Бесполезное существо, толку от него никакого. А может и в правду, зря теряешь на него время, внизу уже заждался любовничек. Вот она наша полиция называется, защищающая город, что-то не заметно, помогающая вдобавок, а сами тоже не прочь приколотить кого-то в стенку за брошенное слово.
Толку я с ним болтаюсь. А может он под воздействием? Не удивительно. Пусть ищут, а мне и одного хватит.
Однако, он кровопийца, примерно 10% присутствует точно, но пьёт кровь не так, как это делают вампиры/дампиры, время тянет, задевая частичками слов нервные струнки, за что б ему полагалось разрушение чего-то. Сами же заставляют совершать преступление, но ей то проблемы не нужны и пока что сдерживает себя. Будь умнее, промолчи. Нет смысла продолжать разговор уже, куда-то он вообще затерялся в диких джунглях.
-Чтож.. Я надеюсь вы приняли, а не просто посмотрели и выкинули моё слово помощи. Не буду задерживать, думаю у Вас ещё полно работы и без меня.
Совместимо бы ещё показать не приличный жест, но не сейчас, не в этом месте, не в это время. На хамство вежливостью, вот так вот. Сама то дампирша никуда не торопилась, но не к чему задерживать "занятых" людей собственной самооценкой. Поднявшись, Эклипс мимолётно глянула в окно, встречая солнце скрытой улыбкой.
----В город

Отредактировано Black Eclipse (2010-03-14 13:54:25)

/Дом Анико
Волчица не стала тратить силы зря и просто села пассажиром на первую попавшую машину, которая же ехала тем же курсом, куда и надо было ей. Прохлаждаясь ветерком на крыше транспорта, мимо промелькнула фигура на мотоцикле, обернувшись, Блю присмотрелась к удаляющей точке.
Брат?
Удивлённо поставив ушки на макушки, в тот же самый момент тормоза сработали и волк чуть бы не свалился на капот машины, задержав скольжение когтями, разодрав краску. Спрыгнув на землю, осмотрелась, всего пару метров до здания было преодолено пешком. Влетев внутрь, так же не заметила присутствие Габриэля, с которым познакомилась в парке, не было и той вампирши, нечисти короче, уже познакомившись с ней прошлый раз, но самое главное присутствовал запах брата, ведущий к дверям выхода.
ушёл?
Зверь добрался до кабинета, но обнаружил, что дверь закрыта и в правду ушёл и в правду та удаляющая точка, являлась им самим. Но вопрос в другом. Куда и почему ушёл он? Решив, что надо подождать, Блю прилегла около двери брата, набираясь терпения для предвкушающего долгого ожидания прихода. А кто ж как ни Габи отдаст приказ на выполнение задания.

Время шло медленно, тянулась каждая секунда, вот закрыла глаза, уже кажется пробежали все 24 часа, но открыв, секундная стрелка только начала свой ход. Какая же эта скука - лежать здесь на полу в ожидании прихода брата. Он был, но потом ушёл, может что-то и случилось, а может ему просто надоело ждать и он сам ушёл расследовать что-то, какое-то задание, за что позже Блю получит за опоздание. Тихо вздохнув, волк прижал уши к голове, зарываясь в густую шерстку так, будто сейчас в чём-то провинилась и её наказали.
-Здесь кто-нибудь есть?
Какое-то необычное слово, вопрос, будто бы кто-то вошёл в домик и спросил. Здесь каждый занят своим делом, но сейчас так тихо, будто вымер весь персонал. А что.. это шанс заняться чем-то полезным, помочь кому-то, надеясь что не придётся снова нянчиться с трупами.
Поднявшись, волчица направилась в сторону издавшего голоса, его озвучкой оказалась девушка, на вид лет 18-20. Она похоже нуждалась в помощи и чувствовала себя не ловко, вне решимости. Подбежав, чёрная села перед ней подметая хвостом пол, улыбнувшись и высунув язык, волк заглянул в её глаза.
Есть. Чем помочь?
Мысленное общение, мало ли, может она и услышит, но без телепатии ей не разобрать.

Удивлена, да, даже очень, она даже отшатнулась назад не поверив своим глазам, что в отделении ещё обитает волчица, для Блю ничего удивительного не было. Собака - хорошо, но у волков наиболее обострённее чувства, чем у семейства псовых, нюх в этой работе всем нужен. На мысленные слова, волчица заметила её повторное волнение, значит понимает, способностью телепатии владеет, это хорошо, так проще общаться, но вот сама она похоже совсем не вошла в курс происходящего.
-Это ты со мной разговариваешь?
Подняв лапку, как по команде "дай лапу", протянула девушке, мотнув голову в знак согласия, ещё бы, она её прекрасно понимает.
Требуется помощь?
Надеясь, что дело всё-таки найдётся, Блю впервые самостоятельно начнёт расследование, это радует, да и скучать не придётся это точно. Но сейчас главнее привести в дух девушку, которая не особо верит в то, что животное её понимает.

Волки удивительные существа. Сами по себе они загадочны и этим притягивают еще больше. Девушка все еще не совсем осознавала, что происходит. Перед ней сидела черная голубоглазая волчица, которая по всей видимости пыталась установить с ней телепатическую связь. У Ами уже хватило смелости заглянуть в глаза волчице и понять, что она настроена доброжелательно. Красивые глаза. Голубые, глубокие. Любой человек мог бы этому позавидовать. Видимо, она действительно понимает меня…Волчица протянула лапу вперед, что видимо должно было быть расценено как приветствие. Осторожно коснувшись рукой лапы волка, девушка кивнула. Какая мягкая шерсть… Боясь, что тонкий телепатический контакт может прерваться она снова посмотрела в голубые глаза.
-Мое имя Ами, - девушка чуть-чуть приподняла уголки губ, подтверждая свой дружелюбный настрой, - да…мне нужна помощь. Запустив руку в карман пальто, она извлекла от туда всю ту же фотографию, которую постоянно носила с собой и пока прижимала ее изображением к себе. Девушка не могла понять, почему все же решила прийти в полицию именно сейчас. Наверное, нужно было делать это  самого начала. Все люди так поступают. Но..если здесь поймут, что она потеряла память или спросят о чем-нибудь из ее прошлого, что она тогда ответит? Об этом Ами пока не думала, хотя, наверное, стоило.  Развернув фотографию на которой были изображены светловолосая женщина и девушка, она снова заговорила с волчицей. –Я ищу этих людей… - девушка сделала паузу, потому что еще немного сомневалась в том, что их удастся найти, - точнее..мне бы хотелось узнать, что с ними случилось. Ты сможешь мне помочь?

