Кокон, обволакивающий тонкую фигуру девушки, никуда не исчез, но стал более гибкий и почти неощутимый. Это не означало, что Кукла доверяет, всего лишь показывает, что ответы незнакомца ее устраивают. Подпускать к себе агрессивно настроенных вампиров опасно для здоровья, даже для нее - не пищи.
- Сейчас только и разговоров об Изнанке... - Эмми вздохнула. На миг в глубине глаз отразилась искра воспоминаний - тонкий колотый лед в темной холодной воде. - Я не человек, как ты уже понял. Я живое, но в тоже время - неживое. - Девушка подняла ладонь на уровень плеч, повертела ее, словно рассматривая выступающие сквозь тонкую кожу венки. Внутри пульсировала, билась жизнь. - Я, как и живое, как человек - состою из крови и плоти, но из меня нельзя выпить жизнь, потому что я существую не из-за души вселенной в зародыш, а из-за силы моего создателя, вселившего в созданное тело часть себя.
Кукла перестала рассматривать свою руку, и перевела взгляд на вампира. Ее застывшее выражение лица в полумраке выглядело с одной стороны чарующе плавностью и красотой линий, с другой – устрашало этой неживой фарфоровой красотой. – Таких, как я, называют марионетками. Нас очень мало в мире, ведь создать нас можно только на земле и только сильным демоном, которых здесь пока не так много. – Казалось, Кукла даже не дышала, только хлопала ресничками и периодически улыбалась.
- Прошел уже год после катастрофы, как ее принято называть. Наш мир наполняется демонами, может, скоро таких куколок, как я, станет больше. И ведь если создатель захочет, нас совершенно не отличить от людей… - Эмили вздохнула. – Не хочу, чтобы так было. Все равно, в нас нет души, потому и ничего Создать для этого мира мы не сможем. Если что-то интересно, можешь спрашивать, если буду знать ответ – расскажу. – Кукла сцепила пальцы в замок и положила руки себе на колено, в надежде послушать рассказ о вампирах. Мифы, сплетни, правда?
К подросткам подошли несколько полицейских и попросили предъявить документы. Подростки бросились в рассыпную, оставляя алкоголь и спасая себя от звонка родителям. Полиция даже не попыталась их догнать, а подошла к парочке, что сидела рядом.
- Можно посмотреть Ваши документы?
Эмми достала из сумочки паспорт и протянула одному из полицейских. Мужчина посмотрел, полистал, но вернул обратно. – Благодарю мисс Блант. А Ваши, гражданин? – непонятно зачем полиция проверяла паспорта, но Эмми слышала, что после катастрофы УИЭЭ, да и полиция, начали отлов беженцев из Изнанки для опытов. Наверное, это была очень глупая затея, вряд ли люди смогут противостоять демонам без надлежащей подготовки.

28 февраля 2013 года. День Города.
Утро. На улице стоит слабая плюсовая температура.
Яркие лучи солнца пробиваются сквозь мутное облачное небо.

Личные покои Майджестраля --->

Славный день! Ни войн, ни катастроф, ни стихийных бедствий. Вот только под ногами хлюпает: то ли талый снег, то ли грязь, то ли еще какая неведома фигня, напрочь убивающая блеск недавно начищенных туфель.
- А куда мы идем? Мне казалось, аптека там. Или ты решил прогуляться? В такую-то погоду...
Тай с грацией бегемота потопталась в луже, как бы намекая рядом идущему Крису, что ходить по данной местности не айс. Хотя нет, будет очень даже айс ближе к вечеру, когда вода из этой самой лужи замерзнет в обуви. Впрочем, это будет просто неприятно, не более: в истории не было ни одного вампира умершего от простуды.
- Может по мороженому? – ни с того, ни с сего ляпнула Тай и без особой надежды на положительный ответ поглядела на супруга. О, Высшие Силы, уже супруга! Всего год назад они вновь воссоединились в этом самом парке, и за это будто бы короткое время было принято столько важных решений, сколько не созрело за предыдущие две тысячи лет жизни. Хотя наверняка так просто казалось.
Тай шла, поглядывая по сторонам, рассматривая местность. Хех, при желании можно даже дерево найти, с которого девушка год назад благополучно низверглась прямо Крису на голову. Ла Драйк тихо хрюкнула в воротник пальто, припомнив некоторые обстоятельства их встречи после долгой разлуки.
"Но несмотря на всю нелепость того момента, каким он был счастливым."

Отредактировано Тария (2012-03-18 13:39:43)

Видимо, мироздание было на их стороне. И судьба не решила вмешиваться с какими-то подлостями. Никто не упал. Полицейские быстро отстали. Вряд ли они действительно хотели  поймать какого-то парня без документов. Скорее просто создавали видимость бурной деятельности и только для приличия прокричали что-то вслед, да и забыли. А они бежали. Вампир сжимал руку девушки, стараясь не отпустить ее, но и не сжимать слишком сильно.
Словно с места в карьер, из тихого парка в водоворот людского праздника. Только каким-то чудом не поскальзываясь на подмерзших лужах, которых, впрочем, на городских улицах было немного: сотни человеческих ног, быстрых шагов, растопили лед, превратили в воду, втоптали в асфальт.  И только все тоже чудо позволило прорваться через толпу, не потеряв друг друга, не сбив никого с ног. Люди словно расступались, пропуская бегущую парочку вперед. А может, пугались и отпрыгивали. Тристе не особо заморачивался по этому поводу. Ему просто нравился сам процесс, нравилось бежать вперед, представляя, что за ним еще кто-то гонится.
Так было интереснее.
Через веселье толпы снова в более тихий проулок. Не так безлюдно, как в парке, но намного спокойнее, чем на центральных улицах, где никак не стихало веселье. Где постоянно раздавались взрывы смеха, бесчисленные разговоры сплетались  в единый гам так, что,  даже прислушиваясь, сложно было разобрать, о чем беседуют люди рядом с тобой.
Тристе подумал, что надо бы отпустить уже руку девушки и прекратить тащить ее за собой. Но в какой-то момент понял, что он не тянет девушку за собой, а бегут они примерно наравне. Но как бы ни нравилось вампиру бежать, пришлось остановиться. Причем так резко, что он чуть было не влетел в стену, но сделал вид, что все так и должно быть и улыбнулся, оборачиваясь к девушке.
- Ну вот, - Тристе постарался изобразить на лице расстроенное выражение, хоть как-то выразить участие, что ли, хотя ему было глубоко фиолетово на испорченную обувь. Даже чувства стыда, что вот, он такой плохой, потянул ее за собой, а к ней ведь претензий не было. И теперь каблукам явно конец. На его лице скорее было выражение типа «классно побегали» и небольшое удивление от силы девушки, все-таки каблук второй она сломала с легкость, и от ее равнодушия. Сколько особей противоположного пола знал вампир, любая бы устроила истерику из-за сломанного ногтя, я из-за каблука просто вышла в окно, наверно.
«Наверно, обувь ее», - хмыкнул про себя, вспоминая, как еще недавно мисс Блант переживала из-за платья.
- Перекушу? – он удивленно заглянул в глаза девушке. Может, она просто не знала, что вампиры не употребляют обычную пищу? Хотя, если нужно слиться с толпой, исключительно ради маскировки и могут с наигранным удовольствием запихивать в себя что-то, совершенно не чувствуя вкуса. Она же говорила, что ничего не знает о вампирах. Но интонация, с которой девушка это сказала… Тристе невольно улыбнулся и задумался, что именно она имела в виду. Но, уточнить можно и позже.
Он первым спустился в темный коридор, который вел в кафе. Владельцы словно экономили на освещении, а  может это был такой стиль. Во всяком случае, в качестве светильников выступали только маленькие лапочки, гирляндами развешанные на стенах и приделанные по краям ступенек.
«Чтобы не убиться что ли?», - Тристе был в каком-то приподнятом, даже веселом настроении. Даже сорвавшийся ужин нисколько не омрачил этот вечер. Наоборот, чем дальше, тем интереснее и интереснее развивались события.
Словно на автомате, а может, боясь, что девушка тихо свалит, Тристе снова взял ее за запястье, увлекая за собой к столику, который стоял в углу, немного в отдалении от других. В любом случае, как ни странно, народу в кафе было не очень много. Хотя во время массовых празднеств, обычно, попробовать найти место в каком-нибудь заведении общепита смерти подобно. Вампир проявил всю галантность, на которую был способен, даже отодвинул девушке стул, помогая сесть, и только потом устроился сам. Может, решил хоть на мгновение соответствовать пафосному образу прекрасного вампира, который так любят прославлять в своих произведениях. Почему-то, какую книгу не взять на данную тему, так кровососы сплошь прекрасные юноши, которые до зубного скрежета вежливые и до отвращения прекрасные. Такие, что прям все девушки падают в обмороки от восхищения, сразу подставляя шейку для укуса. На самом деле все было не так. И этикету никто специально не учил, да и если ты урод, обращение в вампира не содержит красоты в виде бонуса.
Едва Тристе успел пробежаться взглядом по залу, мельком рассматривая посетителей, персонал и достаточно простой, но уютный интерьер, как к ним уже подошла официантка, с дежурной улыбкой оставляя на столике раскрытое меню.
- Что ты будешь? – вампир улыбнулся девушке, тут же утыкаясь в меню, с деланным любопытством рассматривая названия блюд. Думая про себя, стоит ли претворяться и заказывать себе что-то? Потом ведь и есть придется, а это не вызывает особого удовольствия. Вообще никакого удовольствия не вызывает. К тому же, девушка уже знает, что он вампир. Не станет же для нее шоком то, что обычную еду кровососы не употребляют. Да и…может сама уже догадывается? Решив действовать напролом, Тристе резко захлопнул меню и, уперевшись в стол локтями, подался вперед, наклоняясь ближе к мисс Блант.
- Надеюсь, мне не нужно заказывать себе что-то и делать вид, что я ем с удовольствием? – он посмеялся, заглядывая в глаза девушке. – Мы обычную еду не особо любим. Точнее, просто не чувствуем вкуса, - Тристе пожал плечами, словно сожалел об этой особенности своего нового организма, каким он стал после обращения. В какой-то степени, парень скучал по всякому вредному, но вкусному фастфуду, по сладостям и прочим съестным изыскам. Но, инстинкты берут свое, теперь для него нет ничего слаще крови, а любовь к обычной еде неуловимо уходит в прошлое. Вместе с воспоминаниями о былой жизни.
- А ты…такие как ты, - он никак не мог назвать сидящую напротив девушку марионеткой и не знал, как бы помягче выразиться. – В общем, ты ешь? В смысле, обычную еду, - Тристе замялся, понимая, что выглядит как школьник, которого вызвали к доске, а он не знает ответ и только невнятно мямлит что-то, не в силах сформулировать нормально свои мысли.

Отредактировано Triste (2012-03-24 01:58:24)

28 февраля 2013 года. День Города.
Утро. На улице стоит слабая плюсовая температура.
Яркие лучи солнца пробиваются сквозь мутное облачное небо.

Покои Майджестраля --->

"Никогда не понимал подобных праздников..."
Толпы существ бесцельно бродят по улицам, впустую тратят с таким трудом заработанные деньги на всякую чепуху, радуются невесть чему - то ли тому, что их не прихлопнуло год назад камнем во время катаклизма, то ли просто от врожденного дебилизма. Как можно ходить с такими придурочными улыбками в такую отвратительную погоду... Сверху сыро моросит невнятный дождь, бросая порывами ветра в лицо водяную пыль, под ногами смачно чавкает жирная грязь, живописно расписывая черные лакированые ботинки под уродливую хохлому, в носу хлюпает.
Кажется, он оказался первым и, похоже, единственным вампиром в истории Детей Ночи, который умудрился подхватить банальный насморк. Но откосить от тариного восторженного "Ну пошлииии!" не смог. Не только он умел делать щенячьи глазки.
- Туда и идем. Как это - там? А я был уверен... Впрочем, ладно, - признаваться, что уже минут десять как вообще не следит за дорогой, все больше погружаясь в плохое настроение, Крис не хотел. Зачем портить настрой еще и девушке?
Он сумрачно покосился на группку молодых людей, только прошедших мимо, возбужденно что-то обсуждавших. Один из них, тощий и очкастый, махал руками, доказывая что-то остальным чуть не заехал Майджестралю по голове.
Вампир, последний час - с тех пор, когда они вышли из Резиденции - итак пребывал не в лучшем расположении духа, а после этого неприятного инцедента желание подраться вообще хлестнуло через край.
- Так...!
Договорить не успел, Тария мягко положила руку на плечо, и кровавое желание все вокруг крушить и давить черепа нехотя отступило. Не исчезло, но временно дезертировало куда-то вглубь, грозя вырваться на свободу при очередном "удачном" происшествии. А очкарик ушелпал куда-то, все также размахивая руками и не ведая, какой судьбы избежал от раздраженного мерзкой погодой и хлюпающим носом Высшего.
- Мороженое? Давай. Клин клином вышибают. В конце концов, геройски спасешь меня, как год назад. Тсаахи, мне тебе пинка дать, чтобы ты бодрее шел?! Хватит вертеться под ногами!
Бетайлас тоже пасся рядом, распугивая прохожих добродушной улыбкой.
- Босс, будете в аптеке, купите валерьянки. И напейтесь по самые уши, потому что у вас, кажется, сдают нервы.А нервный вампир опасен для общества...
- С каких это пор ты у нас печешься о здоровье человеческого мяса? - прошипел некромант, нависая всем телом над своим творением, выворачивая тому ухо.

