не верилось. Будто заперта в четырех стенах. Стеклянная клетка позволяет видеть, но не действовать. Так и чувства заперты в рамки – стеклянные… будто у всех на виду, но вот прикоснуться к ним нельзя. Запретный плод сладок?
Кукла пытается разбить толстое стекло, но разбиваются руки, ломаются ногти… кровь медленно стекает по ладошкам. Такая красная, не настоящая? Она же кукла, откуда в ней может быть что-то настоящее? Нет, это лишь фарфоровые мечты, осыпаются белоснежными осколками. Это же просто не может быть реальностью.
Кто разрешал ему уходить? Разве она подписалась на одиночество? Сердце сломано? Раз-би-то?.. Нет. Оно спит.
Марк и правда отдалялся, но он не уходил – парень стоял на месте, это девушка удалялась. Чья-то воля заставляла двигаться вперед.
- Нет… не нужно… вытирает слезинки разбитыми пальчиками – слезы становятся алыми. Теперь Эми плачет кровью… слез слишком много... Что-то внутри нее кричит, хочет все вернуть назад…
…но свет гаснет. Кто-то стоит за спиной и дышит в затылок. Страх сковывает движения. Сердце замедляет ход и ждет. Отмеряет свой бег не жизнью – чужими смертями. Тот, что за спиной нарушает молчание. Как вовремя – ведь еще чуть-чуть и можно сойти с ума.
- Боишься? Правильно делаешь… только не кричи. Ты же не хочешь спугнуть ее? Незнакомый мужской голос шепчет. Говорить сложно, но возможно. Нельзя же просто так – молчать и ждать. Правда ведь - нельзя?
- Я не… вдох – Кого спугнуть? Тоже шепотом, и правду ведь – боится, ищет защиту, но напрасно.
- Судьбу. Кого же еще… она рядом. Только сделай шаг. Незнакомец странный, необычный. Хочется развернуться и посмотреть на обладателя голоса, но еще недостаточно сильна. Поэтому стоит и слушает. А только ли поэтому?
- Один? Куда идти? Скажешь?.. ее голос непроизвольно дрожит, будто сейчас откроется тайна мироздания. Опять кто-то умер – сердце ожило… и затихло, вслушиваясь.
- Узнаешь…
Нет больше сил терпеть – поворачивается, желание увидеть его пересиливает… и…
…просыпается! Широко раскрытые глаза – а в комнате никого. Темно и тихо. За окном громко воет ветер.
«Кто же мне снился?.. и почему никого нет? Где Жульберт? Почему сегодня не было съемки? Как же все это странно»
Встает с кресла, подходит к окошку и замирает. Ощущение незнакомца за спиной вновь заставляет вздрогнуть – рывком оборачивается, но никого… «всего лишь сон?»
Судьба рядом…
Осталось только выяснить – верит ли Кукла в вещие сны?...