В сознании наконец-то забрезжила надежда о том, что может быть удастся узнать немного большего, что было известно на данный момент. Девушка протянула фото поближе к волчце, что бы та могла его разглядеть. Ами понимала, что одной фотографии скорее всего будет недостаточно. Нужны были более веские улики, которые смогли бы навести на след. Оружие, например. Черная волчица внимательно разглядывала фотографию, девушка ждала. Наверное ей просто нужно было время.
Сигнализация сработала резко, неожиданно, заставив девушку немного испугаться. Неужели что-то случилось? Да, наверное глупо было думать, что в таком месте все спокойно и ничего не происходит. Поднявшись с колен Ами удивленно огладывалась по сторонам. В полицейском участке началась самая настоящая суматоха. Все что-то записывали, говорили на повышенных тонах - чувствовалось, что случилось что-то серьезное. Похищение? Убийство? Мысли о чувства других людей начали проникать в сознание девушки, не успевшей выставить мысленный блок. Прикрыв глаза и отступив на два шага к стене, Ами коснулась своего лба пальцами рук, пытаясь хотя бы немного абстрагироваться от того, что сейчас происходила вокруг. Не совсем, но немного успокоится почти удалось.
-Помоги мне и после я помогу тебе. Будь всё время рядом, после задания я разыщу тех самых людей - среди прочего шума Ами было немного сложновато различить мысли волчицы, обращенные к ней. Девушка открыла глаза и взглянула на ту, что просила ее...Помочь? Я... - девушка не совсем понимала, почему просят помощи именно у нее.  Девушка согласно кивнула. Но оставлять так все Ами тоже не хотелось, к тому же волчица и ее предложение ей симпатизировали. Девушка согласно кивнула и выбежала вслед за ней на улицу. Я могу опоздать на работу...почему-то эта мысль пронеслась в сознании Ами.. и так же быстро исчезла.
-----------> Улицы

Нежданчик.

<-- Die Schatten (Gabe)
Усталая суета вселенского существования к завершению рабочего дня особенно обостряется. Нервные метания сотрудников в разные стороны раздражают даже посетителей. Кто-то от невнимательности опрокинул чашку горячего кофе на клавиатуру, кто-то столкнулся с соседом и все документы фейерверком взлетели в воздух, а кто-то вовсе уже спит в обнимку с отчетом за прошлый день и, если брать за верное выражение лица мирно дремлющего, то выплывать из отчетных океанов он не особо спешит. Шум тяжелым куполом нависает над всем зданием, что даже ни одна птица не решается сесть на карниз; лучи солнца, раннего, весеннего, а от того слабые и блеклые, касаются тонкими пальчиками стекол, проникают в помещение - и видно, как кружатся в них пылинки и какой-то уж очень мелкий мусор.
Запыхавшийся и основательно покрывшийся стрессовой испариной руководитель следственного отдела, которого от скоростной беготни по длинным коридорам заносило на поворотах, как старенькую, истрепанную легковушку на заснеженных дорогах, гневно брызгаясь слюной от негодования и непристойно выругиваясь словами, изучение которых не входит в школьную программу, с вредительской беспардонностью Годзиллы распахнул настежь двери собственного кабинета и переступил порог.
Директор склада, у которого от перенапряжения и боязливости зашкаливал адреналин, окончательно лишился дара речи, невменяемо хлопая глазами и психопатически жестикулируя, и вместо убедительного оправдания отрывисто оглашая отдельные буквы алфавита, не в состоянии вымолвить самостоятельного словосочетания - он оправдывался перед руководством, не дожидаясь верховного суда мечом карающим, который, не близящийся восьмой час, не появлялся.
Но на самом деле его утро начиналось весело. Незаметно дрогнувшая рука легла на металлическую ручку двери, которую в этот ответственный момент сложного процесса морального успокоения варварски распахнули с ноги. Не просто весело. Крайне весело. Всегда чувствовал, когда косая начинала шляться вокруг, выбирая следующую жертву. Прошлой резни ей явно было мало, словно недавняя перестрелка сорвала какой-то налаженный, тонкий механизм составленный из множества деталек. Разномастных деталек, но худо-бедно притертых друг к другу, притянутых какой-то сложной игрой желаний и вожделений. Со сбитыми параметрами разговор с главным следователем выдался коротким, уместившись в одно слово из пяти букв - громкое в той же мере, сколь и емкое. Истерический визг следователя прояснил ситуацию и головы поднимать не пришлось, чтобы понять - новенькая, блондинка и, конечно, сломала ему нос. Не узнала.
- Доброе утро, мои дети. Я тоже вас всех люблю.
«Полицейское управление, это вам не разведка... Хуже всегда есть куда, и потому, впредь стоит быть осторожнее с собственными амбициями. От добра, как известно, хорошего материального обеспечения не ищут...» Не сказать, что после недавних событий непосредственное начальство было похоже само на себя - скорее, Габриэль походил на бомжующего рокера, решившего заглянуть в отделение и слезно попроситься в одиночную камеру: отдохнуть на государственных харчах пару деньков, в тишине и покое. В относительной тишине и в относительном покое. А сломанный нос только добавил ему шарма, хотя, конечно, начальство, хмурое не только лишь по байкам подчиненных, но и по настоящему видению, не было уверено, что распухшая переносится приукрасит его внешность. Да еще и зрачки остались вертикальными - не лучшим ли решением было остаться дома и не являть рожу пропивохи миру?
Снова это чувство могилы. Безнадежность, словно ты забит в гробу и уже засыпан. И возможности свободного действия  - почти зеро.
  Данхэм никогда не был легкомысленным улыбчивым парнем. Он не принимал фривольностей, но и терпеть не мог излишней строгой пафосности. Он не стремился к добру и вовсе не хотел зла. Он действовал по обстоятельствам. И никогда не жалел.
Да, он мог побрюзжать, поворчать и поерничать. Он мог сделать вид убогий, поюлить и «лизнуть до самых гланд». Он все это мог и умел.
Но это никогда не было его сутью. Данхэм, однако, был прекрасным полицейским и всегда рьяно выполнял свои обязанности так, что Габриэлю приходилось только тихо отходить в сторону и подумывать об отставке. Руководить центральным отделением полиции - не то, что командой из восьми человек. Сейчас молодой мужчина с пронзительно голубыми глазами, должно быть, уже подстерегает его в приемной кабинета, не глядя даже на очаровательную секретаршу - а та, конечно, в свою очередь игриво машет хвостом и поправляет прическу вокруг аккуратных рожек. О, нет, уж чего-чего, а подниматься наверх и оказываться в плену этих цепких глаз и безумно сухих докладов, от которых хочется утопиться в сортире, он совершенно не хочет.
Проскользнуть тихо снова к себе не удалось.
Удалось приложить лед к разбитому носу и двумя злобными приказами выгнать паршивку на улицу, куда она так стремилась.
- Вэлана где? Сказать, что я ее давно не видел на рабочем месте, значит культурно промолчать.
Грохочет перевернутый стул, Сагаши выплевывает привычное свое тявкающее «бля», еще подталкивая ножку табурета, чтоб не мешался. Несется ураганом дальше, сбив с чьего-то стола стопку бумаг, но не отдав себе в этом отчета. Пролетает мимо замершего посреди первого этажа Габриэля - находясь в здании, мутант курит и держит на переносице замотанный в окровавленный носовой платок кусок льда.
Нормальное рабочее утро.
«Это невыносимо. Словно нянька в группе дошкольного воспитания!» В этом месте слишком много мелочей и людей, которых мелочи эти окружают и так все время, и так всегда, всем нужно что-то делать, но совсем не обязательно спешить, а на столе, он знает, лежит уже пухлая папка. Та самая, что положили еще вчера вечером, но у него не было желания и возможности заглядывать сюда. Не то, чтобы не хотелось.
- Вы поймали мне хоть одного обормота, дети мои? - громкогласно вопросил Габриэль, стряхивая пепел на отдраенный пол нижнего этажа, - никаких сюрпризов. Скучно, дети.