Улыбаться глазами - самое сложное, чему стоит учиться существу без души. Ведь не эмоции, как выражение своего настроения, а внутренний свет, как невидимое, но ощутимое тепло - это и есть душа. Только тем, у кого ее не было, а потом она появилась, можно понять это чувство внутренней полноты и завершенности. Только с душой можно дойти до границ совершенства. Теряешь душу - теряешь часть себя, но можно даже не ощутить этого, а приобретая - не заметить не выйдет. И когда ощущаешь мир заново, учишься даже чувствовать еще раз - понимаешь, что только из внутреннего растет мир, который окружает. И потерять его не хочется. Больше не хочется.
Официантка ушла, оставив вкусности на столе, и кукла тут же принялась разрезать блинчики. Она любила - сначала все приготовить, а потом только кушать. Откуда пошла эта привычка уже и не вспомнить, но это было очень важно для Эмми. И казалось, в этот момент она обдумывала понятие "идеальный человек", но это было не так. Кукла знала, что такое идеал, что такое человек, а совместив эти слова можно получить множество различных вариантов, но ответ должен исходить из одного предположения.
- Идеальный человек в плане физического - лишенный даже одного тысячного процента быть подверженным каким-нибудь генетическим заболеваниям. Идеальный человек в эмоциональном плане - лишенный чувства страха, но это не касается чувства самосохранения. Я говорю о том, что люди слишком много уделяют внимания боязни неудачи, тем самым подвергая свою мечту большему риску не сбыться. Я не могу сказать, что во мне нет страхов, они есть, но их так мало, что это не мешает мне достигать того, чего я хочу. - Эмили посмотрела на вампира с толикой задумчивости, словно вспоминая о чем-то, но уже через миг тень эмоции исчезла, заменив выражение взгляда на доброжелательно-вежливое. Девушка принялась кушать блинчики, слушая рассказ вампира.
- Не устраиваете балы? - сказано это было с легким налетом разочарования. Почему-то вампиры всегда представлялись, как в фильмах - благородные и духовно развитые существа, постоянно устраивающие для себя праздник жизни, а их балы – это грандиознейшее из события. В жизни же все оказалось более прозаично и обыденно. Даже немного жаль - встречаешься с легендой, а она действительно оказывается лишь легендой, не имеющее ничего общего с жизнью. К сожалению. - Как вы живете - семьями или в одиночестве? Как относитесь к другим существам? Откуда деньги на то же жилье, ведь ночью, я даже не представляю, где можно работать ночью... или с деньгами проблем нет? - она, словно ребенок, расспрашивала, даже не задумываясь о том, что может подумать о таких расспросах вампир. - И... - девушка закусила губу, будто не решаясь задать вопрос -...когда вампир влюбляется, это чувство к одному на всю жизнь? - в какой-то романтической книге, которую довелось прочитать, история была построена именно на этом - одна любовь на вечно.сть.

Чувство, когда любишь солнце, но оно убивает тебя. Когда в жилах кипит страсть и желания переполняют душу, но невозможно даже посмотреть на объект фантазий. Когда хочешь двигаться вперед, точно зная, что там только хорошее, но прошлое связывает тебя по рукам и ногам.
И не помогут медитации, правильное дыхание и самоубеждение. Будет только сложнее. Только больней.
Кукле очень хорошо было известно, то состояние, когда не умеешь чувствовать. Смотришь на живых и пытаешься понять, чем именно они чувствуют, каким способом могут отдавать свое тепло. Но, понять разумом природу чувств, не значит, научится этому. И сейчас ей было искренне жаль вампиров лишенных такой важной части жизни. Ведь, если ты не чувствуешь, то зачем вообще нужно это существование?
Люди лечат себя любовью и болью - хоть чем-нибудь, лишь бы не пустотой... только пустота означает конец любому пути.
- Если не знаешь - то и не думай об этом. Слишком сложно жить, понимая, что не способен на чувства. Слишком тогда все серо и уныло. Первые месяцы я вообще не понимала, что такое чувства и была без каких либо проявлений эмоций. Это не жизнь, а существование. Только теперь я понимаю это. - Эмми мельком взглянула на часы. Может, именно сейчас кто-то ждет ее дома. Может, за ней следят, в надежде убедиться, что все хорошо. А может, она никому не нужна...
Задумавшись, кукла встрепенулась, услышав вопрос. - Да, очень. - очередная улыбка-мотылек вспорхнул с губ девушки.
- От создания мне приблизительно четыре с половиной года. Да, меня создали уже взрослой, может, я и росла, как все люди, но намного быстрее, да и не помню этого времени. За четыре года физически я не изменилась ни на каплю. Я не знаю, что будет дальше, ведь пару лет назад получила душу... - Эмили пожала плечами. - Боюсь, что если я не буду меняться, то придется со временем уйти с работы, да и вообще - переехать. - Кукла вздохнула. Она не представляла лучшего места для нее, чем Город Легенд.
- Знаешь, а ведь за первые три года я не покидала Токио, теперь это уже другой город, другой Конец Света, а мне все так же страшно покинуть его границы. Будто покинув это место, я забуду кто я. Глупый страх, наверное...
Девушка отложила вилку и, задумчиво смотря на вампира, шепотом спросила: - Ты любишь приключения? Мне всегда хотелось провести хотя бы одну ночь так, как захочется, не думая о последствиях. Например, угнать машину, колесить по улицам города на бешеной скорости, разбить витрину магазина, взять понравившуюся вещь и пробраться в какое-нибудь красивое, но закрытое на ночь общественное место… мне иногда так хочется, чтобы не было никаких преград. Никаких правил.

Отредактировано Emily (2012-04-30 13:31:36)

Вампир был полностью прав - если бы не случилось прошлогодней катастрофы, маленькая Куколка еще очень долго бы собиралась. За свои два года работы, она уже много-много раз отказывалась от выгодных предложений, которые вынудили бы ее переехать. Сначала ей было страшно, потом Эмми уговаривала себя тем фактом, что Габриэль без нее не сможет долго жить. Так наивно и по-детски убеждать себя в том, что она смогла стать центром его вселенной... но ей хотелось в это верить. Хот бы потому, что у них была одна душа на двоих.
Кукла улыбнется и лишь кивнет в ответ. Ей нравилось слушать вампира, он ее завораживал. В его движениях и тембре голоса чувствовалась некая пластичность, как у давнего объекта почитания - Вилетты. Только притяжения были немного различны.
- Не скучный, это все время. Оно заглушает любые чувства. - она иногда говорила чужими словами, толком и сама не веря в произнесенное. Она была слишком молода, чтобы вновь разучится чувствовать.
Собеседник полностью поддерживал Эмили в ее желаниях, утверждая, что жизнь слишком коротка, чтобы отказывать себе в чем-то... но марионетку всегда что-то останавливало. Наверное, главной причиной было то, что она боялась разочаровать своего любимого. И пусть она знала его достаточно хорошо, и пусть он бы никогда не отругал ее за шалости, девушка просто не хотела заставлять его лишний раз переживать.
Время их встречи подходило к концу. Вампир попрощался, Кукла улыбнулась в ответ и тоже ответила вежливым и искренним: - очень приятная встреча. Буду ждать следующей.
Вампри ушел в ночь, Эмми еще какое-то время посидела в кафе, осмысливая произошедшее и, вызвав такси, уехала. Дома ее уже давно ждали, она чувствовала это.
У столика помимо денег остались туфли с поломанными каблуками. Одна из официанток, узнавшая в девушке модель, оставила эти туфли в кафе. После их выставили на импровизированную "доску утерянных вещей знаменитостей". У них были зажигалки, шарфы, шляпы, а вот туфли - впервые.

Центральный парк

Отредактировано Emily (2012-05-13 10:16:03)

Флэшбек --->

Май, 2013 год.
• вечер: ветер затих. Воздух начал остывать. На небо появились редкие облака, солнце медленно, будто нехотя садится за горизонт. Свежо и довольно тепло.
Температура воздуха: + 20

День задался на удивление приятный. Не только для общественности, но и для отрепья, что существовало лишь немым криком на подземных просторах. Словно диковинный маленький народец, который выбирается лишь ради того, чтобы навредить агрессору да подпитаться, существуют подобные создания. Это не аккуратные и точёные тени, это - небрежные мешковатые размытые капли, которые втаптывают в землю люди, которым посчастливилось жить на другом этаже. Но и в подвале бывает чудно. Фонтан жизни, порой, струится там, где ему внезапно вздумается, даже в катакомбах, в которых обычно такого движения и не ожидаешь. Альгоне не мог и предположить, что послужило причиной подобной активности местных, но только это явление и вынудило его выбраться прочь, на улицы. Рдяное солнце, сопровождаемое порывным ветром и голодными позывами окружающих - что ж, пейзаж достойный. Кери вовсе не был одинок в своём желании покинуть источник матового шума, скрыться в не менее неугомонной толпе, единой в собственном порыве. Возможно, это всё - игрища праздной весны, на которую падший никак не реагировал, возможно - просто стечение обстоятельств, притворная игра, но от размышлений в меру параноидального нечеловека завесу сиплого дыхания бунтующих душ легче разорвать не станет.
Глухое одиночество в этот раз не преследовало ровным счётом никого - под исчезающими лучами жизнь неслась бурным потоком, слуги торопились соорудить в бесприютной пустыне спасительные уголки, а остальные - что ж, у них тоже было своё течение. Раз обстоятельства вынудили гнилую кровь забурлить в иссохших венах - видимо, пора бежать. По своим закромам, к своим поставщикам, к своим голосам, за своими желаниями. В этой каше Кери поймал ощущение мимолётной свободы от гнёта, что раз за разом гранитными иглами врезался в его сознание, не испытывая потребности совершить нечто из ряда вон выходящее. Кораблю в море многого не надо - лишь бы мягкий бриз наполнил паруса, а там дело за бравым первопроходцем не постоит.
Да, такая простая причина лежала в основании на удивление хорошего настроения Альгоне, и только первые минуты - что не было необычным - вызывали у падшего воспоминания о тех осколках, что ждали впереди. Дураку проще - он ничего не знает и идёт. Кери был пьян сошедшей на него удачей, и оттого его мысли и действия отличались от привычных, пусть и немногим. Дело было не столько в самих проявлениях, нежели в посылах - кто знает, что этот безумец слышал во сне? Он впервые за долгое время слышал ранее знакомые мотивы, которые так грели дух, когда Альгоне был хранителем. Он слышал голоса до боли знакомые, мощные, ладные, вязавшиеся с оставшимися представлениями обо всём, за что ныне хватался этот мир. Однажды побывав снаружи прекрасного костюма, там, где торчали нитки и острия булавок, а затем узрев результат этих деяний, Кери не жалел ни о чём. Лёгкий день выдался, без лишних дум, но с ворохом новых эпитетов. С хрустально-холодным светом где-то вдали.
Усталость на день улетучилась. Странное ощущение. Знакомое тем, кто живёт здесь всю жизнь, не пробуя перейти тонкой грани, прорвать завесу, посмотреть на прекрасное изделие изнутри - а изнутри-то оно, как раз, не столь прекрасно. Но нужно было отдать должное - стоило пару раз уколоться, чтобы закончить такой странный подарок. Кому? Да только Всевышним известно, да слугам их, если им нравится так называться. Две совершенно разные империи, которые то и дело сходятся в бесконечном сражении, в полёте, что отсюда не увидеть. Необычные сны порой оставляют отпечатки на самых невзрачных созданиях, воодушевляя их, заставляя проживать, возможно, одни из самых ярких моментов в их коротких жизнях. Порой и реальность становится этими чудными грёзами, и найти тонкую границу даже тяжелее, чем эту несуществующую полосу между чёрным и белым. Жизнь и мечты сплетены достаточно тесно, чтобы отыскать нить, по которой пробиваться на наружную сторону.
Помимо солнца, выбравшихся наружу иноземцев встретили и иные проявления, дружелюбные, тёплые, оттого неожиданные. Сочтите это глупым, смешным, но подземные крысы давно не видели тех же мыльных пузырей. Тэй и Рейна, две маленькие девчонки, знали бы они, что порой делают такими маленькими забавами. Впрочем, дальше у Кери глобализировать необычность дня не выходило. Порой улица готова стать очаровательным роботом Паро для больных и потрёпанных.
Честно говоря, падший был удивлён, что выбрался именно в парк. Альгоне имел привычку связывать всё окружающее с определёнными людьми, и оттого оказаться здесь для него стало очередным мелким символом, что хоть иногда ложку манны даже прокажённый может получить. Удивительное это дело, самовнушение. Падший даже и не приметил, как давил в себе никуда не исчезнувшее желание ринуться следом за девицей с фиалковым платком.
Закончив лить вполне себе радостные мысли на дно ржавого казана, Альгоне поспешил отойти подальше от люка, так, чтобы привлекать хотя бы немного меньше внимания. Ни дать, ни взять, но даже прорезавшаяся радость не была способна коренным образом изменить устоявшиеся склады. Кери довольно громко вздохнул, затем набрав полные лёгкие воздуха - привыкнув к влажному и терпкому, да что приукрашивать - зловонному аромату катакомб, вдыхать благовония поверхности было, как минимум, приятно. Небольшое разнообразие порой способно радовать больше бесконечной стабильности. Альгоне выбирался наружу сравнительно часто со временем десятилетнего затворничества, но каждый выход в народ давался ему нелегко.
Повсеместно разбросанные перед входом в парк автоматы радовали глаз одним лишь своим существованием - хоть какая-то часть города осталась в стороне от катаклизма. Кери неспешно искал монеты в многочисленных карманах, покуда сам смотрел куда-то вверх, как обычно. Чудак-чудаком, забавный да безобидный. Они кругом и с ними просто. Ощупав каждую монету, будто ребёнок - игрушку, падший распрощался со звенящими круглешками, через несколько секунд имея на руках одну из самых дешёвых банок в автомате. Альгоне не заботило, что пить, просто хотелось промочить глотку на поверхности, а не в привычных четырёх стенах. Падший молча бродил по парку, оглядываясь на людей, на животных, да даже на пузыри, на что угодно, что могло бы цеплять внимание - он искал себе пищи для анализа. Таким грешить - и не грешить вовсе. Благодаря пёстрым компаниям на Кери взгляды падали редко, что, несомненно, радовало падшего.
Когда буквально за миг шум улетучился, Альгоне обнаружил себя в полном одиночестве среди, казалось, бесконечных деревьев. Кери помнил, что произошло здесь, помнил каждую деталь, и да, он корил себя во всём произошедшем год назад. Это подкоротило и без того редкое хорошее настроение, и падший просто отыскал ближайшую лавку, чтобы не стоять посреди дороги наедине со своими мыслями. Через пару минут люди снова стали появляться в поле зрения, но их фигуры вновь стали размытыми, мутными. Быть может, ухватись Альгоне за что, и его рассеянность улетучилась бы, а он вообще на радостях принялся бы пожимать руки или ещё чего хуже. Да, выдался денёк, когда Кери в голову стукнуло его прошлое, как порой старикам приходит в голову доставать из чуланов игрушки, изуродованные войной. Морщинистые лица рассекают улыбки, а сухие пальцы врезаются в старую вату. Альгоне, конечно, ещё не разваливался, но порой такие картины просто лезли на ум.
У всех своё время, своя участь, и падшему сегодня искренне верилось, что ему ещё не один десяток удастся удержаться здесь. Пусть и не так, как хотелось бы. Да, он ещё натворит дел, о которых пожалеет, но сейчас Альгоне просто смотрел на безоблачное небо и улыбался ему.