- Любит… не любит… любит… не любит…
Лепестки ромашки, словно огромные снежинки, медленно падали под ноги. Где Эми нашла ромашку, в это врем года, не секрет – ей часто дарили их, вот и сейчас, девушка искала своего фотографа, а наткнулась на очередного по уши влюбленного фаната. Все знали – модель не любит розы, они слишком гордые и их красота не греет, а вот ромашки – другое дело. Эти цветы будто насквозь пропитаны солнцем, такие нежные, греют внутренним теплом. Многие считают, что цветы солнца – это подсолнухи, но нет, подсолнух подражает, восхищается и любуется солнышком, а маленькие беленькие ромашки играю с лучиками небесного светила, вплетая их в свою желтенькую сердцевинку.
Всегда, даже когда настроение было хуже некуда, эти полевые цветочки поднимали Эмили настроение. Она любила гадать, не загадывала никого, просто гадала, это уже напоминало некий ритуал. Если заканчивалось на «любит», то день был удачный во всех отношениях, если же заканчивался на «не любит», девушка не отчаивалась – просто брала следующий цветочек. Маленькая прихоть… одна из многих. Просто бывают такие люди, которые живут каждый день так, будто он последний. Полностью отдаются чувствам.
Сегодня как-то особенно не везло – уже четвертая ромашка говорила – «не любит». Фотографа нигде не было. В сердечке зарождалась тревога. Такое бывало редко, но уж если она чувствовала себя так, всегда случалось что-то плохое. Обычно это были лишь мелкие неприятности в виде сломанного ногтя или потерянных денег. Но вот изредка…
Впереди показалась приоткрытая дверь личной мини-студии Берта, он обожал, когда его так называли. Фотограф считал, что так звучит солиднее. Эми лишь улыбалась – у всех свои тараканы в голове. А такие забавненькие только добавляли шарма творческим людям. Кто-то может и не согласиться… как известно на вкус и цвет…
Очередная ромашка подходила к концу, оставалось меньше половины лепестков. Еще, правда, было несколько, но это на всякий пожарный случай. Делала шаг – отрывала и говорила заветное слово… отпускала по ветру… точнее – по сквозняку, который бродил по зданию, будто призрак. Ветер вряд ли мог жить в этом здании. Слишком мало места, а ведь он любит простор…
Скользнула внутрь, прошла еще дальше, заметила незнакомы силуэт в глубине комнаты, сделала еще несколько шагов…
- Любит… не любит… любит… не любит…
Еще пара лепестков осталось, но это уже не важно – цветок летит под ноги… ромашки разлетаются в разные стороны.
Эмили раскрывает ротик, но из него не вырывается ни звука, лишь реснички, словно крылышки бабочек, быстро порхают.
Она видела смерть, когда-то давно… но это было иначе. Сейчас… она не знала что делать. Сердце замерло… или умерло, кто знает – страх сковывает все тело. Дыхание рывками – воздуха не хватает, но она пытается его втолкнуть в легкие…
Удар сердца, громкий - оглушающий. «Почему стоишь, дура??? Беги…» голова приходит в себя, но тело не слушается.
Руки дрожат. «сила… где же ты, когда так нужна?» Перед глазами – кровь, она будто льется ото всюду – со стен, с потолка… горячие липкие капли падают на тело… начинает подташнивать…
С трудом отводит глаза – видит парня, но не может его четко разглядеть. В голове будто щелкает невидимый переключатель, и разум проясняется – Эми не знала, но второй способность ее организма было блокировать или наоборот – повышать, чужие способности. Впервые она начинает работать – гасит способности парня, но слишком сильно… слишком много сил отдает Эмили на это.
Все кружиться, плывет перед глазами… девушка запоминает улыбку на лице убийцы, а потом падет в обморок – как неосторожно с ее стороны…
Неужели это конец жизни? Такой неожиданный… тупое окончание короткой жизни? Она не хочет умирать… она любит жизнь… она… умрет?

Осколки сознания собирались медленно. Вырывались из потайных ниш обморока, будто из другой реальности – тысячи тысяч разбросанных по всей вселенной миров. Мозаика не хотела обретать прежний вид, фрагменты занимали другие места, потом перетекали в нечто иное…
Сначала пришло осознание жизни. Теплой, родной, а главное - своей. Это похоже на состояние, когда понимаешь, что уже не спишь, но еще пытаешься досмотреть сон. Выходи как-то скомкано, но зато сценарий идет четко по твоему плану. Потом открылись глаза, но картинка пришла позже. Все было лишь образно, кто-то забыл настроить резкость, не хотел, что бы сразу появилось все. Звуки добрались последними, хотя, тишина разве может считаться звуком? Слышно лишь биение своего испуганного сердечка и все. "Это был очередной безумный сон? Я не видела того, что видела? Или..." Зрение сфокусировалось, тело отреагировало мгновенно – резкий рывок назад – перед ней стоял тот парень. Что-то в нем поменялось, но она же видела смерть. Вжалась в кресло, это конечно не спасет, но рефлекс. "Если бы он убил, я бы тоже была уже мертва, ведь так? Так?" Долго смотрит в его глаза, ища хоть каплю жестокости - не находит. В глазах только беспокойство и все, а может ей просто хочется это видеть?
Сердце трепещет, словно загнанный зверь, оно не верит глазам и этому парню. Глубокий вдох. Взгляд ищет следы борьбы, следы смерти, но не находят даже капельки крови. Происходящее будто делится на две части – какая из них обманывает? Какая лишь иллюзорная? Не может понять. Слишком реально и то и это! В воздухе еще слышен металлический привкус крови, или фантазия его рисует? Эмили уже ни в чем не уверена.
- Ты кто? наконец-то спрашивает Эми, но голос, будто не ее. Режет слух своей хрипотой, отдается молотом в сознании. - Что здесь произошло?
Говорит, но даже не думает сесть иначе - все так же вжимается в кресло, страх пульсирует, давит на разум. Кажется, вот-вот вновь провалится за грань реальности. «Не молчи, скажи, что это лишь сон. Скажи, что не было ничего. Скажи… соври!» просит испуганный комочек сознания, но разум с презрением смотрит на него и тихо, но уверено говорит «…нам нужна правда. Так что сиди и помалкивай, трус.» Моделька в растерянности. Она не знает, что делать. Чему верить.