«Дети» предпочитали молчать и тормошить их значило лишь обрекать себя на несколько часов, проведенных в абсолютно бессмысленных действиях, направленных на совершенно глупые цели и совершенных опять таки человеком не далекого ума, с разбитым лицом и промокшим от растаявшего куска льда платком - его пришлось выбросить в мусорное ведро, проходя по коридору в сторону лестницы. Не то, чтобы у Габриэля вдруг обнаружилось желание проверить свою физическую подготовку да спортивную форму, побегав по ступенькам до второго этажа, однако же нежелание оказаться в одном лифте с Данхэмом уже само по себе было решающим. И никакая лестница не могла переубедить его в этом. «Дети», к слову, чаще всего были моложе его на добрую сотню лет и только одна из них, одна из одетых в одинаковые рубашки и одинаковые брюки, в одинаковой обуви и с одинаковыми выражениями лиц, только одна девушка могла заставить его нервно отодвинуться в сторону, потянуться за оружием: пробудить желание устроить пальбу в собственном доме родном или убиться с разбегу о прочную стену арсенала. Наверное именно из-за нее Габриэль и не любил лис, лис белых, лис рыжих, лис черных, да хоть лис разноцветных и с бородавкой на носу; от них никогда не приходилось ждать хорошего. Ничего хорошего. А лучше - вообще ничего.
Зато лестница помогает собраться с мыслями, регенерировать квашню на переносице, выкурить три сигареты благодаря неспешному перемещению конечностей вверх и прямо, а так же свыкнуться с мыслью о том, что как бы не хотелось работать, а надо. И ведь в чем главная проблема? В том, конечно, что ему нужна туева куча денег, чтобы запрятать благоверную в самые далекие и надежные казематы и заново отстроить две несущие стены чудом не рухнувшего дома, при всем том не имея ни малейшего представления о том, как все это провернуть максимально незаметно для соседей, найти способ отлучиться с места недели эдак...
- Габриэль-сама!
Передернуло. Как передернуло - обычно такие выражения лиц рисуют в дурацких комиксах и окружают в довесок звездочками, капельками, а то и вовсе зигзагами распространяющийся по воздуху гнев. Премерзкий язык. Пять сигарет.
- Говорите по форме, младший лейтенант Мураками.
Морда просит кирпича. Кирпичом по морде!
- Вам просили передать, что поймали «сюрприз»...он из эмигрантов, нелегал, его сразу, как только, потому что... - с каждым словом крепла уверенность, что все они учились именно у его жены, да к тому же достигли в учении своем просто небывалых высот. Какой слог, какие фразы, а уж количество эпитетов, возникающих при прослушивании подобного рода речи в течении двух с половиной часов и сосчитать невозможно.
   В помещениях второго этажа уже успели отключить отопление и теперь, за ночь, они промерзали не хуже подвалов, а если так сравнить, то даже лучше и сразу начинаешь чувствовать себя мафиози, оборудовавшим место для расстрела должников в морозильной камере ближайшего мясокомбината. Впрочем, нет, через три недели после знаменательного события, о котором писали все газеты города, им все-таки удалось вывести из камер трупный запах. Но Габриэль всегда радовался, когда оказывался на втором этаже в компании людей и нечисти с угрюмыми взглядами, в окружении прутьев на маленьких окошках и тяжелых дверей, на которых тонкой пленкой мыльного пузыря висит прочная магическая защита. Мерзость.
  Рука на дверной ручке больше не дрожала.
- Утро доброе, - затворив за собой дверь, мужчина явил просто верх своего воспитания. Поздоровался, значит. Это помещение небольшого размера, где пол и стены были выложены светло-серым кафелем, а посредине имел место прикрученный к полу стол из крепкого железа и два стула, один из которых, конечно, тоже был приверчен намертво, почему-то вызывало у всех посетителей совершенно не радостные, а очень даже печальные и даже упадческие настроения. Но всем же видно, что справа от входа на стене - пуленепробиваемое зеркало? Но всем не сложно догадаться, что за ним располагается еще одно помещение, из которого можно с максимальным комфортом вести наблюдение за процессом дознания? Кроме прочего, помещение оборудовано чувствительной системой климат-контроля. Хотя да. Окон комната лишено и приходится мириться с резким искусственным освещением. Как он и предполагал, подозреваемый, точнее задержанный, а честнее - уже обвиняемый и почти осужденный сидел на стуле, хорошо зафиксированный и не опасный. Хотя нет. Может быть опасный и точно не закрепленный, а так же, совершенно без сомнений, бодрый и здоровее всех здоровых: оборотень, и ведь ни один из недоумков не додумался торжественно повесить на него серебряную цепочку.
- Что ж, приступим к увлекательному для обеих сторон и познавательному для меня процессу дознания? - глупо (читай - неряшливо и два раза роняя) снимая перчатки, вопросил тоном отожравшегося комика Габи и остановился около одного из стульев - той, что ближе к двери. Тон у него был спокойный и почти дружелюбный. Ни дать, ни взять - психолог в дошкольном учреждение, а все манеры и повадки олицетворяли образец истинной не обремененной интеллектом конторной курвы. Театральная пауза.
- Ладно. Бедному иммигранту с потребностями к нелегалу не хватило денег и терпения на «грин карту»? - четыре сигареты. Тяжелая «зипповская» зажигалка бодро взлетает над ладонью и падает обратно. Представиться? Вольфганг, Югент, Герхольд? К чертям официальность, чувствуй себя как дома и не урони зажигалку. Поиграть в дурачка не слишком лишь первые минуты, - а если в зоопарк сдам?
Про «зоопарк» всплыло внезапно, как помнится, сам он туда и с роду не ходил, а вот на тебе - действительно, куда еще сдавать оборотней, оказывающихся на чужой урбанизированной территории? Хотя, какое ему дело до оборотней - кошечки, собачки, птички...на столе лежит блокнот с ручкой. Протянуть руку и взять. Протянул руку.