Отредактировано Кери (2012-05-15 10:21:44)

В темнейшем угле люди видели, мечтали и тонули, смех разносился эхом по беспросветной глубине. Неотвязный мотив веял холодом, как и крики чаек с берегов морей, что уже осушили люди. Отчаяние выметает всё прочь, не щадя никого. Руины, будто чёрные пальцы, тычущие в небо. В этой разрухе затерялось привычное, зовущее, родное. Холодное.
Рассеянный свет, незнакомый, замутнённый парами пыльцы; смех, больше похожий на визг. Полёты незримых существ, которые то и дело тычут в спину. Пустота, пульсирующая, будто чужое, чуждое сердце. Так жарко, словно закопали в раскалённые пески.
Воплотившийся страх, глухой стук шагов по каменной лестнице, высокие чёрные свечи и мрамор, безжизненный мрамор, который давит на рёбра, заставляя глотать воздух так жадно, будто несколько минут пробыл в пучине. Оглушающий грохот и тьма, что простирает свои отвратительные, беспросветные объятья.
Это легко увидеть. Легко задохнуться и даже не попробовать. Кери же постоянно видел путеводную нить, тянулся к ней, и порой даже мог за неё ухватиться. Оазис. Редкие капли воды. Глубокий вдох в тени и платок в руке, насквозь пропитавшийся потом. Остановка. Чёрт подери. Остановка.
Вкрадчивые шорохи, Аннибалова хватка дум. Нужно уметь органично существовать и в тишине, чтобы суметь хоть когда-нибудь обрести покой. У Альгоне было предостаточно минут, часов и даже лет, чтобы научиться таким вещам, которые не нужны этим торопящимся фигуркам. Нужно однажды лишиться ощущения времени, дабы прочувствовать некоторые тонкости, до коих порой просто не любят докасаться. Или же и игнорируют, предпочитая ставить собственные мысли и суждения выше всего, что ныне становилось даже слишком массовым явлением. Что же, у всех свой выбор, и порицать его права даже у хранителя нет. Кери подпитывал себя подобными мыслями по несколько раз на дню, ведь больше ни о чём, кроме прошлого, он думать не мог. Падший не мог прикидывать планы на будущее, не мог довольствоваться настоящим, потому как в нём ничего стоящего не происходило. Или Альгоне просто привык так полагать, кто знает.
Сейчас перед глазами Альгоне витали картины, которые он не мог описать. Будь он чуть умнее и образованнее, возможно, он бы сравнил происходящее с лучшей постановкой "Иова" в мире. Сумасшедшая Мирьям, несчастная Дебора, Мендель, с которым Кери мог бы сравнить и себя. В первом акте. Второй он ещё мог увидеть, если бы хоть капля милосердия улыбнулась старому неудачнику. Гостей было много, почти столько же потерь, и порой до безумия хотелось вернуть хотя бы одно знакомое лицо.
Со стороны наверняка казалось, что Кери застыл намертво. Он действительно почти не шевелился, даже дыхание не колебало воздух без особой нужды. Вот он, этот апогей спокойствия, к которому Альгоне всегда стремился, лёгкий трезвон, смех, шаги. Знакомые, пусть падшему так и часто казалось. Падший и не заметил за всей этой пеленой рисуемых образов, как уголки его губ самовольно приподнялись и вновь опустились. Если бы время могло останавливаться, Кери бы предпочёл прекратить тик своих часов именно сейчас, когда известен и вкус счастья, и вкус горя. Необходимая двусторонняя монета, которая дожна была бы встать на ребро и стоять, сияя золотой статуей в мире таких же бесмысленных вещиц.
Альгоне слышал каждый шаг, который пинадлежал нечеловеку. Он подозревал, но не загадывал наперёд. Рассеять столь прекрасные виражи, что рисовало сознание на лучезарно-чистом небе резко, небрежно, пройдясь лезвием по шёлку, Кери не хотел, пытаясь выпутаться из сладкой грёзы медленно, постепенно, не теряя столь бережно созданный микромир, в котором ему, забитому воробью, было место. Маленькое, ничтожное. Но в этом мирке у пташки было, куда возвращаться, у него была родина как и тела, так и души, существовали собеседники, невидимые и глухие, но существовали. Ветхость на какое-то время сменилась для Кери легкомысленной радостью, а он даже не возражал. Что ж, если ему не суждено встретить второго Влада - всё вполне себе хорошо, даже замечательно. Будучи слишком поддатливым материалом для лепки в подобном состоянии, Альгоне мог лишь надеяться, что никому, как это чаще всего и бывает, не потребуется что-либо в нём переворачивать. Необычные настроения странному дню.
Кери, скорее всего, обрадовался, услышав голос Оззи. За последнее время он вновь привык к странным позывам хриплых голосов, отражавшимся от пустынных стен, и звонкие звуки пусть и резали слух, но не вызывали отвращения, совсем наоборот. Увы, в ближайшую минуту, как минимум, недзуми придётся мириться с тем, что падший не выбрался из уз собственных мечтаний, и необдуманные действия вполне могут иметь место. Быть рабом собственной нирваны, пусть и на столь короткое время - что ж, даже такое Альгоне считал везением. Чем больше было отравы - тем больше радуешься выздоровлению. Или тому, что просто-напросто отпустило на пару минут. Альгоне словил себя на мысли, что выдавить первую фразу крайне тяжело. Написав в сознании более миллиона монологов на самые разнообразные темы, Кери почти потерял мастерство диалога, которым итак владел на довольно ограниченном уровне.
Присмотрись сейчас Оззи, заметь она деталь, которая так нагло пестрила на фоне совершенно серого существа - оторопела бы, приметив этот яркий, слепящий огонёк, блеснувший в и без того контрастно-светлых глазах падшего. Спишите на радость, на интерес, на что угодно - но эта искорка на самом деле была простым ощущением жизни, а не существования. Через несколько моментов, светлинка, скорее всего, потухнет, не успев развести костра. Ну да порой одно явление интереснее и важнее, нежели долгая поступь к нему, сколь бы пятнистой или полосатой та ни была.
А девчонка-то не изменилась. Вся та же наивность, порывистость, подвластность случаю и настроению, поиск каких-то нелепых радостей и несчастий, - всё то, что было свойственно только начинающим жить существам. Что ж, сейчас Кери мог действительно порадоваться за неё. Он приветствовал недзуми добрым смешком, и лицо его, обычно томное из-за усталости, даже самому падшему сейчас казалось куда более открытым. Альгоне опустил голову, тут же убрав чёлку с лица - время не щадило его, пусть и оставляло не самые яркие отпечатки.  Передние пряди часто лезли в глаза, но Кери к этому привык и уже давно не обращал внимания. Да и какая разница ему сейчас до этого отвлекающего фактора, когда судьба поставила перед пешкой ферзя?
- Я никуда не исчезал, Оззи. Всё то же самое место. Нюх изменяет тебе. - Кери, всё же, не был существом из разряда шутов, и расценивать его слова можно было и как добрую иронию, и как абсолютно серьёзные фразы. Но учитывая ту лёгкость, которая сейчас повязала иссохшее тело, можно было подумать и о лучшем. Так просто оказалось прикинуть нечто... доброе. Да, доброе. - В остальном - да. Обычно, мне нечего здесь делать.
Альгоне молча огляделся, не резко, спокойно, пусть и пальцы его порой привычно дёргались. Почти идеальная тишина. Только свист ветра, лепет Оззи и остатки галлюцинаций, подпитывающих и насыщающих сознание.
- Рад тебя видеть. - Совершенно искренне проронил Кери, переведя взгляд прямо на глаза недзуми. Ему было удивительно легко сделать это. Сейчас падший не старался что-либо сказать подобным немым посылом, нет, он пытался этим улыбнуться. Смешная, детская попытка, но, по крайней мере, Альгоне попробовал. - Сегодня праздник какой, или ещё чего? Люди странно себя ведут. Не чувствую той привычной суматохи, которая обычно встречает в подобных местах. Звон, треск, топот. Не слышу. - Последнее предложение падший произнёс с облегчением. Будто его шею всё это время сжимали, а тут, вдруг, дали вдохнуть горсть спасительного воздуха. Жизнь маленькой бабочкой летела по умершему лесу. Кто знает, когда она сольётся с этой сонной лощиной. - Зачем ты искала меня, Оззи? Это ведь совершенно бесмыссленно. - С этими фразами прорезалось любопытство, так как Кери не знал, что он мог предложить Оззи тогда. Да даже сейчас. Он ведь не менялся. Он мог броситься на девчонку прямо сейчас, мог снова рассказывать байки, мог попробовать поделиться знаниями. Но чтобы от знаний была польза, их нужно пережить. А этого Кери не мог дать недзуми. О чём где-то в глубине духа жалел.  - У тебя что-нибудь изменилось? Только в движении есть смысл. В изменении. Здесь, по крайней мере.
Опять легко и быстро, будто самый обыденный вопрос без какого-либо смысла. Но Оззи уже знала падшего, знала, что под такой оболочкой он всегда скрывает двоное дно. Что даже простое "хорошо" у Кери расценивалось, как нечто многозначное, требующее разъяснений, дополнительных подоплёток и ответвлений совершенно не важной истории. Пожалуй, Альгоне бы и сам сейчас легко принял нежелание Оззи отвечать. Он бы и в авантюру какую бы без проблем влип с духом нараспашку, так что подобные моменты были для Кери по-своему интимными. В такие времена возвращалась та часть личности, которую не успели запачкать случайности, которая и держала столь бесмысленное сознание на земле, чуждой ему. Только сейчас Альгоне повёл головой, приглашая Оззи сесть рядом, сам, тем временем, открывая уже прогревшуюся в его руках банку, которая всё равно ядовито шикнула, как ни в чём не бывало.
- Если хочешь, пойдём отсюда. Я ещё успею просидеть эту оболочку в катакомбах. Там тоже всё меняется. Не знаю, смогу ли там оставаться. - Кери взял небольшую паузу. В его интонациях не было и капли горечи или грусти. Он скандировал факт, как обычно, но в этот раз относился к данному с лучшей стороны.  - Смешно было переехать, о том даже не задумываясь. Интересно, стал ли этот город тем долгожданным убежищем, о котором мечтали заблудшие? - Только эти две фразы Альгоне сказал на безупречно чистом английском. До этого он всё ещё использовал японский, из-за чего заслужил пару недоумевающих взглядов "понаехавших". Да, привыкать Кери всё ещё было нужно, и он не скрывал некоей растерянности, которая сейчас одолевала его. Вместо закрытия брешей апатией, сейчас падший смог заткнуть дыры механическими действиями. Искренними, что немаловажно. Оззи явно бродила не первые десять минут - об этом говорила легчайшая отдышка, но даже она была громкой в тишине. Альгоне невзначай протянул девчоке банку, до сих пор не теряя зрительного контроля. Он всё ещё смотрел на собеседницу. Не отвлекался даже на небо, которое, всё же, было грузом на его плечах. Кери ничего не забыл, и это прорезалось. Глазами счастливого дурачка, падший, увы, не обладал. Ровно как и не был куклой, которая постоянно улыбается, не прилагая никаких усилий. Кери было достаточно открыть проход к этому тяжелодоступному уголку его сознания, а всё остальное он сейчас возложил на плечи этого ребёнка, который, может, так ничего ему и не даст.
Тьма, но в этот раз тёплая. Дерево всё ещё весело трещит под натиском огненных языков, искры, порой, пролетают миниатюрными фейерверками мимо, заставляя прищурить глаза. Рукам тепло. Ногам тепло. Старая шинель греет. Лицо путника скрыто, да и его видеть не надо. Достаточно одной улыбки, которую из странного видения сейчас копировал Кери. Сейчас ему было тепло, его продрогшим до основания костям, его потрёпанному разуму, который уже и позабыл, каково это, не думать о нестихаемом ветре перемен. Несколько моментов покоя. И Альгоне был готов ими поделиться, этими малыми крупицами мира в его духе, теми зёрнами, из которых он не смог вырастить древо, но кто-нибудь другой потом сможет. Так или иначе, мысли не отвлекали Кери от недзуми. Он, наоборот, был умеренно сосредоточен. Как-никак, даже дружеских воссоединений у падшего ещё никогда не было. И пусть каждый сам себе нарисует, что чувствовал этот забитый недочеловек.