Слишком много парня. Сложно уловить суть уставшему разуму, когда на него лавиной прет масса слов. Невозможно думать, когда рядом кто-то тарахтит, нарочно пытаясь запутать. Хочется сказать - замолчи, это все неправда! Биться в истерике. Любая другая поступила б так же, но Кукла хочет верить, что все сон или обморок. Жаль только, что это невозможно - она не голодает, ее тело не имеет склонность к полноте вообще. Даже на килограмм поправиться и то никогда не выходило, все потому что не человек – кукла. Поэтому никогда не сидела на диете. Игрушечное тело не любит изменений, эму невообразимо сложно меняться, поэтому она идеальна для такой работы. Для такой жизни. Да еще и его лицо, она не могла придумать его до того, как увидела. Слишком внешность у паря запоминающаяся и неординарная.
Немного успокаивается или же просто делает вид, что успокаивается. Большие удивленные глаза на шоколадку, будто впервые видит что-то подобное. Играть, так до конца, верно? Отрицательно кивает головой и уже почти своим, более мягким и мелодичным голосом отвечает.
- Нет, я не уверена, что мне можно это… Встает, медленно, будто боясь, что опять упадет. – Нужно позвонить своему доктору, он скажет, что делать. Мягкая улыбка. «Спокойствие, только спокойствие. Покажи ему, что веришь.» Несколько несмелых шагов к столу, на котором стоит стационарный. Набирает знакомый номер. Не раз он ее спасал. Любая непредвиденная ситуация, он словно ангел хранитель – тут как тут. Только ему можно было звонить…
Девушка знала, что услышит в ответ – лишь долгие гудки, но сердце трепетало, ведь если ответит, то все действительно лишь сон. Прошло несколько секунд, перед тем как наконец-то послышались эти протяжные звуки…
…а еще - комната наполнилась музыкой. Знаете, той, что была в Щелкунчике. Чайковский. Точнее, полифония мобильного звучала из закрытого шкафчика.
«Черт! Он никогда не оставляет мобильный здесь! Где телефон, там и мастер»
Эми оглядывается на Лави, немного испуганно. Страх новой волной подкатывает к горлу.
«Стой!!!» - кричит инстинкт самосохранения, «скажи, что, наверное, телефон забыли его здесь, да и тебе уже пора, попрощайся и уйди…»
Но тело не слушает голоса разума, оно медленно, но уверенно идет к шкафу.

Что важнее правда или жизнь?
Для кого как. Иногда, когда просто не остается другого выхода – правда, но вот жизнь то одна, и, совершив ошибку, уже не исправишь ничего. Хочется жить. До безумия ХОЧЕТСЯ! Ведь еще столько не сделано, ведь еще столько не испробовано. Делая очередной шаг к шкафчику, понимаешь, как долго тянется время отсчет которой – жизнь. Вдыхая, словно последний раз, осознаешь, что нельзя этого делать.
Остановилась перед дверцей, замерла, словно кошка, перед атакой. «Он мой друг… был? Если есть хотя бы тень того, что Берт жив и развлекается сейчас с очередным любовником, а телефон действительно оставил, то все будет выглядеть слишком глупо.»
Внезапно Лави заговорил, и все надежды рухнули одним махом. Рухнуло вниз и испуганное сердечко, забилось сильнее в глубь тела, ожидая, когда же ему суждено в последний раз совершить удар. Фотограф мертв – это факт. Что делать дальше она не знала. Способности проявлялись спонтанно, еще не научилась их контролировать, поэтому…
Время остановилось для Эми. Судорожно перебирая варианты, понимала – ничего не поможет. Глупо, но единственное, что нашлась ответить девушка так это:
- Так, может, сходим? Я ни разу не была в оперном театре.
Медленно повернулась лицом к парню, увидела в руках то, что люди называют оружием. «Что со мной делать?.. этот вопрос не ко мне.»