Отредактировано Gabe (2010-04-21 18:55:52)

В окружающей реальности есть трещины и щели, в которые она утекает, а внутрь просачивается другая реальность. От зевоты решительно сводило челюсть. Желудок орал: «Еще раз столько выпивки и синтетики, и я тебя - убью!» Почему-то ему верилось. Верилось, должно быть, как никому из окружающих его людей с их грязными и мерзкими мыслишками, с их слабыми тельцами, с их моральными устоями, что семечками подсолнечника лопаются под пальцами. Кислый привкус во рту на грани возможного и хочется начать грызть ручку, которую только что, похожие на лапы больших белых пауков, пальцы наконец-то поймали. Нет, грызть ее все же не стоит, как не стоит и садиться напротив задержанного подозрительно оперативно - это ж сколько энергетиков влили в себя эти сонные тетери, что так бодро ломанулись в аэропорт? Или на чем он там прибыл, на лодке? Потом не захочется вставать.
- Попробуй? Убить?
Мужчина вскинул рыжие брови, артистично сощурив черный, левый глаз, всеми силами упирающийся в своем нежелании становиться нормальным. В одной руке ручка, в другой блокнот; взгляд медленно перетекает с одной детали стола на другую, но их мало, они мелки и не интересны и куда более занимательно - смотреть на собеседника. На первом листе блокнота всего одна пометка, но и так не несет никакой толковой информации, которую можно пришить к «делу». «Дело» лежит уже на столе в предбаннике, но записывать туда свое имя, всю информацию, и ставить подпись, шлепать печать...Не такое страшное из всей той прелести, что околачивается сейчас под окнами управления - брошенный на парадный вход труп быть может и подтолкнут на ответную реакцию. Не то, чтобы лень, но и сами не без греха.
- Можешь что-то противопоставить этому «убить», кроме «попробуй»?
Уже насмешливо - еще бы Габриэль не видел, не чувствовал того потока ненависти и жаркого отторжения (куда там выражение лица и громкий, отчетливый хруст суставов в изолированной от звуков извне комнате) любимого почти всеми детьми слова - зоопарк. Там много животных в клетках и вольерах, там летают бабочки в павильонах и торгую сладкой ватой, цветной водой и дают сфотографироваться с персонажами мультфильмов, которые ходят совсем, как живые. Право же, премерзкое место с приторным запахом. Вглядываться в темные глаза напротив, но ниже - не имеет никакого смысла. Не видно зрачков. Полицейский потел ладонью левый глаз и коротко рассмеялся, не забыв продолжить свою мысль. Но ни с чем не спутать эмоций оборотня; о, ведь они просто зашкаливают и у домашней зверюшки и у ее человека, что уж говорить о тех, кто предпочитает свободу? Не предпочитал бы, реагировал бы сдержанней. А так...так Габриэль практически видел уверенно направленный в его сторону кулак или попытку вывернуть с корнем стул и отправить его по тому же адресу. Эта работа просто какой-то сомнамбулический поиск неведомого Кадафа. Напоминает пляски святого Витта - беспорядочные трепыхания.
Три сигареты.
- Имя, фамилия, возраст, откуда родом, - не сказать, что задержанный побит жизнью или живет на улице больше недели. Не похож на наркомана. Не орет и не дебоширит. Прилично, культурно, красиво можно сказать, а все туда же, - и какого черта понадобилось в этом городе.
Прикурив, Кэйнер ткнул ручкой себе за спину и ухмыльнулся, едва ее не выронив.
- Кстати, да. Драпануть хочешь - «попробуй». Тут все демократично, хочешь - пожалуй, не хочешь - поиграем в интеллигенцию, - рост почти под два метра, вес, судя по телосложению, вполне ему соответствует, да и хилым «преступника» не назовешь. Бегает, должно быть, быстро. Поражает современников эдаким статным прогибом прямой спины.
«Хеймдалль, да тут каждый второй без постоянной прописки - пролив переплыл. Ловить и сажать каждого?! Да этого выпереть взашей, пусть делает, что хочет в компании этих гиен.»
- Мне вот даже интересно, что ты за зверек такой, - почти беззлобно, с пониманием, - неосторожный.