Отредактировано Кери (2012-05-16 02:58:46)

Привычная реакция на повторяющуюся историю. Кери был готов засмеяться, но в последний момент сдержал этот порыв. Сейчас Оззи напомнила падшему нэцкэ, которые для многих являлись не простой фигуркой, а шкатулкой воспоминаний. Оборотень роняла фразы похожим образом, будто бы в шутку пародируя манеру Альгоне. Парцелляции, спад интонации. Не хватало только одного. Тех особых, осмысленных, а не проглоченных пауз, которые падший держал не из-за того, что думал, что сказать - нет, он просто знал цену пророненной фразе. Он достаточно наломал дров в своё время, и осознание веса однажды сказанного или написанного всегда преследовало этого сумасшедшего. У болезни его разума было несколько плюсов. Оценка была основательной. Каждого движения, каждого течения мыслей, каждого вздоха. Если существу есть, что терять, оно будет ценить каждый миг, насколько бы ужасен тот ни был. Момент, который похож на полёт в "Скайхоке" Хайнеманна при нынешнем комфорте "Боинга", расценивается как-то по-особому. Такое не проглотишь. А Оззи, всё же, до сих пор могла глотать некоторые звуки. К счастью, девчонка не обладала проклятьем телепатии, чтобы суметь увидеть весь тот мираж, который за секунду промелькнул перед глазами Кери. Многое казалось ему знакомым и давно известным, хотя слышал он подобное впервые. Испивать вино жизни с пряностями становится невыносимо, когда изживаешь предопределённый срок. Путь этих земель исчислялся веком. Альгоне порой с истинным недоумением смотрел на тех, кто жил тысячелетиями и не уставал рисовать на лице надоедающие картины. Какая усталость должна была сопутствовать нарисованной радости? Какое безразличие выработалось за такие годы. Всё сложилось правильно, менять было нечего, пусть и хотелось - никого нет без греха.
На первые фразы Оззи Альгоне отреагировал довольно скромно, вполне в его духе. Да, Кери часто нужны были слова, чтобы выразить то, что витало в мыслях, но именно сейчас ему вполне хватало визуального контакта. Покуда он медленно не прервал его, чуть отвернувшись, таки отдав секунду беззлобному грудному смеху. Девчонка словно уцепилась за пророненное падшим слово, вертела его, пробовала на вкус, как ребёнок, которому старший брат пихнул свой проездной, лишь бы сестра перестала реветь на весь автобус. И начинается - маленькие пальчики ощупывают каждый миллиметр, лучезарный взгляд бегает по неизвестному предмету, где-то в душе теплится желание попробовать и эту штуку "на зуб", но мать то и дело отводит экспромтную игрушку ото рта своего чада. Смешно, ей богу.
Весна-то уже кончается. Скоро ознаменует свой приход удушливое, неприятное лето, полное пыли, груза пророненных фраз, расплавленного асфальта. Кери никогда не любил этой жары, зато какой чудной казалась спасительная тень. Воспоминания Альгоне об этом времени года чаще всего отдавали теми нотами отчаянья, о которых в данный момент он пытался забыть. Пусть пока будет весна, пусть, она пока ничего не меняла.
Нетрудно было понять, что даже намёки о собственной значимости Кери принимать не мог, чего там говорить о похвале. Не умел, тут падший был действительно ущербен. Вечно выдающее выражение лица сейчас демонстрировало полную растерянность, хотя слова в глотке конкретно у этого экземпляра не могли застрять даже при таких обстоятельствах. Альгоне всегда было, что сказать, но в последнее время он искал способы выражать это как можно более кратко, чтобы не провоцировать буйной ответной реакции, на которую столь часто натыкался. Оззи падший верил, ей он мог сказать, только спроси. Но недзуми не спросит. Никто не спросит. Это и был тот барьер, который оставлял радость Кери замутнённой, истощённой, неполной. Ущербной.
- Весь год держалась на кражах? - К чему кривить интонацией - да, Кери не любил подобных занятий. И при этом он совершенно не винил и не ругал собеседницу - этой тонкостью Альгоне овладевал слишком долго. Искал этот способ выражения в полном одиночестве, оттого и манера наверняка показалась бы недзуми странной. - Думалось мне, что ты-то отыщешь себе место поуютнее. Хоть в квартире всё той же живёшь? - Подначка, открытая, выставленная на обозрение. О той шалости сознания, превратившейся в письмо, Кери не мог упомянуть, но поинтересоваться, всё ли сложилось не так дурно, как у него, Альгоне даже хотел. - Думаю, по мне видно. - Разочарование, разбитый хрусталь, звон которого проглочен парками Сильмара, что располагались неподалёку от печально известного для Кери Сан Фернандо, где некогда распевали эти песни новой надежды, радости, веселья, гимны траве и байки о миллионерах из трущоб. Около одинокой и грязной Пакоимы можно было найти пристанище. Притащить банку, достать газеты, спички - остаться на ночь, прислушиваясь к редким, беспокойным шумам воды. Внизу, лишь обернись, смог, яд, люди, которые заставляли беспокойный воздух содрогаться вновь и вновь. Деньги, о которые вытирали ноги, другие подбирали и тратили на ничтожные косяки, что продавал лысый латиноамериканец в подворотне. Плотина возвышала надо всей этой грязью, укутывая спокойствием гор. Так, просто сесть, свесить ноги, накрыть плечи одеялом, проеденным молью, прислоняясь к единственному источнику тепла в этом ускользающем мире. Если то место не изменилось - Кери бы снова пролез на плотину, но в этот раз он бы не сидел, разглядывая ускользающие знакомые фигуры, а стоя наблюдал за тем, как уходит вода с другой стороны. Эта тонкая грань между испитой и использованной водой и новой рутиной с незнакомыми людьми и была нужным местом для заблудшей... овцы. Кери никак не мог примириться с тем, что у него нет души. Это чёрное пятно, оставленное на его сердце, сталкивало его с плотины втаптывало в болото тогда ещё не застроенной улицы Херрон, где по тем временам ютились фургоны тех, кто по какой-то неведомой причине не мог въехать в этот парк развлечений, в буйный и истеричный Лос-Анджелес, прогнивший под гнётом корпораций, машин и дам, которые любили дорогие чулки куда более страстно, нежели мужей, конструирующих новые авианосцы. А улицы... что же до улиц. У них была своя жизнь, и эта жизнь была куда понятнее и ближе для Кери. Фургончики, которые колесили с места на место, задние дворы, где можно было за пару центов достать хоть какую-нибудь одежду, трезвоны померкнувших мечтаний, вдавленные в землю косяки и развешенные по углам порванные постеры с Монро или Пресли. В мире новых возможностей эти возможности выбрасывали из домов так же агрессивно, как врезались в сознание слова: "Здесь тебе нет места". Побег, который казался бесконечным, мечты, втоптанные в безжизненную из-за машинного масла землю, ящики Пандоры, глянцевым блеском искушавшие молодых новоприезжих. Одна история за другой, только и успевай шить смирительные рубашки. Старлетки бегают в кино, бизнесмены упиваются новым бизнесом, сыновья и дочери пускаются в свои игры, а на улицах, где каждый живёт в первую очередь ради себя или дай случай ради семьи, которой не нужно кровное родство - а на улицах, на бессердечных, но столь честных улицах - только там могли рождаться такие забитые и одновременно всепонимающие умы. Оправдать можно всё. Лишь дай это сделать бродяге, руки которого покрыты мелкими шрамами, а не ухоженному деловому ходячему офису, пальцы коего напудрены, будто носики холёных девиц 18го века. Перед судом каждый себе выбирает адвоката. И за Кери стояли предсмертные крики безумцев, безумцев, которые цеплялись за его неаккуратные и грязные руки, безумцев, которые, несмотря на так называемую "мерзость сознания" последними словами заставляли кого-то другого не жить тем страхом, которым жили они. Белая шваль, белое отребье, бедное белое отребье. Кери хранил много ассоциаций и формул тех времён. Да даже его причёска, если её можно было так назвать - некогда уродливый, безвкусный маллет, с которым было удобно на улицах - в случае Кери уже порядочно "модифицированный" и отросший - который в 60-70е переняли с улиц музыканты, сумевшие пробиться сквозь станки к инструментам. Но не всё белое отребье - местные бугаи или хиппи, некоторые пускались в путешествия, и вот именно у такого отребья были спасительные талоны. Талоны, по которым они могли хоть раз пройти в сказку Анахайма, который бы закружил этих нищих дорожных камикадзе и не пустил дальше. Ленты были для Кери тем же талоном, но его время ещё не пришло. Не сейчас, когда кто-то был готов его слушать. - Небольшой всплеск активности после разрухи, а потом... всё неизменно. - Размеренная речь Альгоне могла казаться монотонной, пожалуй. По крайней мере, на английском ему было намного приятнее и легче изъяснятся - ну не лежало его сердце к японскому, и всё тут. Кери спокойно воспринял отказ Оззи, сам принявшись поглощать содержимое банки. Глоток за глотком. Медленно. Словно пил эту дрянь в последний раз. Альгоне никуда не торопился, и это и грело сейчас. - Говоря про прошлое и обитая в нём, покоя не сыщешь, если ты ищешь именно его. Проще... да, пожалуй, потеряться проще. Слиться. Пуститься на утёк по этим запятнанным улицам. Неужели катастрофа не заставила тебя выучить один простейший урок, Оззи? Раз всё так, как оно есть, это кому-нибудь нужно. - тонкая отсылка к тому, что тогда проронила недзуми. Даже если она говорила не о падшем... суть не меняется. Ни для кого из них. - Ты ищешь грань, думаешь, она тебя изменит? - Кери снова перевёл взгляд на Оззи, всё такой же ясный, незатуманенный. Простой. Глаза слепые, они могли лишь отражать то, что в них хотели увидеть. - Не грань меняет человека. Не внезапное происшествие. Дерево не вырастает за секунду. Время - чудная штука. Посадило вот сюда, - Альгоне легко, почти незаметно коснулся виска Оззи двумя холодными пальцами, затем тут же убрав руку, - семя, а случай поможет ему прорасти. Не ищи топора. Всё происходит постепенно. Мало по малу, а эффект будет. Думаешь, я всегда был таким? Когда-то я не смог бы сказать существу, наподобие тебя, и слова. Можешь даже не выбирать дорогу. Возможностей много. Главное - не упустить материала. А в конце выйдет забавная статуэтка, если хватит глины. Вроде нэцкэ. 
Пока этого болвана не заткнёшь - так и будет говорить своими странными метафорами, языком, который ещё не поглотил этот мир. Банка отправилась в урну, а пальцы сжались в замок. Непринуждённо, быстро.
- Так удача улыбнулась тебе?
Скандирование содержания того крохотного листочка, что падший оставил тогда на двери. Он не стал упрекать Оззи, что та плохо искала - ведь захочешь - всегда найдёшь, не говоря уже о том, что в квартире валялась мелкая книжонка с номерами Влада, Анны и самого Альгоне, к тому же ещё и изрисованная какими-то неясными рисунками того же падшего. Бессонница, порой, заставала и его, вынуждая брать в руки треклятый карандаш.
Кери встал с лавки - он просто-напросто устал сидеть. Не тот у него был образ жизни, чтобы тратить часы на просиживание штанин. Дырок от колен и ниже и без того хватало, но в этом смысле время помогало падшему, не вызывая каких-то недоумений со стороны людей.
- Я думал, что больше тебя не встречу, а коли встречу, так у тебя будет много историй. Увы, мне не по кому было судить, кроме себя. - Ноты извинения, смешанные с твёрдой и непоколебимой верой, ставшей для Альгоне опорой на долгие годы. Он верил в людей, нелюдей. По-своему, но верил. - Рассказы внизу меняются. Говорят уже о другом. - Падщий говорил тихо, но разборчиво. Завёл руки за спину, снова добавив в разговор нового соучастника - небо. - И там уже судят по-другому. Новому городу - новые повелители. Новые возможности, которые снова пропадут, как драгоценные фотографии прошлого века. Зато будет тепло. Пару секунд. - Отстранение длилось недолго. Ровно те несколько минут, о которых просила Оззи. Да, пожалуй, высокопарности было многовато. И Кери всё это время метался, метался, как щенок, которого принесли в новый дом. А любящие хозяева тут или нет - он ещё только узнает. Альгоне не хватило характера, чтобы сделать что-либо из ряда вон выходящее, потому он всё сделал так, как привык, когда не было глупых для него норм общества и некоторых предрассудков. Он просто протянул девчонке эту изувеченную линиями руку. Не эталон красоты, кожа грубовата, пальцы даже костлявы, а на ладони несколько маленьких ссадин и мозолей - но разве у него есть что-нибудь ещё? Нет. Тут Кери ничем нельзя было подкупить. Где-то падший оставался неисправимым наивным ребёнком, которому вся суматоха нипочём. Ему только дай руку - и он уже радуется.
Да. Упущенные возможности уже охватывают этот город. Столько было лазеек, столько немых и бесполезных попыток. А нет, всё пошло не по логичному порядку. Но в хаосе есть своя магия, своё неподкупное очарование, своя изюминка, ради которой игра стоила свеч. Не будь оно так - Кери бы протягивал руку галлюцинации, ножке пластмассового стола, от коего он так и не избавился. Иногда не стоит задумываться. Надо просто успеть создать это хорошее воспоминание, чтобы потом, когда лицо вновь не сможет выразить ничего доброго, хотя бы подсознание имело пищу, не погибло от голода. Ведь треклятый голод - единственный враг, против которого с мечом эмоций и опыта не попрёшь.