Мысли разделились.
С одной стороны маленький и наивный ребенок уговаривал согласиться на предложение. Спокойно жить с убийцей. Смирится. Не все ли равно с кем? Главное, что бы жить. Вдруг он не так уж и плох. Скорее всего, это просто его работа. Потому-то и ее не убил. Потому сейчас предлагает уйти с ним, выбрав жизнь, в которой обязательно будут и театры с балетами, прогулки по городу… и много всего иного. Просто сказать ДА. Дети все так наивны. Иногда их просто жаль.
Но была еще и другая сторона. Та, вторая Эми не верила ни одному его громкому слову, не доверяла безоружным рукам, мягкой улыбке, красивым словам и таким заманчивым обещаниям. Что-то внутри кричало от негодования. «Неужели я похожа на пустоголовую модельку? Хотя, да… физическое сходство есть»
Глаза искали как бы побыстрее «слинять», но выход был слишком далеко. Поэтому, набрав в грудь побольше воздуха, девушка начала говорить.
- Знаешь, я, наверное, рискну и откажусь от твоего заманчивого предложения. Ведь я прекрасно понимаю, что сегодня ты предлагаешь одно, обещаешь чуть ли не рай, а уже завтра просто убьешь меня, даже не перестав улыбаться. Не думаю, что я тебе нужна в роли сахара… есть, конечно, вариант, что ты у себя дома посадишь меня на цепь, что бы молчала и сохранишь жизнь. Я не хочу жизни с тобой и не хочу принадлежать тебе, это ведь будет вечный кошмар – я буду каждый день, ложась спать, прощаться с жизнью. Если ты меня не убьешь, то это сделаю я сама, а может, просто сойду с ума... Меня не радует перспектива быть рабыней, а ведь ей то ты меня и сделаешь. Может, ты просто меня отпустишь? Я пообещаю, что буду молчать, вообще вычеркну твой образ из памяти… я на многое согласна ради жизни. «Да, знаю, что ты не отпустишь меня, но пытка не пытка, вдруг мне повезет и в комнату кто-то зайдет… или ты действительно – отпустишь»
Она не понимала, почему до сих пор жива, но безусловно ее это радовало.

Удар сердца - не отпустит, видно по глазам. Медленно пятится назад, утыкается спиной в шкаф. Бежать некуда, да и смысла нет - пистолет быстрее ее. Мысли путаются, а сердце почему-то стучит слишком ровно, будто и не боится. Холод дерева заставлял толпе мурашек пробежать по спине, или это страх? То чувство, которое почти никогда не возникало в Эми. Она боялась, многого, но вот именно так - что бы боятся даже шелохнуться... раз или два за всю жизнь. Год, насыщенный яркий год. Хотелось еще... дышать, дарить людям себя, улыбаться, любить. Она просто любила жизнь, ту жизнь, что раньше дарила столько наслаждения, где жило столько тайн и было куча опасностей, но главное, была уверенность в завтрашнем дне.
Парень подошел, а Кукла сильнее вжалась в дверцу. Все произошло быстрее, чем она могла ожидать - он четким движением притянул к себе, и вложил в тонкие пальчики пистолет, приставил к виску и замер. Все его слова уходили в пустоту непонимания. Она слышала его быстрое сердце, спокойное дыхание, ровное тепло, и свое еле бьющееся сердце, прерывистое дыхание - контраст его спокойствия и ее страха. Эмили вздрогнула от этой неожиданности, и по инерции сильнее прижалась к парню. Искала защиты у того, кто излучает опасность? Глупая-глупая-глупая... Замерла, а пальчик слегка дрожит, вот-вот сорвется и выстрелит.
Вдох... сердце остановилось... "скажи то, что он хочет. Просто скажи..."
- да... тихий шепот на выдохе. Глаза закрыла, из них вот-вот должны были тонкими дорожками покатиться слезинки. "Не плачь. Все же будет хорошо, правда?"
Вдох… пытается вдавить в себя воздух, но не выходит. Он будто вода – входит в легкие, душит, и хочется кашлять, выпуская его наружу.
Болезненно и все слишком медленно, а еще – темно, но не тихо... у него очень громкое сердце.
- Зачем я тебе? Что со мной будет дальше? Слова давались с трудом, поэтому – шепотом и с довольно большими паузами. Может, так и должно быть? Ведь красивые Куклы должны кому-то принадлежать, они не имеют права быть своими собственными. Она всегда это знала, но почему так обидно? Гордость... это все ее проделки? Впрочем – к черту. Она согласилась. Дальше все зависит исключительно от… Лави, если, конечно, это его настоящее имя.