Неприятное ощущение чужого, изучающего, внимательно следящего взгляда отходит на второй, на третий, на десятый план, и перестаешь замечать вовсе, что есть кто-то, кроме тебя, кроме бездушной мебели, кроме времени и чьего-то разговора за дверью, которую не плотно закрыл. Обсуждают убийство и акт вандализма на соседних улицах, и вроде бы даже знаешь, кому придется все это разгребать, но о грустном думать не хочется, грустное жизненно важно свалить на чужие плечи, подарить колокольчик и навязать на голову бантик - вперед, благословляю! Но уж никак не самому, ему и без этого хватает проблем с отчетностями, с пропажей выделенных финансов, с тем, что какая-то крыса сожрала два шлема и, судя по всему, гордится стальными челюстями...
Собеседник не оказался словоохотливым и Габриэля начали уже терзать смутные сомнения, что каждое слово из него действительно придется выколачивать, чтобы не задержаться в тихом и светлом помещении еще на несколько часов. Но любое выколачивание с кривой координацией действий приводит либо к иску в суд за нанесенные увечья сдавшемуся с повинной либо к спешной пробежке до ближайшего лекаря. А если совсем повезет, то можно просто выкинуть стол и сделать вид, что ничего не произошло. О такой крайней степени везения, когда остается только радостно прискакать в больницу, везя на тележечке с детским совочком свежий труп, можно было даже не задумываться лишний раз - Госпожа Удача давно развернулась к нему задом, взмахнув пышными юбками с кружевами, да так и осталась, забыв о прощении провинившихся. Взгляд метнулся в сторону звона, но то оказалась лишь цепочка - ага, а почему не за спиной руки? - а не что-нибудь более интересное.
- Невинная кровь. Ха, юморист.
Щелкнув пальцами, Габриэль ухватил протянутый паспорт за угол и развернул перед собой на вытянутой руке, предварительно уронив на стол блокнот и зажигалку поверх него, вместе с пачкой оставшихся сигарет. Всего две.
- Знаешь, здесь собралась добрая половина идиотов всего города, Кристиан Майкл МакКин, уроженец Соединенных Штатов Америки, двадцати семи лет от роду... - он не переписывал всей информации в тот блокнот (главный лист поражает содержательностью короткой фразы «как достали эти ...») и, по сути, больше вообще ничего в него не записывал: ручка зажата между зубами и оцарапана о клыки, бычок сигареты раздавлен ботинком на кафельном полу, а взгляд бегает по строчкам скромного по объемам, но содержательного информативно документа, который обязан носить с собой всякий, кто выходит на улицу, пусть даже повесить кормушку птицам. Если никто не носит с собой такую полезную вещицу, стольким следователям помогающую максимально быстро идентифицировать труп, то привыкаешь, а потом выставляешь эталоном идиотизма себя и всех своих подчиненных, - оборотень, не видящий толка бегать от проблем.
Паспорт шмякнулся на стол. Предпоследняя сигарета. Выдохнув дым, Габриэль покачал головой, поправил сползающую на лоб бандану с таким видом, словно она ценнее всяких Священных Граалей или, уж по крайней мере, просто выглядит богаче.
- Служил?
Он оперся о стол левой рукой, постучал отросшим матовым когтем по тощему тельцу блокнота.
- Короче, Кристиан МакКин, гражданин США. Мне нужны нормальные люди. Еще лучше - не люди, - пепел упал на стол - мутант всегда курил сумасшедшими, глубокими затяжками и пальцы желтели, пока регенерация не вспоминала о своем призвании, - если руки не кривые и мозги на месте, уладим твое проживание и устроим на работу. Сюда.

ошибки на моей совести, я не проверял.

Бумаги - снежные поля, скрывающие динозавров прошлого или еще не ожившие скелеты будущего. Справка о смерти того, с кем он был рядом последние три месяца, кто уже успел стать ему равным в Управлениях, чью деловую хватку он вылепил сам, кого научил правильно думать и понимать, что происходит. Интерес, формулируемый вопросами «почему» и «как», угас за секунду. Далее не важно.
Из личного дела без сожаления вырвана фотография, документы полетели в шредер, сама папка - в корзину для мусора.
Жарко. Нестерпимо жарко. Запах горячего метала, и пластмассы. Оптический прицел уже практически стал частью тела. Пальцы занемели. Идет шестой час выслеживания сумасшедшего. Он там. На одной из крыш напротив. Но где? За обвалившимися буквами, с каким-то диким названием мотеля? В куче какого-то хлама? Где? – Снайпер пытается поменять положение. Под брезентовой накидкой это сделать не так-то просто. Нельзя шевелиться. – 18. Он убил уже 18 человек. 6 часов на проклятой крыше, под проклятым брезентом жарится под проклятым солнцем в ожидании проклятого террориста.
Черная тварь не является порождением мрака или напротив чего-то светлого. Она - своеобразная квинтессенция, вместилище чистой энергии. Скорее всего, - плод чьей-то безумной мысли, парадокс, созданный во время помутнения рассудка Высшего Разума. Точнее, создавший себя сам.
По сути своей, если обращаться к истокам происхождения ее, можно сделать логический вывод, что она - самоназванный посланец оттуда, где создавалась изначально шизофреническое будущее, точнее, его Волшебство. Цель его точно не определена, видимо, потому что она сама еще не решила, в чем она состоит.
Под рукой едва слышно скрипит крышка стола, вдавленная на несколько миллиметров в направлении пола одним нажатием ладони, плавным, едва ли не нежным.
- Капитан МакКин... - последняя сигарета и смятая пачка запихнута в карман джинов; мутант выпрямился во весь свой рост, цепляясь пальцами обеих рук за пряжку пояса. Перед ним, сидит на стуле с выпрямленной спиной и взглядом человека, видавшего многое за свой не внушительный возраст, тот, кому действительно можно что-то доверить, отдать кого либо в управление, дать возможность уверенно вскарабкаться из «никого» в этом городе в...да, охотников ненавидят и уважают. Но не всех и не все. Все дело в том, что гайдзинов не любят в сложной стране с железобетонным устоем иерархии. Семь лет он работал в тех местах, куда не посылают обычных людей, где они не справились бы в принципе, не сделали бы и единого шага. Достойно. Должно быть этот бодрый малый и все мишени на тренировочном полигоне из пистолета со святой водой обрызгивал так профессионально, что медаль не пожмотили...а было бы круто. Несомненно, круто.
- Габриэль Кэйнер, управляющий этим веселым местечком. «Террорист в отставке», - мужчина щелкнул в воздухе пальцами снова, а смех его, короткий, тихий, напомнил издевающийся лай гиены в далекой дали жаркой пустыни. Как знать, может быть он встречал когда-то этого капитана, а, может быть, просто слышал о нем. А может быть и нет, и, с некоторой заминкой переходя на стороннюю тему, Габи зачем-то пояснил, - знаешь, почему так душно? Радиация. Фонит немного.
Вообще, много чего может быть, а может и не быть - что толку запудривать себе мозги такими глупостями, вроде могло и не могло? Лучше уж задуматься о том, что имело нелепость произойти в самый для того не угодный момент - не верьте тем книжным романтикам, которые утверждают, что за миг до смерти перед глазами у человека проскакивает, пролетает и проползает вся его бренная жизнь. Все это чепуха и заявление это звучит авторитетно от эксперта в данном тонком деле. В момент смерти все будут находить в своей пустой голове какие-то одинокие мысли про паутину на люстре и дурацкое мимолетное сожаление. А на может и не может обычно просто не хватает времени.
- Выбор, конечно, у тебя есть. Сбежать, стать преступником, умереть, дать взятку, - он снова тихо рассмеялся, - но ты принят в штат на взаимовыгодных условиях. Документы оформлю сам - знаешь, как просто?
Между тем, Габриэль уже вполне благополучно забыл о том, что с Кристиана стоило бы снять наручники.