Отредактировано Кери (2012-05-17 15:29:35)

Фразы, которые бросали окружающие - увы, у них был свой вес. Имея привычку прислушиваться к каждому звуку по той причине, что во тьме катакомб не всегда можно полагаться на зрение, Кери ловил столько информации, что порой с удовольствием бы от всего этого отказался, лишь бы перестать слышать повтор нечаянно пророненного слова раз за разом. Альгоне помнил, как и что говорят люди, потерявшие кого-либо, люди, которые счастливы, люди, которые искали, искали, искали... Наглотавшись спасительных пилюль из самых разных рук, падший осознал, что панацея одна, и этой панацеи ему не достичь, как бы он ни старался, сколько бы ни мечтал и не верил в это.
В жизни Альгоне не существовало такого существа, которое бы раскопало в нём всё до последней детали. Более того, не было вообще какого-либо собеседника, готового выслушать в любой момент. Протоптав довольно яркую дорогу для одиночки, Кери не переставал оборачиваться в поисках неведомых силуэтов, в поисках того, что он не успел познать в начале пути, в отличие от любого создания, у которого были предшественники. Это звено напрочь отсутствовало в его жизни, каждый раз возвращаясь бумерангом и не давая единственному незаживающему видимому шраму затянуться. Некоторым легко идти, концентрируясь на себе. Альгоне, видимо, обладал фатальным дефектом, из-за которого то и дело влипал во всякие истории. В своё время, когда идёт становление личности, Кери оступился так, что не переставал платить по счетам. Расстройство, отразившееся на всей книге этой странной истории. Кто-то и правда читал этот потрёпанный фолиант, пытался найти в нём что-то, но упускал из мысли один факт - откуда брались все эти суждения? За мишурой кроется уродливое старое дерево, которое росло в тени другого. Психически неполноценные люди могут почти всё время казаться обыкновенными, работать, говорить, не посещать врачей, молчать о своих проблемах. Кто им, чёрт подери, мешает? Проблема лишь в одном - пережитое оставляет добротные следы от тесака на спине и шее. Уродство отталкивает, манера речи заставляет не обращать внимания на истинный посыл. Да даже с таким мирятся. Настоящая трагедия в том, что такие и рождаются, и живут, и умирают в полном и всепоглощающем одиночестве. Осознавая собственные недостатки, некоторые бросаются на помощь окружающим. Бросаются и тонут в отсутствии ответа на собственные деяния. Нынче как ни живи - везде нужно мириться с последствиями. Альтруист ли, эгоист ли, - ни то, ни другое не избавит от определённых травм, которые можно получить так, невзначай. Без должной базы научившись сопереживать можно застать себя с таким внутренним монологом, в который никто толком и не поверит. Кери было тяжело говорить с Оззи, если уж сразу, напрямую. Ему в принципе стал чужд разговор. Напарываясь на одни и те же иглы при возвращении в фургон, медленно и верно воспиталась неприязнь. Давить слова по началу было сложно, потом развязался язык, но легче от этого не стало. Тут мгновенно не излечишься. Ровно как и не найдёшь катализатора, о котором так мечтала недзуми. Нужно пропивать курс, а не вдалбливать в вену иглу, если остаётся хоть какое-то желание жить. Несмотря на потери, несмотря на страхи, несмотря на такие провалы, которые, кажется, никогда не заполнить. Тем более, если это не простые пробелы, а целые страницы, изначально заложенные в каждое существо. Связи, изначальное отношение к чему-либо. Демонам на подобное плевать, а кого-то от подобного выворачивает. Глупая слабость, маленькая доска, из-за которой разрушится весь мост. Никого идеально не отшлифовали.
Кери замялся, прежде чем ответить. Он бы ни за что не сказал, но он уж и вспомнить не мог, что такое - быть нормальным гостем, а не тем, кто просто так забежал на пару секунд или оказался заложником ситуации. Часть пустой страницы. Альгоне не нужны были утешения, тут даже от насмешек было больше толку. Каждый додумает в силу собственной фантазии, а многие плюнут и, пожалуй, поступят правильно. Толку возиться со слабостью? До тех пор, пока слабость не становится силой. Погружение в горе пусть и оставляет в полном одиночестве и без ощущения лёгкости, но дарует совсем иную монету - монету, которая порой куда ценнее беззаботности. Мало того, что заставляет пересмотреть многие аспекты существования и из-за этого стать отвергнутым и непризнанным? Нет, эта цена стоит того. У слабости есть история, следовательно, у неё есть смысл и причина позывать к развитию, а не останавливаться. Сила - вещь прекрасная, но на одном энтузиазме далеко не пойдёшь. Как о том ни мечтай. Забава хорошая, но жизнь на одном рвении не построишь. Как ни старайся.
- Возможно. Просто так заявиться я бы не смог. - Ни капли оправданий, они были ни к чему. Очередная констатация, которыми так часто говорил падший. Он невзначай провёл пальцами по рваной ушной раковине, настолько рваной, что вполне соответствовало жизни Кери. Неприятный рельеф, но от него никуда не отвертеться - что есть, то есть. Жаловаться на оболочку Альгоне никак не мог - она ему хорошо служила не первый десяток лет. Да и менять её Кери не хотелось. Опять же, редкая черта стабильности, о которой мечтать не грех. - Из ситуаций нужно что-то перенимать. Только для себя, только те аспекты, которые "играют", а не будут простой частью интерьера. Можно запомнить слова, выражения лиц, картину. Что захочешь. Не будешь учиться сама - никто не научит. Сама знаешь, что не на все вопросы есть внешние ответы. Но на все есть ответы внутренние. Слишком точёные, чтобы ими делиться.
На вопрос, который действительно коротил Кери, он ответил быстро, почти безжизненно. Взяв после этого долгую паузу.
- Приблизительно столько же, сколько я уже здесь пробыл. Век, полтора. - Вероятно, эти две фразы звучали ровно так же, как признание человека, который понимает - месяц, два - и его нет. У него времени впритык, чтобы со всеми попрощаться и успеть немного пожить только ради себя. И при этом, ни одного, ни другого он не делает. По привычке, оттого, что рано взял с себя слово, что не будет поганить и без того отчаянную ситуацию. Глупое самопожертвование, которое в конце пути подарит пару минут счастья. Но перед этим будет много терний, лишних поворотов, прощаний с дополнительными днями. Хроническая усталость выливается в смирение, но под спокойствием всегда бушует буря. Чертей в омуте не будет, ну да омут - не простое озеро. Затянет с концами, сам тому не придав значения. - Но этого достаточно. - Может, Оззи и не заметила - неслась девчонка на всех парах, но произнося это маленькое, но столь важное предложение, Кери невольно сжал ладонь девчонки, еле-еле, так, мелочь, непроизвольное действие, будто судорога у больного болезнью Паркинсона. - Людям дали намного меньше времени, но они как-то успевают. Разобраться во всей этой каше, которую сами первые лет двадцать заваривают. - Альгоне говорил невпопад, чтобы не проворонить тональность, на кою он впервые попал. Интересно, что же. От этого никуда не уйти, пусть ничто этого и не выдаст.
Показались очертания города, шум снова захлестнул падшего, дым ударил плетью по и без того изуродованным глазам. Кери чисто интуитивно опустил голову, осмотрев землю под ногами. Ни на, ни под спасения нет. Есть только колышки, а досок пока не нашлось. Да даже верёвки. Но Альгоне будет их искать, пока совсем не спятит. Глупый мечтатель, идеалист и дурак с сердцем нараспашку - такие обычно и бывают козлами отпущения и главными объектами насмешек. А им всё по барабану, только вместо бесконечного оптимизма абсолютно обратный резус. Не все бродяги - попрошайки, не все чудаки - сумасшедшие. У некоторых колыбельной была песня о коте, который сбросился с 8го этажа, немудрено, что они порой странно изъясняются.
- Ты знаешь, что за этой чертой? - Эту фразу можно было понять как угодно. Кери говорил и о грани парка с городом, и о грани между безумием и здравомыслием, и о грани между жизнью и смертью - обо всех гранях, о которых только можно подумать. И интонация была предельно призрачной, не выдававшей отношения Альгоне к вопросу.
Падший расслабил руку, так что от Оззи зависело, отпускать её или нет. Кери бы не обратил внимания ближайшие несколько секунд. А потом, возможно, произвёл одну долгую и важную оценку. Кто его знает, кто знает, какую грань он преступает сейчас.
- Что бы ты хотела успеть, Оззи? Поймать птицу и заточить её в золотую клетку? - Кери тихо усмехнулся, вглядываясь вдаль, пытаясь рассмотреть незнакомую вывеску. Пока он плёлся за Оззи, Альгоне толком и не делал чего, только пытался понять, почему эта девчонка вообще за него цепляется. Ведь в рассказчиках больше не нуждаются. Есть книги, интернет и, чёрт его подери, собственная позиция, которую никто пересматривать не захочет. Иные живые не в почёте. Но и это - уже прошлое. Человечество то и дело меняет свои ценности, и от этого подобные Кери уставали всё больше и больше. Переставали меняться и оставались на своей волне, изредка меняя октавы. - Если тебе не хватает того, кто бы тебя уговаривал, я бы мог попробовать. - Шутка, в которой слишком много серьёзности. Кери проглатывал страницы несказанных слов, ему, как прилежному ученику старой школы, нужен был опорный конспект, а остальное он бы обрисовал самыми яркими красками, пусть и до безумия своеобразно. Спустя ещё какое-то время, Альгоне резко перешёл на уже знакомый Оззи лейтмотив. - Я не узнаю этого города. - Кери закрыл глаза, продолжая говорить так, будто он это рассказывал самому себе, там, в катакомбах, а не кому-то другому. Его охватило желание поделиться частью правды, того, что на самом деле било куда больнее, нежели прошлое. Перспектива, как ни загадывай, всегда есть. Хоть какая-то. И для Альгоне она никогда не была радужной. С тех пор, как он решил, что ему важнее сдержать слово, а не плескаться в луже чужой крови. Редкие обещания значили для падшего в сотню раз больше, чем домашний уют или безумие вихря клинков. - У него другое название, другие люди. Голоса шепчут иное. Ты говоришь по-другому. Мне интересно, скажет ли мне кто-либо, предупредит, когда я окончательно слечу с катушек? - Снова смех, нервный, дёрганный. Делиться опытом и радостью - это куда интереснее, верно? А этот дурак завёл речь о страхах. Ну пусть себе гогочет. Пусть. Его не услышат, если не захотят, если не станут расшифровывать бред старой закалки. - Падших не должно было существовать. Это всё объясняет.
Несколько секунд откровенности, после которых Кери мог спокойно соскочить на другую тему, если бы только тему не стали раскрывать дальше. Он привык, свыкся со всем, с чем только столкнулся. Но Альгоне не был всезнайкой, чтобы потерять вкус к этой чертовски прекрасной жизни на чертовски странной земле.
Сумасшедший вновь перевёл взгляд на собеседницу, что сегодня делал донельзя часто. Пока он мог себе это позволить, потому что взгляд был до того чист, что можно было бы перепутать самого Кери с его оболочкой. Мало ли, та взяла верх каким-то неведомым способом. Смешно, но имеет место быть.
- Никто не хочет помнить. Со всем надо уживаться или забывать. Ты будешь забывать? - Подтекст ясен, как молния на ночном небе. Но если Оззи повернёт вопрос по-своему - пусть. Пусть. Это даже обрадует. - Всё лучше антемов. Силлабику порой невозможно слушать.
Всего лишь ирмос. Кери помнил какие-то такие мелочи так же хорошо, как энохийский. Откуда это взялось в его голове - вопрос из ряда вон выдающийся. Из книг, которые он когда-то таскал у всех, у кого попало. В Америке он подбирал ныне бесценные копии произведений тогда безызвестных авторов, часто сидел прямо под окнами или у колонок - ему всё было интересно, он думал, что чем больше он скопит знаний - тем легче ему потом будет. Торопил события, торопил так, что до сих пор не имел понятия, где же в этой машине тормоз. Разогнался и... что ж, услышит напоследок мотет в исполнении тех, кто хоть какое-то время действительно пытался вытянуть из Кери что-нибудь, кроме его полубредовых мыслей или фактов.
- Ты собиралась куда-то пойти? Если не станешь возражать, я провожу. Так ни разу толком и не посмотрел, что здесь изменилось.
На самом деле, Кери сейчас просто не хотелось снова оказаться одному в катакомбах. Он не жаловался на это, он привык, да и грузить ношей было не в его манере. Глупый страх, глупый падший - идеальный тандем. По крайней мере, Альгоне никогда не стыдился собственных всплесков эмоций, кто бы что по этому поводу ни говорил. Обижаться тоже с умом надо, ведь ненароком выпаленное не есть истинное зло. Порой червь сидит слишком близко, чтобы его приметить. По крайней мере, Кери хватало ума, чтобы признавать, что со своей проблемой он сам точно не справится. И тут виноват был только и именно падший.
Альгоне довольно громко вздохнул, прекрасно осознавая то, что слова застревают в глотке, на полпути. Он не мог попросить у бродяжки половину её горбушки, ему не хватало наглости или смелости, зовите, как хотите.
- Этот город никогда не станет родным. Сам тебе советую не застревать в прошлом, а сам утонул в нём по шею. Там, где я жил раньше, даже дышать хотелось не так, как здесь. Пустынные дороги, свист ветра, настроение. Видела хоть раз безумцев в фургонах? Жить там было действительно весело, не то, что в квартирах. Остановки у понравившихся кактусов, парков и просто хорошо освещаемых мест, не единой задержки, если место надоедало. И лица не повторялись. Кроме тех, которые действительно хотел запомнить. Но самое прекрасное, что было в том мире - никто не смотрел на маленькое отклонение, как на сумасшествие. Там принимали так, как есть. Если от тебя была хоть какая-то польза. Тебе бы понравилось в Сан-Хосе. По тем временам тихий городок с настоящей поднакчкой, которую было интересно познавать. Один "Золотой Тюлень" чего стоил. Хорошая забегаловка, в подвале - стол для покера, только играли вместо денег на бензин. Не на лигроин, и на том спасибо. - Кери тихо хмыкнул, осознав, что его вновь занесло. Очередная попытка закрыть поток мыслей увенчалась относительным успехом. - Легко нарисовать картины тех времён. Этого города я запомнить не могу.
Зачем вопрос о доме, о Родине, если он и так задан? Что ж, Альгоне не бежал за временем, у него было достаточно терпения, чтобы дождаться хоть какой-нибудь реакции. И всякую он бы принял и понял. До самых крайностей. В конце концов, он тут - дурачок на поводке. Апатия всегда успеет вернуться. Петлю нелегко разорвать.
И да. Что бы сейчас ни сказала Оззи, Кери бы зацепился за это, как за спасительный плот в океане. Альгоне всегда был готов вновь поверить, вновь упасть и повторить это тысячу раз наперёд. В этом, порой, и заключается сила. В слабости, которую можно легко обозвать верой.