\театр "Дзёрури"\

<---- вход/выход

Такси остановилось напротив здания, в котором располагалось агентство. Катсуро молча расплатился с таксистом, выудив из кармана почти все, что было. Осталось чуть больше 10 рё. Юноша вздохнул. Не густо. С тяжелым сердцем он направился ко входу в здание. Пока он добрался до лифта, нога совсем разболелась, бросало в жар, общее состояние было далеко не удовлетворительным. Как он будет работать он не знал. Да и опоздал на два часа, начальство за это по голове не погладит. Лифт медленно полз вверх, как на зло. Вот почему всегда, когда торопишься, никогда ничего не получается быстро?
Катсуро вышел из лифта, дохромал до нужной двери в нерешительности останавливаясь и озираясь по сторонам.
- "В конце концов, не съедят же меня там?" - подумал он, то берясь за ручку двери, то отпуская ее, наконец он решился и дернув дверь на себя, вошел. Народу тут ничуть не убавилось, шныряли туда-сюда стилисты, еще кто-то, кого Катсуро за недолгое время работы здесь выучить не успел. И все пробегающие или проходящие мимо косились на него, явно не понимая, что парень в таком виде, и в ничуть не лучшем состоянии здесь делает, в этом рассаднике пафоса и зазнайства. Однако, все это его сейчас волновало так мало, что он даже не удосужился ответить на кивок одного из работников. Тот что-то буркнул нечленораздельное, но к его словам юноша прислушиваться не стал. Моделью работать ему не нравилось, но куда еще могут взять пятнадцатилетнего сопляка со смазливой внешностью? Никуда. А работать надо, потому приходиться терпеть разные издевательства судьбы, лишь бы продержаться на плаву. Правда умереть голодной смертью ему не грозило, пока жив отец.
Проскользнув через просторный зал, он метнулся  к узенькому короткому коридорчику с напольными светильниками в человеческий рост и осторожно постучал в дверь. Оттуда отозвался недовольный голос шефа. Катсуро просунул голову в образовавшуюся щель. Начальник кивком пригласил Катсуро войти, с трудом удержавшись от того, чтобы не уронить челюсть до самого пола.
- "Знаю, знаю, что выгляжу не лучше ,чем после ядерной атаки." - раздраженно подумал юноша, отводя глаза в сторону, чтобы не лицезреть удивленного выражения лица босса. Последний взглянул на часы и разразился громкими ругательствами. Естественно, полдень, а рабочий день начался два часа назад. Катсуро обычно не позволял себе опаздывать более чем на пять минут, но тут уж обстоятельства играли ему не на руку. Выдохнув и стараясь успокоиться, Катсуро соображал, что же соврать насчет своего опоздания. В самом деле, сказать, что поиски приключений ночью удались как нельзя кстати? За это его уволят без разговоров. Наконец хоть какая-то захудалая мысль озарила его.
- Простите ,что опоздал, непредвиденные обстоятельства, водитель не справился с управлением и сбил меня, но мне повезло. Я отказался ехать в больницу, потому что, не хочу пропускать работу. - юноша поклонился, как бы извиняясь за вынужденный прогул.
Босс не стал возражать, жестом отослав Катсуро, но вот то ли работать, то ли домой, этого парень не понял. Переспрашивать не стал. так как босс срочно схватился за телефон и начал что-то кому-то живо рассказывать, кричать и требовать. Молча закрыв дверь Катсуро поплелся через коридор в помещение, занимаемое моделями. Уселся возле окна и попытался хоть немного сам привести себя в порядок.
Фотограф, естественно, увидев юношу в таком состоянии, разразился ругательствами еще почище шефа, ни о каких съемках не могло быть и речи. Побитый, израненный Катсуро мог скорее сойти за грушу, чем за модель. Выслушав все лестные отзывы о себе, юноша провел остаток рабочего дня в офисе, как только стрелки часов вытянулись в одну сплошную вертикальную линию, показывая, что уже шесть часов, мальчик схватил куртку и покинул помещение.
Спустившись на лифте, он миновал холл и вышел на улицу. денег на такси уже не хватило бы, потому юноше ничего не оставалось, как отправиться на автобусную остановку.

-----> Особняк Лейденов

Отредактировано Katsuro (2010-03-28 01:27:24)

<-- Переулок "Киояма".