Как там было у Булгакова? «Как причудливо тасуется колода...». Кэйнер бесшумно вздохнул и горько усмехнулся - сбитый с толку поздним вечером, он настолько далеко был вышвырнут из привычной среды обитания, что не успел до сих пор вернуться и до сих пор искал зацепки, такие мелкие, не заметишь, пока не понадобятся по настоящему, чтобы вернуться в маленькое антиутопическое настоящие. Да, он смотрит внимательно, взглядом эскулапа и пытливо, с интересом, замечает все новое и новое в чертах лица собеседника, в его поведении и «провалах» -  о чем-то думает? что-то вспоминает? страдает психическим расстройством? - но сам занят совершенно иным. В последние дни в его жизни скопилось столько ненормальных парижского Сальпетриера, что поверишь чему угодно и припишешь всякому не существующие черты да такие, что сам удивляться будешь. И то, в лучшем случае. От радиации тяжело дышать и в темноте черного глаза проступает зеленым мерцанием радужка. Тяжело? А ведь почти все привыкли...
Такие островки полнейшего человеческого упадка, безысходности и кислого, как испорченное дешевое вино, людского бытия нужны были всегда и почувствовать себя царем всего сущего, принося с собой эти места, эту неподражаемую атмосферу, перетаскивать, словно госпиталь людских душ на колесах, так просто, так просто. Даже не столько по той причине они востребованы, что мир уверенно катился по наклонной к чертовой матери, а сколько потому, что своя собственная Хиросима была, есть и будет казаться человеку гораздо важнее Хиросимы всеобщей. Почти то же самое, что и смерть - миллионы загубленных жизней считаются статистикой, а одна - трагедией. В белой крови этих людей так много мусора.
- Взаимно, - поздравляю вас, дамы и господа, с очередным прожитым бездарно, а может дарно, а может и не прожитым, а может даже и не днем! Видите, при правильном подходе всегда есть с чем поздравить, - поздравляю.
Ура, товарищи! Праздник пива и живота. Живота и пива. Точнее праздник пива, а вот животу уже не так празднично. Потом. Если хорошо отметить. Ад повышенной комфортности. С не угасающим интересом Габриэль наблюдал за тем, как поднимается с места «заключенный», как расправляет плечи и не опускает головы, а на руках так трепетно и нежно звякает цепь наручников - грех жаловаться, как все культурно и аккуратно, придраться не к чему, подать жалобу невозможно, но так мерзко, словно в душу кошки нассали. Правда? Но приходится мириться и клеить на лицу улыбку. Никакого рукоприкладства. Никакого хамства. Ничего, что может вызвать агрессию, но скажи, скажи, а, неприятно?
- А ты не вервольф, - зачем-то говорит очевидное и трет пальцами подбородок, - конечно, оставь на долгую память. У нас таких много.
Габриэль провел большим пальцем по брови, словно стер что-то и вытянул из кармана безрукавки сотовый. Видавший виды, но, как ни странно, все еще в рабочем состоянии, черный слайдер с затертыми тусклыми кнопками поприветствовал владельца стандартными обоями в виде песочных часов, а затем, после нажатия правой верхней клавиши, вывел на экран список внесенных в память телефонных номеров.
- Короче, так, - кнопки нажимаются с тихими щелчками, а ключи от наручников позвякивают в левой руке - она вытянута в сторону Кристиана. Все они однотипные, все маленькие и тонкие, будь сделанными из алюминия, - проявляю халатность, смотри и учись. Паспорт твой я забираю, это раз. Вечерком заброшу тебе твое удостоверение и прочие прилагающиеся радости. Это два. А что там с твоим прошлым было, мне по барабану - все равно сожрут, если что не так.
Телефон издает гудок и затихает, едва не испустив дух из своего слабенького пластикового тела. Экран потрескался и с сожалением приходится думать о приобретении новой техники.
- Советую что-нибудь съесть от радионуклидиков. А то, знаешь, мало ли, - не то, чтобы беспокоиться было о чем, но с самого утра Габриэль не был уверен, что у пообщавшихся с ним резко подскочит бодрость духа и уровень здоровья. Да и дышится вон собеседнику как-то не слишком радостно.
Позвонить Вэлане...ее слишком давно не было. Разобраться с отчетностью. Раздать серьги братьям и автоматы сестрам. Не забыть.