Отредактировано Кери (2012-05-19 11:50:59)

- Это - выбор каждого, а не выбор времени. Ты можешь причислить себя к убийцам? К той гнилой кашице, что превращает дороги в болото? И так с доброй половиной. Не вешай ярлык прежде, чем окунёшься. А окунёшься - и мигом запачкаешься. Тебе хватило пообщаться со мной, чтобы перехватить манеру. Не скоро ещё заметишь, но не даром люди выдумали эту поговорку: "С кем поведёшься, от того и наберёшься". Действенная и чёткая. Люди привыкают ко всему: к другим людям, к вещам, к словам, к жестам. Именно это так и изматывает. Станешь замечать, когда станешь чуть постарше. - Кери не упрекал и не сочувствовал Оззи. Он делился с ней историей, которую она, похоже, просто не хотела принять. Наверное, Альгоне выбрал не тот подход, не те методы подачи - может, ему просто не дано было помогать, как бы он ни старался. Даже к таким неудачам падший привык, привык даже больше, нежели к другим. Терпение, на самом деле, - привыкание, которое больше не вызывает каких-либо эмоций. И при этом сослужившее лучшую службу, научив вызывать те самые чувства, совместно называемые пониманием. Старая игра нот, сродни созданию духов. Но из Кери был ничтожный парфюмер, ровно как и стрелок, так как ему отказало и зрение, и нюх. У старого пса остался лишь слух, благодаря которому он и выжил. Возложил всю надежду на один орган чувств и не прогадал. Хоть в чём-то он оказался действительно прав. Хоть в чём-то. - У всего есть точка невозврата. Как... выстрелил из Браунинга, и - бах! - пятно со стены не смоешь. Не думаю, что ты дошла до такого. Не бросай пробовать, пока не доберёшься до новой точки невозврата. И так каждый раз, один за другим. Люди могут выжить только подобным образом. Если не хотят сойти с ума. - Кери отвлёкся на воспоминания, снова. Браунинг оставил в его памяти одно незабвенное воспоминание, и понять эту метафору мог лишь тот, кто знал или видел, что это такое - убить человека. Именно убить, а не видеть, как тот сам погибает на кровати. Решиться на такую точку невозврата или нечаянно влипнуть в такое дело - пятно на всю жизнь. Во всяком случае, подобный опыт помогает играть две самых сложных роли. Но и это поймёт лишь актёр, а Оззи не была представительницей этого удивительного ремесла, как и Кери не являлся кем-то определённым. У него была возможность жить, как ему вздумается, он мог бы взять ту оболочку, которой было бы удобно пользоваться, зарабатывать, влипать в истории - смерть сосуда не была страшной, приключения могли быть бесконечными. Но Альгоне предпочёл медленную кончину. Гибель от собственного безумия, безумия, которое было простой расплатой за спокойствие окружающих. Пав, Альгоне сохранил достаточно порядочности, если на то пошло. И если бы ему встретился такой падший, который бы был полной противоположностью, Кери бы всё равно не пересмотрел своё решение. Это было его точкой невозврата. Клятва, которую он дал после нарушения обета. Кери не мог скрыть, кто он такой.
Вдох, выдох, воздух тут довольно тяжёлый. Лёгкие наполняются смогом, ноздри щекочет вонь выхлопных газов. Не тот отвратительных запах, который разносился неподалёку от апельсиновых плантаций Лос-Анджелеса лет неоновых огней и кокеток, которые ютились прямо на этих... szarabajka, серых историй, романов тех времён. Красивая сказка и миллионы обещаний, лишь бы привлечь внимание. Похожие истории, схожие привычки, одинаковые мотивы, расы, рудименты. Клоны Вероники Лейк, Ланы Тёрнер и других старлеток. Чего тут говорить, всем заправляли те, у кого был жетон. Кери видел одно из этих сокровищ у Оззи. А она им не пользовалась. Если это был её выбор - Кери бы уважал подобное. Но и использование тоже можно уважать. А вот игнорирование... что ж, с точки зрения падшего, девчонка просто ещё не нашла причины воспользоваться жетоном. Настоящим, блестящим, незапятнанным. Не нашла должного соперника или спутника. Жетон не только сковывает, но и приковывает. Полезная штука. Но страшно всё, что может выйти из-под контроля. Огонь, выделяющий вывеску "The Bad and the Beautiful", может погаснуть.
- Я бы, может, и выбросил. Но тогда не мне бы ты задавала этот вопрос. Скажу проще - меня всё устраивает. Я оступился, но не жалею об этом. Более того, я получил хорошую компенсацию. Может, даже слишком хорошую. И именно это меня и терзает.
Бред - не бред - это Кери оставил на плечах Оззи. Он верил в неё, как верил в других, кто хоть раз подбирался достаточно, чтобы говорить на эту тему. Он верил тем, кто стоял на ступеньку выше, подставляя себя под пулю. И ему не о чём было жалеть. Ни разу в своей короткой по мерам нелюдей жизни. Он всегда разжимал кулак с пулями, а не заряжал ими кольт. Вспышки ярости сменились признанием. Падший действительно стал думать перед тем, как действовать. Природную хитрость можно повернуть и в такое.
- Если понадобится - не устану. Думал, хотя бы это впечатление произвожу. Сорвиголова из меня никакой, а присмирить подобного сил хватит. Но есть ли в смирении смысл, когда грамотно поданная сила, препарированная лидокаином, способна провернуть куда больше дел... Запомни, Оззи, то, что у тебя никогда не отнимут - это право выбора и право мысли. Ты можешь не привести желаемого в действие, но только тебе решать, где ты закончишь. Играй по своим правилам. И не закладывай себя раньше времени.
Хорошему оперативнику всегда нужно напомнить, что убивать всех бессмысленно. Иначе не будет ни одного показания, что докажет твою невиновность. Но всегда будет тот, с кем придётся нелегко. Сопротивление, неожиданное содействие, вовремя спущенный курок, некто, кто также претендует на ту же долю. Арест или смерть, игра на славу или на совесть. Умирающий напарник будет помогать до последнего, друг он тебе или любовник. Правильный выбор всегда за последним выжившим, сохраняющим ум хладным а сердце горячим. За этот выбор будет и соответствующая награда. За правду - газовая камера, за ложь - заголовки газет. За компромисс... жизнь с ПТСР, которое не оставит до самого конца. Всё красиво обставят, наградят и убийцу, и того, кто принял компромисс, увековечат тех, кто умеет пользоваться не одним лишь умом, но и смекалкой. Как они думают. Одним - все почести, а другим - покой. Оззи когда-нибудь встретит эту историю. Если не в жизни, так в хорошем кино, которое, таки, порой действительно заставляет задуматься и поменять отношение к чему-либо. Киноленты, которые стоят на 70-110 месте лучших фильмов мира. Никак не в первой десятке, хотя и там есть достойные. По своим причинам.
- Ты уверена, что не забудешь? Никто не способен помнить всё вечно. Только эти, как их там. Индиго. Но сдаётся мне, что и они что-то забывают. - Добрая ирония. Может, даже слишком добрая, непохожая на иронию. - Я не знаю, что тебе будет интересно. Ведь помимо тех историй о подворотнях... даже там порой происходили чудеса. Не простые примирения, а настоящие, неподкупные чудеса. Ведь чтобы упасть, надо сначала научиться летать. Или забраться на достаточно высокое здание. Ты ещё не забралась, с чем спешу поздравить.
Всю свою речь Кери сопровождал умеренной жестикуляцией. Так как он был по-своему слеп, ему действительно нравилось рисовать картины для своих незрячих глаз, пусть Оззи это и могло казаться до глупости абсурдным. Это была не манера и не привычка, а именно рисование поверх невидимых картин. Порой приятное действие. Пусть и не совсем оправданное.
- Я могу рассказать много историй чужих жизней. - Кери сделал еле заметный акцент на предпоследнем слове. Для себя, наверное. Ведь он и правда лишь существовал. Пока от него была хоть какая-то польза. - Но лучше обсуждать это не здесь.
Сотрясать воздух в таком месте, где слова можно пропустить? Кери дорожил чужими сказками, даже если в них не было больше нужды. Он хранил истории о тех, о ком остальные забыли, позволяя им жить хотя бы в его памяти. Если Оззи хотела дать этим персонажам жить и в её голове, Альгоне не посмел бы пропустить ни единой детали, чтобы не исказить изображения. А для этого нужна была концентрация, а не рассеянное внимание. Относительная тишина, но не гам детей, что пронеслись рядом. Они не смотрели назад. И правильно делали, ибо напоролись бы на нервную, необъяснимую и уродливую улыбку. Которая вмиг сменилась на противоположную. Уродство можно выдать за красоту, если хорошо осознавать цену этого и знать несколько старых, как мир, приёмов. Обман, о котором Кери знал достаточно, пусть и мог производить впечатление полного идиота. Он мог врать не только с благими намерениями и посылом, но и действительно жить за этой перегородкой, помнить каждое слово, если оно того стоило. Мириться с каждым последствием и салютовать это решение. Ложь, которую может применить даже ребёнок, лишь бы удержать любимых родителей вместе. Самая искренняя и добрая ложь, которую способен вынести этот мир. И она потерпит неудачу. Достаточно просто захотеть почувствовать этот груз, что в тот момент падает на плечи чада. Просто захотеть. И увидеть среди миллионов людей этих раненых. Разглядеть шрамы не на лице, а на сердцах.
- В самой той эпохе, в том городе, было больше искренности. Эти истории для меня слишком много значат, чтобы до кого-нибудь донеслись обрывки слов, и люди нарисовали уродов вместо обыкновенных людей. Уверен, что ты поймёшь.
Если уж брать базуку - так стрелять на совесть. Держи свой жетон до последнего. Пока не потратишь его на карусели Анахайма. И хорошо, что Оззи не телепат. Пусть всё происходит постепенно. Резкость не спасительна.
Краткость для Кери не была сестрой, но сейчас он не мог выпалить из себя больше, как ни старался. Ему нужен был указатель, что-то, что указало бы, к чему приведёт то или иное слово. Он сам решит, что сказать, но перед этим падшему нужны варианты. Простой уголёк надежды на то, что его воспоминания и его существование хоть чего-то стоит. Ведь в мире столько таких же, столько похожих, что прекращаешь верить, что за похожестью будут видеть тебя, а не кого-то другого. Мимолётный порыв, порой врезающийся шипами в мысли. Исчезающий так же долго, как шрамы, оставленные эмоциями, а не оружием.
Альгоне перестал ощущать оболочку. Он не понимал, держит ли он ещё руку Оззи, или же она сама хотя бы каплю иную хочет оставить этого безумца за своей спиной. Не каждый день недзуми сталкиваются с падшими, а не с их оболочками. Разве нет?
Кери слабо закашлялся, прикрыв ладонью часть лица. Он терпеть не мог этот невыносимый остаток курения, и эти люди, что шли по улице, выбрасывая белые полоски отравы... что ж. Единственный ярлык, который Кери мог себе позволить. Не "курящие", не "идиоты". Просто "зловонные". Порой детское мышление спасало Альгоне от быстрой кончины. От ненависти, которая бы просто-напросто уничтожила его в скором времени. К счастью или же к горю.
- В новом городе должно быть хотя бы одно тихое местечко. Можно найти его, можно пойти по старой тропе. Выбери ты сегодня. Я устал от этого.
Чистая правда. Ни капли грусти или усталости. Пусть этот маленький выбор сделают за него. Постоянно совершать деяния тяжело, да даже невозможно. У каждого в жизни что-то решал кто-то другой. Для Альгоне это был один из невосполнимых пробелов. Всё именно так просто, как кажется. Именно эта рана поверхностна.
Кери убрал ладонь от лица, осознав только сейчас, как сильно дрожали его руки. Он не видел в этом смысла. Безумия слишком много, чтобы копаться в деталях. Его можно уничтожить только на корню, а не отрубая веточки.
Кому, господи, нужны эти пришибленные, когда есть практически идеальные? Почему даже та же Оззи не поинтересуется кем-то более "высоким", интересным, раз на то пошло. Но у каждого свой выбор, и не всякий в праве его осуждать.
Восхищение, вот чего жаждет толпа, не жалость. Недостаточно развитые лобные кости, недостаточно высокий слог, недостаточно сильный удар - наверное, заправлять через какое-то время здесь будут только те, у кого визуальных слабостей нет. А Кери нравились эти недостатки. На каком-то странном, непонятном уровне. Может, это просто успокаивало его, доказывая, что у него есть причины и право существовать. Может, он находил родственные... сердца. Что ж, Альгоне судить об этом не пробовал. Он старался не проводить много времени с фаэри, вампирами, суккубами и прочими чудаками с вечной "манией прекрасного". Даже при всём присущем Кери перфекционизме, он считал, что на всём должна быть царапина, шрам, пятно, выбивающийся из рядов понятных узор - иначе у красоты нет смысла, если нет индивидуальности, нет отличия. Смешно, но даже об этом сейчас Альгоне успевал подумать. О прошедшем нелюде, скорей всего фаэри, так как очарование отдало более ли менее тёплыми интонациями, нежели... принадлежащее более "хладным" созданиям.
У окружающих сегодня будто был слёт Джамбори, так что хватало эмоциональной подпитки и падшему, и вообще любому нелюдю. Видимо, лето будет на удивление долгожданным, а что тому виной - чёрт знает. Во всяком случае, Город Легенд не Фаррагут 67 года, так что немногим будет потом мерещиться всякий бред. В таком сборище потеряться крайне легко. Что ж, всякому радость. И обычному гражданину, и вору. И убийце.