Дверь захлопнулась с мягким стуком, машина плавно тронулась с места, вливаясь желтой каплей в разноцветный поток вдоль домов и поворотов, ярких витрин и мусорных баков, мимо идущих, бегущих, стоящих людей. Габриэль облокотился о закрытое окно и подпер подбородок ладонью. Ангел хранитель. Как наивна эта девушка, как ранима ее чистая, белая, как бел холст под картину великого художника, душа и как же он боится просто находится с ней рядом - понимать, что еще чуть-чуть, еще два, три прикосновения, и не сможет никогда отпустить. В бездну заполняющегося немым криком отчаянья понесется все: дом, работа, воскресшая и изменившаяся в лучшую сторону жена, друзья, связи. Бесшабашность прожитого дня и игра стеклянными шприцами с железными иглами. Пальцы ложатся на сгиб перебинтованного локтя - меньше всего хочется умереть от передозировки. Но все ли это, чего он боится? Нет. Куда более важной проблемой была тварь, ревнивая сука, засевшая в спинном мозге, вгрызающаяся в закорки подсознания с каждым годом все сильнее и глубже; тварь, имеющая право голоса и возможность действия. Никто и никогда не давал гарантийного срока, насколько долго и успешно они смогут уживаться друг с другом и когда придет момент разделения. Их обманули. И теперь он не знает, как сказать Эмили правду - он не может быть ангелом. И рад бы, конечно, но все пути к Раю приведут его в лучшем случае к обтоптанному бесчисленным количеством ног порогу Ада.
Правда, какая бы она ни была, не оставляет простора для больной фантазии, для накручивания-себя-на-ручку-двери. Правда - она такая, какая есть. Не изменить, не оспорить.
Правда, даже самая жестокая, в сотни раз лучше неизвестности.
Неизвестность убивает.
В теплом салоне автомобиля повисла вязкая тишина - словно страницы новой книги залили оливковым маслом и оставили медленно подсыхать у лампы. Перелистывая страницы чувствуешь, как неприятно мягко они ложатся в ладони, как скользят и нет любимого всякому искушенному читателю шуршания от белых листов. От таких страниц в комнате тихо и пахнет оливками. От таких книг одни пожары. Горечь медленно оседает под языком - легкое движение кисти: поворачивать налево, поскольку дальше дорога перекрыта и придется возвращаться обратно. Бросая взгляды в зеркало заднего вида, Габриэль раз за разом находил в нем отражение Счастья на заднем сидении и улыбался уголками обветренных губ. Прекраснее этой девушки нет никого на свете. И, думая об этом, он не заострял внимания на телесной красоте, но лишь на том прекрасном чувстве цельности и осмысленности, когда она снова появилась в его жизни. Ворвалась с холодным осенним воздухом.

- Останови у входа.
Водитель плавно поворачивает руль и, глухо уркнув, покорная человеческим рукам машина останавливается около тротуара напротив входа в здание, должно быть, одного из самых популярных журналов этого Города. Лицемерие. Как же ему нравится это слово. Четкое, выразительное. Применимо ко всем людям. К каждому. Деньги из кармана куртки, смятые, но вполне пригодные для оборота еще пару лет, переходят в карман жилетки водителя. Ложатся на его дно и замирают сухими осенними листьями. Габриэль вышел из машины первым, открыл дверь пассажирского сидения и протянул девушке руку; не слишком галантно и элегантно. Просто. Обычно. Как делают все.
Я хочу удержать тебя, но разум приказывает остановиться.
Они почти всю дорогу провели в молчании, словно после опрометчиво сказанной фразы могла нарушится та ниточка, что связывала их. Нарушится, порваться, свернуть не туда, так и не став прочной цепью с хрустальными звеньями. Только слова, произнесенные доверительным шепотом.
Я хочу поцеловать тебя, но хочу этого слишком сильно.
- Идем?

Я боюсь помещений, в которых полно народу. Я не люблю находиться посреди большой толпы, но чувствую себя вполне комфортно, выступая на сцене перед несколькими тысячами людей. По-моему, это правильный способ преодолеть свой страх. Может показаться невероятным, но я ужасно застенчив. Смешное качество для эксгибициониста, всегда находящегося в гуще толпы. Но я действительно ужасно застенчив.