Победители всегда на какое-то время становятся великодушными: ау, побежденные, как вы там? Не надо ли чего? Вы скажите, мы отольем своего счастья вам полной чашей! Расслабленность - вот причина следующего за победой поражения. Любая победа, в делах, в личных отношениях, на войне или в игре в карты, любая, даже самая маленькая, над самым мелким врагом, требует огромной концентрации сил. Но надо быть еще сильнее, чем ты был ранее, чтобы побежденный не смог, подлечив раны, ударить в спину - ведь только мертвый может быть достоин добрых слов и воспоминаний, потому что, будто загнанный в угол, раненый и оскорбленный поражением зверь, он никогда не простит своей обиды. Нельзя подавать руку лежащему. Он примет ее, встанет и отойдет в сторону, пропуская вперед его поднявшего. И вдруг окажется, что тот к нему спиной. Ах, до чего же приятно видеть спину уверенного в себе, гарцующего на воображаемом коне славы. А побежденному нечего бояться. Он знает, знает уже вкус горечи поражения, он знает, как до дрожи противно оказываться на земле и смотреть на переступающие над тобой ночи, он видит все снизу и понимает цену победы - победителям предстоит дорога вниз, а он ее уже прошел - и ему нечего опасаться. Им предстоит дорога вниз, а тебе только вверх, если ты еще не умер. Глупые. Лежачих надо добивать. Обязательно надо добивать, иначе они встанут, и тогда не будет пощады. Но чем сложнее ситуация, тем больше привлекательного находят люди в абсолютно отвратительном.
- Да...но забавное.
Все-таки люди не любят свое прошлое! А зря - в прошлом залог нашего будущего, которое прекрасно особенно тогда, когда ты его не боишься. Ведь кто знает, что там, в этом будущем? Золотые горы? Прекрасные женщины? Кровь и огонь? И если все этого хватило в прошлом, которого так боишься и о котором никто не должен знать, то вдруг все повториться снова, вдруг это - лента Мёбиуса и будешь бегать, пока не рехнешься совсем и не сгниешь, привязанный к постели, в сырых палатах психиатрической лечебницы и будет только надзиратель да уборщик, косящий левым глазом. Может быть, получится  разорвать кожаные ремни, что стягивают грудь, и руки, и ноги, сбежать и, в коридоре, где сыплется с потолка штукатурка и расцветает желтым грибок попробовать освободиться. А пьяный врач только покачает головой, смотря за тем, как втыкаешь украденную вилку себе в глаз. Свободный. Ну, а как же еще?
- Если б никто не ходил без документов, город бы вымер.
Таких людей с интересным прошлым великое множество, которые частью потом пострадали, а частью, к счастью (стихи!) - нет. Покупать грязные истории - о людях остается добрая память ( о, это очень соответствует их представлению о праведности), с людьми остаются их злые дела. Не ударяясь в долгую философию, Габриэль сгреб блокнот со стола и развернулся к дверям, не закрытым ни раньше, ни до сих пор.
- Зайди через часик или, лучше, два. Четвертый этаж, по коридору прямо и налево, - и, махнув блокнотом у себя над головой, вышел из душного помещения. На четвертый этаж, где зверем в кустах подстерегает его чудовище с принципами, и не отпустит, пока не высосет у него всю кровь. Наверное, добрую половину людей Габриэль не любил только благодаря Данхэму.

4 этаж.
Этот город убийц, город шлюх и воров существует, покуда мы верим в него. Как-то так или примерно так пелось в одной красивой песне, насвистывать которую не получалось и при всем желании - может, виновато отсутствие слуха, а может просто настрой не подходящий. или желание приобщиться к чему-то возвышенному было недостаточно сильным и только создавало эффект присутствия.
- Доброе утро, г-н Кэйнер.
Я не знаю, знаете вы, или нет, но думаю, вы ничего не знаете! Началось еще в коридоре и, швырнув блокнот на стол секретарше, оборотень демонстративно заткнул уши указательными пальцами и закатил глаза так, словно всякое слово со стороны его кабинетного спрута доводит все его зубы до бешенства и нестерпимой боли, что хоть о стену с разбегу убивайся. Тратата, я закрыл глаза и придумал тебя. Управляющее всеми делами, но явно чем-то недовольное начальство мрачно посмотрело на аккуратно упакованного в костюм с галстуков полицейского, этого Гермеса в крылатых сандалиях, который притащил самую паршивую новость за последние часа четыре и, не улыбнувшись, попыталось ретироваться в своем кабинете. Безуспешно. Если вы пытались скрыться когда-нибудь от осьминога, с какого-то перепуга решившего, что вы - то, что не хватало ему всю жизнь, а после с пыхтением, от которого запотевает маска, отдирали щупальца с присосками - тогда вы еще можете хоть в малой степени испытать то, что испытывал раз в неделю Габриэль.
   В кабинете тихо и голос молодого мужчины звучит фоном этой тишины. Слушая, Габриэль курит. Он, конечно, не вставляет ни единого слова в монолог следователя, но чувствует себя подозреваемым во всех грехах. Похоже, что допрос подозреваемого был закончен в максимально краткий срок и теперь Данхэм имел на руках всю информацию, какую только мог: даже ту, о которой сам подозреваемый слыхом не слыхивал. И скорее всего все то, что сейчас говорит он – ни больше, ни меньше – его личные домыслы, размышления вслух, так сказать. Они к делу отношения не имеют, хотя и могут быть запротоколированы, поддержи этот разговор кто-нибудь еще, например, та же Блю, видевшая несчастного ребенка. Ребенок, ребенок, тот самый, которого обнаружили в одном из помеченных красным домов. Кто-то из следователей логично приписал этот случай к еще трем преступлениям, из которых два - убийства и одного покушение. Но Габриэль и не думает вступать в полемику, предаваться философствованию в духе «а был ли мальчик?» про существование кланов и заговоров в Токио. Ведь все равно все его мысли останутся только при нем. А Данхэм, если не поймает веревочку, за которую ему вздумается ухватить, то так и останется с пустым сачком в руках, наблюдая за упорхнувшим мотыльком.
    Данхэму нужно всего двадцать минут на то, чтобы изложить дело. Габриэлю - еще три часа, чтобы отойти от долгого ступора, в который приходится впадать, лишь бы не слушать. Сухой размеренный тон способен довести кого угодно.
- «Крот» в управлении? Плохо, - косой взгляд на дверь. Лживая улыбка. Мятные сигареты лежат на столе, - но я разберусь, не беспокойтесь. Мы все уладим, главное - не спугнуть. Спасибо, вы свободны.
...гуляйте к чертовой бабушке, - продолжает он мысленно и падает лбом об стол, не подставив под голову даже руки. Звучно и с безразмерным страданием интонаций вздоха. Закрыл ладонями лицо - на щеке отпечаталась скрепка и уголок фотографии. Просидел так еще с десяток секунд, потер лицо, разлепив глазья и воззрился на загрузившуюся базу данных совершенно не узнающим взглядом. Таблицы и графики. Розовые и зеленые. Таблицы, графики, розовые, зеленые, мелькают фотографии, мутно плавает курсор мышки и жужжит принтер в соседней комнате - ему кажется, конечно, ведь Данхэм всегда плотно закрывает за собой дверь.
Распечатать документы. Найти информацию. Кристиан МакКин, родной город Нью-Йорк, родители - уважаемые (кем надо, тем и уважаемые) граждане Америки. Отец - офицер вооруженных сил гос-ва, мать - работница поликлиники, главврач...взгляд бегает по строчкам, останавливается на горящем зеленым светом битом пикселе в правом нижнем углу монитора. Несколько мгновений.
Таблицы, графики и фотографии. Схемы, выписки, сканированные документы. Пустеющая пачка сигарет - рабочий день.