Отредактировано Кери (2012-05-21 15:28:16)

Что ж, немудрено, что вместо целлофана люди видят кожу. Верят в чистый калифорнийский акцент, который давно "искоренили", не пускают родню на порог. Это вписывается в атмосферу этого, нового города. Здесь просыпаются, хватаясь за револьвер, спрятанный под подушкой, здесь подолгу точат ножи за одиноким столом с фотографиями, здесь удобно тонуть. Может, подобный пейзаж и был Кери больше знаком, нежели визуальная идиллия Токио, но комфорта, уюта от этого не прибавилось. Ни грамма. Погружение во тьму не дало жителям толчка, зато способствовало наполнению прилавков бутылками-пистолетами. Текила, водка - продолжение у всякого своё.
- Я уже сказал, какую. Я забрался на вершину. - В сторону буркнул падший, буркнул, но оттого уверенности в фразе не поубавилось. Никаких сомнений - лучшие времена существовали. Такого не упустишь, не забудешь, сколько ни вычёркивай из головы. Но тоска по тем временам способна только уничтожать. Никаких улыбок, никакого доброго смеха, одна беспросветная морока воспоминаний, каждое из которых напоминает, чего ты стоишь теперь, чего ты лишился и никогда, возможно, более не обретёшь. После той эпохи подняться могут только энтузиасты или безумные особого слоя. Вылез тогда - и ещё сможешь... Да, монеты громко стучат по дну колодца, гулким эхом преследуя несчастного, коий осмелился приблизиться. - Чушь, Оззи. - Резко, даже отчасти отчаянно прохрипел Кери, продолжая задыхаться от треклятого смога. В какой-то момент его одолела мысль, которая терзает каждого. Ему, столь жестоко оступившемуся, дали возможность стереть с дисков весь компромат, ушли, чтобы не видеть его выбора. Предполагалось, что у него будет две или три опции. Уничтожь, сохрани, возьми себе. Кери было интересно, сообразит ли Оззи. Что он сделал с этим артефактом? Как он заново оступился, поступив столь опромётчиво? Доверие - это палка с одним концом, а не с двумя. Используй остриё во спасение или во гибель. Окажи всем услугу. Снеси ту половину черепа, которую считаешь более опасной. - Можно вечно существовать без людей. Убегать от них, как дикий зверь, скаля зубы на всякого, кто потянет руку. Дикость порой даёт преимущество. Незримое. - Пусть для Оззи будет небольшая загадка. Пусть ищет истинный смысл. Пусть видит, до чего доводит отчаянье. Пусть только скажет, что это - слишком. И Кери забудет об этом кошмаре, которым он тоже пытался поделиться. - Такие живут недолго. В коробках в бедных кварталах. Были подозреваемыми, стали жертвами. В итоге часто ищут одиночества, только в нём возможна идиллия. С мерзавчиками, проеденными шалями и раздолбанными к чертям ступнями. - Кери тихо выдохнул, чуть спустив это на свист. Ненависть порой перегрызала горло собакой преисподней. Тварь не отпускала ни на секунду. Болезненная хватка, а тушка всё дёргается, дёргается, не хочет помирать. Злоба медленно перерастает в смирение. Баш на баш. Стычка в квартале умалишённых не вызывает удивления. А помочь - и самому оказаться прижатым. Оттого Кери не винил Оззи, когда та ушла из-под света фонаря. Он не винил её за то, что она кормила его надеждой долгие три секунды. И испарилась. Во тьме этого квартала. Во тьме, где место тем, кто ищет покоя, а не пытается что-то изменить. Старые дураки, как их сейчас зовут, застряли в узких проходах. Бабочки летят по полям. Тени стремятся во тьму. И никто никого не осуждает. Хладная кровь течёт по этому миру. Хладная. И рука оттого у Оззи такая невыносимо холодная. Даже если она и была горячей. Псих - он и у своих псих. Отчего же люди уникальны? Оттого, что по-своему безумны. Наверное, не всякий ещё дошёл до той черты. И не надо.
- Вокруг тебя чёрти что творится. Открой глаза, Оззи. Я могу долго это повторять. Не нужно слушать тех, кто сами по ночам глаз закрыть не могут. - Мгновенный скачок интонации. Мгновенный переход от дикой, неподкупной ярости к тону отца, который пытается мириться с сумасшествием любимой и единственной дочери. Он исправно навещает её, он платит взносы, привозит ей сладости, но не может спасти её из этого безумного дома. Он даже обнять её толком не может. Никакой отдачи от смирительной рубашки. - Люди умеют приспосабливаться лучше животных. Окружающие это ценят. У созданий с душой пусть и есть воспоминания, есть копилка, но только у существ нашего ума-разума хватит смелости разбить её в один присест. Самостоятельно, без болезней, потерь и травм. Просто потому, что так решили. Они способны на перелом. Им не нужно смывать кровь кровью. У них есть ограничитель или вода. Вира или вода. Выбор или вода. Разницы почти не видно. Её можно только почувствовать.- Вокруг, наконец, наступила тишина. Удалось вдохнуть относительно чистого воздуха. Тот, кто ненавистен, всегда нужен. Больше всех нужен. Враг ближе, чем друг. Сколько не пытайся доказать обратное.
- Всякий безумец или был нечестен, или одумался. Я предпочитаю относить себя ко вторым. Да и если мне есть, куда идти - так идти в самый последний момент. На те же улицы, где я когда-то ночевал. порой мне интересно, делают ли такие же фургоны, как тот. Прям один в один, кроме номеров. Ещё одна история моего прозвища.
Кери помнил вопросы Софии. Почему он не мог жить, как нормальные люди? Почему он искал приключений, пусть и столь странных? Почему он не мог уйти, когда было нужно. Она единственная могла оскорблять Кери так, что за грубыми словами стояла неподдельная забота и переживание. За этим он тогда пошёл. За ложкой мёда в бочонке дёгтя. Ларчик так легко открывался. За всеми суждениями и долгими разговорами стоит примитивнейший вопрос, на который лишь два ответа. У каждого этот вопрос свой, но основа его едина. И ответить можно лишь "да" или "нет".
- Куда едем, детектив... - В шутку бросил Кери, изображая ту старую гримасу, с которой белое отребье сопровождало этих лисов на бело-чёрных машинах. Альгоне уже догадался, куда его тащит Оззи, но, честно говоря, он ожидал другого. Во всяком случае, выбор в этот раз был не за ним. Королю секретов нужны источники. Мания исправления недостатков в системе способна сделать из идеалиста чудовище. И Кери не хотел быстро становиться тем, к чему в итоге шли многие. Он не хотел быть злодеем, но для многих таковым и являлся. И Оззи была злодейкой, и все, кто бы тут ни ходил. - Расчёт идёт. Может, этому городу и к лицу такие жители. А как ты считаешь?
Предчувствие не обмануло падшего, ровно как и географическая память. Чем-чем, а ей он мог гордиться. Слепец помнил звуки разных мест. И даже спустя столько лет он бы узнал шум на огромной мостовой Астории. Корабли, надежда, шум, радостный визг. Дешёвые товары, знаменитый и прекрасный мост. Издалека он кажется гусеницей, что лениво растянулась меж двух молодых листков, но стоит лишь встать на это чудище, и мир кажется до ужаса крохотным. Фургончик остановился на этом мосту ненадолго, минут десять, три безумца стояли на его крыше и трезвые, необколотые, смотрели вдаль и говорили о своих исконных мечтах, а не о мелочных проблесках. О чём-то глобальном. При этом то и дело сталкивая друг друга на дорогу, где изредка проезжали другие машины.
- Зачем тебе туда? Хочешь воссоздать старую картину?
Один за другим, осколки встают на свои места - вот и готовое зеркало. Смотреться в него неприятно, но порой необходимо. Материал достаточно хорошо расплавили. Теперь можно что-нибудь лепить. Неиспользованного материала предостаточно. Но для кого-то он уже загубленный. Ничего и не сделаешь. А кто-то переработает. Когда-нибудь.
- Тебе ведь нравится здесь. В этом городе. Отчего ты не попробуешь сделать то, о чём постоянно меня спрашиваешь? Если тебе нужна помощь - просто попроси о ней. Если не хватает средств - можно раздобыть. Зачем ты спрашиваешь, когда... - Кери осёкся, опустив голову. Да кто он такой, чтобы судить. - Когда уже больше ничего не поделать.
Это был его ответ на вопрос. Только и лично его. У Оззи другой ответ, другой мир, другие отношения. Другая консистенция и другое предназначение. Они не равны. Ничуть. Снайперка уничтожит Оззи или сделает её призраком, а для Кери она ничего не значила. Только смену оболочки. Оттого недзуми, возможно, и не понять всего, что имел в виду падший. Эта пропасть восполнима, но только в случае исполнения одновременных попарных шагов. Это как пересечь тот самый мост, но чтобы уж никто не лелеял глупых надежд - один упадёт. Один шаг ему не дастся.