Колкий взгляд отставного офицера на небритого клоуна в форме охранника. Кусками льда на дне зрачков по стеклам испуга и отторжения. Как клеймо на челе - власть - и лучше отвернуться, уткнуться крючковатым носом в два блеклых монитора, и запретить себе считать чужие шаги. Ждать, когда они уйдут. Угроза смерти придает жизни осмысленность и привлекательность. Это - главное освобождение от скуки. Быть в самой гуще всего на свете. Мало кто разделял такую точку зрения - как и в его Империи, люди здесь старались жить обособленно от других. Он никогда не убивал и не видел смерть своими глазами. То, что он знает - это не смерть. Это - грязь.
Отвратительный запах и липкая жижа.
Наше обоняние - способность улавливать частички вещества и распознавать их. Заходишь в сортир и обоняешь. В носу у тебя в этот момент частички какого вещества? Все это и так есть - рядом... или нет, не рядом, а "в нас". Он бросает насмешливый взгляд на охранника и идет за девушкой по коридору.
Пусть сверкает в солнечных лучах их золотая осень.

Кошки никогда не скребут на душе у этого человека - они просто избегают его, боятся и, по сути, правильно делают. В глубине темного коридора больным бледным пламенем светится то, что повергает в ужас всякое разумное существо. То, что остается равнодушным в тот момент, когда в человеке кипят и клокочат чувства. Ему все равно до душевных терзаний. Оно преследует только одну цель - проставлено красным, «жить», и все помеченное серым - «жрать, спать, бежать».
Мужчина чуть сильнее сжимает в своей ладони изящные пальчики спутницы. Неловкое движение - и сломаются, станут пылью тонкие, будто пергаментные страницы, косточки. Песок, на котором рассыпаны камни. Пейзаж, не меняющийся веками. Она открывает дверь и первая заходит в маленькое убежище.
Табачный дым выел воздух.
Комната - глава в крученыховском аде.
Сморгнув, Габриэль обвел все помещение равнодушным взглядом: в этот момент он был занят тем, что задумчиво ощупывал промокшую до нитки майку, пока не пришел к выводу, что будет лучшим снять ее и повесить сушится на кустарно покрашенную в белый батарею. Черт знает, сколько еще придется таскаться в ней. Омерзительно долгий день.
- Не такой уж беспорядок, - приободряющие произнес он, вешая майку на край батареи под окном и поводя плечами. Мокрые волосы налипли на лоб и шею, запестрели черным по белому татуировки и - капелька крови на сгибе локтя. Тварь лениво скалит ужасные клыки. Зрачки затягивает белесая пленка. Беда вызревает сама по себе, пока вы об этом не подозреваете, в неизвестном вам месте, а потом вдруг однажды является перед вами, и оказывается, что она очень серьезная. Счастье - совсем иное. Оно вызревает как робкий росток цветка у вас на веранде или как птенцы пары канареек. Вы видите, как они растут у вас на глазах.
- Конечно, Эмили.
Мужчина не поворачивается и не провожает ее взглядом. Никогда не жалуйся. Тот, кто чувствует тебя, все сам поймет. А не поймет - тем лучше. Ему не хочется, чтобы Эмили все поняла. Она запомнила его ангелом, но готова ли принять то, насколько гадок Рай и насколько обезображены святые лики? Взгляд медленно скользит по предметам, наполняющим команату, гримерку, в которой жила (как долго? с кем?) девушка. Косметика. Бутылки. Окурки. Пачки. Мелкий и крупный мусор. Разбитый флакон духов, источающий в посмертном выдохе слабый аромат сирени. Пластиковая упаковка - присев на корточки, Габриэль поднял ее с пола и повертел в руках. Наркотики. Вот так. Неожиданно. Белый лист не так уж чист.
- Знаешь, мы обманывали друг друга... - шепчет, выщелкивая из блистера две белые капсулы на ладонь, и улыбаясь. Можно не запивать, через минуту сухость во рту не будет беспокоить. Бросив пустую упаковку на невысокий диван, он сел рядом, откинувшись на спинку и закинув ногу на ногу. Старайся никогда никому не говорить о своей грусти, о своей боли. К тебя потянутся.
Мягким кулаком ударило в висок. Слишком мало. Слишком слабо.

В посиневших на кончиках пальцах покачивается пустой шприц. Бинт с руки аккуратно снят и разложен на коленях траурной лентой. На черных татуировках красные пятна. Он сидит и прислушивается к шуму воды, запрокинув голову и закрыв глаза. Веки горят.
Он не хочет, чтобы Эмили была в этом мире.
Неужели уже поздно что-то менять?
Дождь заливает в окно.

Весь день был дурной. С самого утра не задался. Попал песок в отлаженный механизм. Засбоило. От предвкушения чего-то желаемого, чистого и прекрасного становилось плохо, тошнота подкатывала к горлу, а окружающий мир начинал казаться чужим, безобразным, мертвым. Это продолжалось несколько секунд, чтобы уступить место гнетущей пустоте.
Слабость.
Пальцы сжимаются на тельце шприца. Две половинки - с иглой и без нее - падают на пол, закатываются под диван и замирают там среди своих целостных собратьев. Будь у вещей чувства, им было бы больно, одиноко и постыло. Их забывают через минуту. Словно ничего и не было. Их используют, как хлипкие мостики между островками реальности и нереального, между полным безумием и здравым рассудком, и оставляют тихо тлеть после. За спинами. А сами идут, спешат дальше, не зная, не задумываясь даже о том, что дальше без сгоревшего мостика уже не пройти. Но когда случится новый переход - так переходит ночь в утро, зима в весну, жизнь в смерть и холод в тепло - моста не будет. Только маленькой клочок земли и недосягаемый смысл. К нему не перебраться.
Время.
По каждой клеточке тела пробегает дрожь. Сжатый в кулаке бинт флагом поражения реет на фоне сгущающейся темноты. Возьми хоть сорок фонарей, ее не разогнать. Этот омерзительный день почти закончился и почти не оставил шансов на то, чтобы что-то исправить. Иногда бывает действительно поздно что-то менять. Габриэль - взрослый мужчина, отдающий себе отчет в том, что делает и умеющий нести ответственность за содеянное. Он знает, чем могут грозить человеку такие жестокие развлечения, но не настолько глуп, чтобы примерять это на себя. Он пробовал, как это тяжело - идеализировать кого-то и обжигаться после, хуже чем о раскаленные угли. Он до сих пор чувствует, как пульсируют ожоги. Это не шрамы, они не затянутся и никуда не исчезнут. Они будут всегда. Можно просто перестать совершать такие ошибки. Габриэль - покалывание на кончиках пальцах постепенно течет вверх и заставляет сократится мышцы, бинт падает на пол - не хочет носить лживую маску перед Эмили. Пусть видит его таким. Пусть обжигается. Но только раз.
Пусть.
Времени было достаточно. Спутанные мысли, какие-то недоеденные, как конфеты на столике, неосознанные... всплывали больше образами, не обретая четких очертаний.
- Я вернулась.
Неизменна поза. Неизменен жизненный ритм.
Злые иголки холода пронизывают тело. Ты сидишь на полу своей комнаты, смотришь на голые бетонные стены, на разбитое окно. Недолгое время это будет самым восторженным воспоминанием. Горячка иссушенных, как пожухлая трава, губ. Запах одеколона и слабый, едва уловимый запах тела. Молчание. Она просто молча садится рядом. Наверное, ей больно. Наверняка, неприятно. Как минимум, обидно.
Тонкая, хрупкая, нежная, изящная...Она смотрела своими бездонными глазами и он тонул в их омуте. Ей ничего не было нужно, но она почему-то приходила. Во снах. В воспоминаниях. На кафельном полу с полосками гноя под ногтями. С ней было непривычно, не так, как со всеми. Это был рай. Сладкий, горький, едкий рай. Она была приходом. Героиновой иллюзией. Под закрытыми глазами пролегли глубокие тени.
- Прости. Я не хочу лгать тебе, Эмили.
Странное ощущение, полузабытое, практически стертое ластиком. Нельзя, чтобы оно снова вторглось в неумолимость падения стрелок, ровного, трезвого. Или он перестанет быть собой, нырнет в абсурд, если прекратит держать линию, острую леску, натянутую между двумя парами зрачков. Расширенными и суженными. Тлеющими и обмороженными. Тепло ее тела. Ее запах. Влажные волосы. Мужчина тихо выдохнул и, полуобернувшись, обнял куклу со спины. Осторожно, но крепко, прижал к себе.
- Я не хочу, чтобы ты лгала мне. Ты - мое счастье. Ты - единственна, кто достоин жить.
Хочешь светлое будущее? Дам тебе совет: встретишь парня в татуировках скажи ему куда пойти, а не свой номер телефона.
- Прости. Я не ангел. Но ты нужна мне, чтобы просто дышать и я никому тебя не отдам. Эмили...
Тихо выдохнул. Замолчал.
Рано или поздно, что-то происходит на земле.
По крайней мере, заканчивается дождь.