» Особняки » Руины особняка "Алая Роза" »

Отредактировано Кери (2012-05-22 19:11:37)

<<<квартира Сэянир

• день: поднялся сухой горячий ветер. Яркие лучи солнца согревают землю и прохожих. Воздух сухой и жаркий. Вокруг все зелено - трава, листья, цветы. На солнце невыносимо находится - слишком жарко.
Температура воздуха: + 34

Ну вот, все просто прекрасно. Он понимал, что она обиделась, ведь она с удивлением смотрела в его милое, по-настоящему доброе, лицо. Ее минутные задержки, где она боялась протянуть ему руку… Боже, это так мило. Ее обида превращает ее в самое милое существо на свете. Похоже, он снова испытывает те чувства, когда впервые встретил ее. Ту чистую и настоящую любовь. Хочется даже сейчас ее расцеловать. Не заставлять разговаривать, даже так, чтобы она держала себя в руках. Все, что он хотел бы от нее услышать, так это стоны. Грубо бы вышло, ушли из дома, чтобы заняться любовью. Рано, посмотрим, что будет дальше. Ее рука проскользнула между его телом и рукой. Хм, это его удивило… Похоже, она уже решила, что это все не игра и не на одну ночь. Она решила, что это конечная остановка.
Долгая прогулка. Да, они шли по этим душным улочкам. Он часто поглядывал на нее, смотрел, как она все еще обижается, как молчит, как бросает агрессивные взгляды в стороны и даже на Изаю. А он? Он все так же мило улыбался, когда их взгляды встречались. Она все такая же милая. Ах, да она ведь ребенок, даже сейчас, когда они идут вместе. Сравните их… Высокий ребенок с маленьким ребенком. Идеальная пара!  Он видел, как она не может выносить этот жар, но вот сам, хоть и был одет так плотно, не испытывал никакой жары, даже пота нет. Он словно всегда свежий и пахло от него приятно. Нет, не духами, а простой свежестью, которой не хватает в эту душную погоду. Его рука иногда касалась ее. Он трогал ее своими холодными кончиками пальцев. Нет, он не мертв, просто умело использует свои способности, чтобы не сгореть здесь. Может, ей сейчас хочется освежиться? Холодной воды? Он обещал себе, что не будет лесть ей в голову, и не будет использовать свои способности. Поэтому он мог делать выводы лишь по ее действиям, ведь на слова ей верить нельзя. Нет, не то, чтобы прямо совсем нельзя, просто она любит шутить. Очень любит.
Вот, наконец-то Изая увидел, куда они все это время шли. Их цель тот парк. Да, сейчас он очень красив. Сэянир же не это интересовало. Она, быстро потянула Изаю за собой, нагло нырнув в тень. А здесь холодно. Не скажешь, что снаружи высокая температура и духота.  Она стояла посреди тенька, рядом с ней стояла скамейка. Похоже, они в идеальное место пришли. Вот только она. Все молчит, обижается. Пусть, это даже нравиться. Так и хочется. Это идеальное ее поведение. Тихая и замкнутая в себе, хотя, второе – не правда.
Она присела на скамейку. Думала, что Изая сдастся первым? Нет, он решил наглым образом поиздеваться над ней. Что он сделает? Что-то обидно? Может, уйдет? Зачем эти игры? Хватит уже ребячится. И ей пора бы понять, что это не игра. Нужно быть повеселее, даже после таких обидных слов.  Он подсел к ней. Рядом, почти вплотную. Иногда казалось, что сейчас идеальная сцена для серьезного разговора. Вот только Изая не собирался так поступать. Он понимал, что такое вот уединение могло бы пагубно повлиять на его действия, но он это сделать мог и на чужих глазах. Его рука медленно пала на ее плечо.  Он развернул девушку  в свою сторону. Она, словно обиженный ребенок, все время отводила взгляд в сторону. Это казалось даже милым. Хотя, ей хватит злости, и смотреть прямо ему в глаза. Знала, его это очень сильно бесит, когда ему смотрят в глаза. Он прикоснулся своими холодными руками ее лицо. Нет, не полностью, слегка изменяя ее надутые щечки в полуулыбку. Да, он любил играть с детьми. Но почему-то с ней хочется играть в взрослые игры.
– Милая… – его руки снова опустились до ее плеч, оставив небольшой след прикосновений на ее шеи. – Ты идеальна, когда молчишь… когда говоришь. Когда вредничаешь. Ты всегда будешь для меня идеальна. – дабы сыграть с ней в злую игру, он прикоснулся своими двумя пальцами к ее губам, чтобы она и слова не сказала. Нет, пусть еще помолчит. Это идеально.
Пальцы медленно опустились, и он быстро впился в ее губы. Он давно ее так страстно не целовал, даже в ее квартире не было столько же любви, как сейчас. Мгновение, легкая передышка: -Ты тогда не дразнила… Ты была честна в своих действиях .  – И снова поцелуй. Да, слава богу здесь не было посторонних. Так глубоко в этот парк еще никто не заходил.
Он понимал, что рано или поздно она сама оттолкнет его, но разве ей этого хотелось? Хотя да… Жара убьет и не такую любовь. Но даже сейчас. Каждое его прикосновение руками оставлял холодный след на ее коже. Разве ей не хочется свежести? Его руки нагло заглядывали и под платье. Может быть и нагло, но сейчас ему было плевать и отреагирует он только на толчок.

Во время этого поцелуя Изая грубо приставал к ней, вот только он не понимал, что делает это. Похоже, им уже давно управляют странные силы. Гормоны? Да, тоже очень странные силы, только иногда заводят на улицы красных фонарей. Боже мой, что же он делает. Если бы она не заметила, то случился бы повтор. Опять пытается изнасиловать. Стоп… Его руки оторвались от нее именно в тот момент, когда она оттолкнула парня. Конечно, он понимал, что это она делает не потому что ей не нравится, а потому что он позволяет себе слишком много. Но его взгляд. Он так на нее смотрел, словно брошенный щенок на отбивную, которая находится за витриной. Да, хочет, но облизывает он лишь стекло. Минутная слабость, да, можно и позволить и он успокоился. Его взгляд стал обычным и он снова так же мило ей улыбнулся.
Она была в шоке от всего этого. По ней видно, да и раньше, Изая чувствовал, как у него глаза медленно сгорали от ее пристального взгляда. Да, она прекрасно знала, что ему неприятно, но он лучше ослепнет, чем откажется смотреть ей в глаза. У него много действий, которые он не любит, но вот она. Да, именно Сэянир могла превратить даже самое больное  в приятное. Вот только с ней очень странно. Приятное превращает в больное. Боже мой. С ней никогда не соскучишься.  Она всегда выходит сухой из воды, прикрываясь своей любовью. Господи, почему она кошка? Гусыня ей лучше подойдет.
И вот, ее характер медленно ломается. Она сдается, больше не хочет вести себя, как ребенок. Голос ее так же прыгал с низких тонов и до визга. Было даже весело слушать ее. А что не так? Не понравился поцелуй? Так ты не так проси исправить его. Для нее он мог повторить что угодно.
- Откуда тебе знать какой мотивацией я пользовалась и дразнила я тебя или не - это не имеет большого значения
Как мило. Это так приятно видеть, как она нервничает и волнуется. Хотя, возможно это обман, но Изая мог и купиться даже на такое, если это она сказала.  Момент, передышка. Она не может вечно говорить, особенно понимая, что глупо сейчас это выглядит.
Да я всегда сама честность, тебе ли не знать? – Да, столько напыщенности. Она готова была распушиться уже, вот только сил ей хватило только на слова.
И снова молчание. Изая тоже молчал. Он иногда сдерживал свой смех, но не получалось. Он не смеялся, как укуреный, а так, лишь слегка прерывал свой смех, скрывая его за рукой. Ну да, девушка ведь обидеться может. А ему это сейчас не нужно. Мгновение и на его лице чистая серьезность. Он внимательно прислушивался к ней, понимал, что это не просто попытка огородить себя от него, но и очень-очень много ценной информации, которую она пытается скрыть.  Момент молчание прекратился. Наверное, у нее весь яд вышел во время поцелуя. Да ладно, через такое отдать весь свой яд? Он хочет повтора!
- Да и с какого перепугу Мне Тебя дразнить? Себе дороже выходит – Ее слова верны. Да, правильно. Ей нет дела до него. Ревнует он или нет – наплевать. Играет он с ней или любит – похоже, тоже. Да, ведь в последнее время он ее столько раз дразнил, что уже понимает, что ошибка не в ней, ошибка в нем.
Он понял, где провинился, слишком много любви… Может год это слишком много? А может это его распирает на удовольствие, ведь ее он не видел очень долго.
– Да, ты абсолютно права. Но я не хочу дразнить тебя, я просто не могу определиться… Хочу ли… – Он отвел взгляд в сторону. Конечно, первый признак лжи, но с каких пор логика подвластна над его действиями? Конечно. Он снова осмотрел девушку всю. От кончиков пальцев на ноге и до края ресниц. 
- И вообще, когда это ты стал так хорошо понимать мои действия, мысли? – Ее следующие слова. Она так убедительно их произнесла. Да, возможно местами он схитрил… Да, чтобы сделать ей приятно. Но… как она все еще не может понять? Почему? Разве ей нужны доказательства в миллиарды евро? Он готов продать даже часть себя, чтобы весь город украсить в словах, что любит ее. Но, сказать ей сейчас у него не вырастало желание. Пока она не поймет – ничего не изменится.
Пока Изая думал, как ей все это объяснить, и в какой форме, она медленно заползла на него. Не как ребенок, а как любящая девушка. Она села на его коленки. Конечно, это лучше скамьи. Она сидела к нему боком, даже больше спиной. Это ему тоже нравилось. Даже в ее неловких движениях, когда она забыла, что платье давно свисает, и она уселась почти голой на него. Да, как и у другого мужчины, он от этого резко отреагировал, но в действиях был не изменен.  Изая слегка наклонился вперед. Она обхватила его шею и тихо на ушко стала шептать.
- Как бы тебе это не нравилось, но меня ты не переделаешь…. И ты всегда принимаешь мои правила…. Игры. – Ты ведь знаешь, что ничего с этим не поделаешь, таково мое восприятие всего происходящего. – Кошка всегда останется кошкой.. – столько слов, такие действия. Ему было приятно, что она так нежно прикасалась к его коже.  Вот только она забыла, что шея это ее слабое место. Хотя, и парню это нравилось.
Он обнял ее, но не замкнул, оставив свои руки свисать. Еще немного. Он немного отвел тело назад, чтобы кошка не смогла больше касаться к нему. Он смотрел ей в глаза. Да, она могла бы сейчас спросить, типа почему и зачем он так делает, ведь ему нравиться. Но это не то.  Он снова приблизился к ней, оставив легкий поцелуй на ее губах.
– Знаешь, почему все это происходит?  – И закончил. Умный, нет больше слов, чтобы описать его поведение. – Да, ты права. Я не смогу изменить тебя… Но мне не нужно тебя изменять. ТЫ мне нравишься такой, какая есть. Я хочу всегда видеть тебя такой. Всегда. – Он пояснил все раньше, чем час ответил на свой же вопрос. – А причина ведь проста… Я люблю тебя. Всегда любил. Даже там, где любовь считается слабым чувством. Каждую ночь я ложился в постель с мыслями о тебе. Как ты? Что с тобой стало? Я мучил себя этими вопросами… Терзал свое сердце. Беспокоился. Может быть и звучит глупо, по-детски. Но прости, уже не понимаю, как высказать тебе свои чувства. А вспомни. Что ты почувствовала, когда я вернулся в этот город? Я почувствовал эту тонкую связь между нами. Понимая, что я все ближе к тебе, мое сердце замирало, а потом с большей силой билось.  А когда я нашел тебя. С кем ты была? Ты играла с моими чувствами. Ты даже наглым образом поимела меня. Но даже это ничто. Я готов выпить весь твой яд, готов проглотить все твои колкости. Все из-за любви к тебе. – Молчание. Он понимает, что такой бред несет. Что уже мысли его вскипели. Да, ему остается только психануть и покинуть ее. Нет, не как в тот раз, а дабы освежиться. Он бы все равно вернулся. Он не мог снова причинить ей боль. – Боже мой. Такая девушка, как ты, которая вечно приклеивала к себе чужие взгляды, готовая отдаться во все тяжкие… Такая девушка, как ты, превращает меня в полного дурака… Я идиот… И именно ты мня таким делаешь. Из-за своих чувств я уже не понимаю, чего хочу… Хочу любить тебя, хочу затащить тебя в постель, хочу детей от тебя, хочу наконец-то, жениться на тебе! Но… Где же я? Где же в этих «хочу» я? Я растворился в тебе… – Он страстно впился в губы девушки. К черту все. Ему нужна еще одна доза этого наркотика. – К черту… я согласен быть полным дураком, если ты снова согласишься на взаимную любовь! Я больше не уйду. Но ты пожалеешь, что я всегда буду рядом. И вроде приятно, а вроде и предупредил. Что? Она поймет, что выбрав это, она потеряет всю свободу?  Или потеряет его? Или свободу? Или опять выйдет сухой из воды. Хватит давать ей шанс провести себя. Слишком много раз Изая оказывался в дураках… Пора бы и поиграть по его правилам.