Прокурор возник на пороге, сияя как зимнее солнце, недосягаемое, высокое и яркое. От вида его хотелось броситься на улицу прямо через пуленепробиваемое стекло в окне...
- Ваш кабинет представляет собой мерзкую помесь склада макулатуры и актового зала. А на обслуживающем персонале здесь экономят, да? Пылюга сугробами...
Пауза сопровождалась дружелюбным, с элементами восхищения, взором... Для верности прокурор соизволил даже глупо улыбнуться.
- Я тоже рад тебя видеть.
...Тихий стук в дверь отвлек от бездумного созерцания разминающий на столе лапки муха - этим, собственно, мужчина был занят уже не первую минуту - и заставил поднять голову в ожидании чуда. Чудо было одето в строгий костюмчик серого цвета и совершенно мышиной модели, но взгляд имело проницательный и (показалось?) все же насмешливый. Хотя, вошедшая девушка была бы даже мила, если бы не аккуратные, изящные рожки у нее на голове - спилить их, и получить вовсе лапушку, а хвост...хвост и к спине можно примотать скотчем. Будет волосатая спина с кисточкой. Здорово. В руках чудо держало светящийся святыми нимбами поднос, на котором, вопреки жуткому ожиданию, оказалась аж четыре бутерброда свежего приготовления (надо понимать, все там же, в приемной скромного секретариата численностью штата в одну персону) и чашка зеленого чая. Зеленый чай - это хорошо, всегда хорошо, но если бы чертовка додумалась принести флягу с чем-то более крепким, то была бы вовсе возведена в ранг сошедшего с небес ангела. Хотя, кажется кто-то ему говорил, что ангелы не приносят выпивку грешникам. Но было бы здорово. Но и чай - хорошо. Буйство фантазии изволило помочь и даже не смотря в зеркало, Габриэль прекрасно знал, как именно сейчас выглядит его помятое лицо - словно вытирали асфальт у центрального входа - и насколько красны буквально кроличьи глаза - понятно, совершенно понятно, что за порода! Зато на столе, как раз рядом с тем местом, откуда только что на взлет пошла сонная еще муха, лежала и дышала теплом только что распечатанных страниц, целая стопка необходимой документации, на которой проставлены были печати и подписи. Нашлись даже потерянные деньги и не раздражало больше нервное подпрыгивание директора склада; хотя, это зря: господин Ширакава отпал на диван уже через пятнадцать минут гудения компьютера в кабинете Габриэля и эмоционального рассказа о том, что о нем - господине Ширакаве - собственно, думают. Дымящаяся ароматом крепкого зеленого чая кружка согревала руки, пока оборотень погружался в сладкую негу от ощущения уюта, которое создавала обстановка кабинета, более привычная нежели домашняя. Неприятно осознавать, что попал именно в ту ситуацию когда рыба гниет с головы.
- Вам повезло, что я нашел пропажу, хотя это и ваша прямая обязанность... - официального тона разомлевший на рабочем мечте Габриэль даже не пытался приплести к своим словам. Ничего бы не получилось, да так - есть ли смысл стараться, если заранее знаешь абсолютно совершенный крах задуманного? Была бы цель, то можно поиграть. А так, - можно сказать, крепко, жизненно повезло.
На его месте сидит человек с рыжими волосами и зелеными глазами. В черной одежде и шрамами на лице. Он не похож на полицейского. Его вообще не должно быть в этом месте - и боевик, который всю жизнь свою провел по ту сторону закона, сам это понимает, все, все прекрасно понимает, но любит глумиться над людьми. Любит власть и действительно рад своему положению, сколько бы мерзкими не казались ему схемы на мониторе компьютера, оперативные выезды, бумаги, бумаги и еще раз бумаги. Все окупается с лихвой и сейчас на лице человека, выслушивающего сбивчивые объяснения заведующего арсеналом, совершенно искренне злая улыбка.
<...>
Третий час рабочего времени. Четыре пустые кружки из под зеленого чая и два стаканчика от кофе из автомата на первом этаже валяются на полу, около стола. Пепельница забита окурками наполовину, и это нормально, ведь за день ее приходится выносить три, а то и больше раз. Секретарша завалена бумагами по самые кончики остреньких рогов и только к вечеру освободится настолько, чтобы отправиться разносить их по тем, кому предназначаются - штрафы, поручения, отчетности, а кому-то и премиальные от всей щедрости души  - впрочем, обычно они укладываются в совершенно мизерные суммы. Габриэль с сомнением покосился на часы, вещавшие девятый час, и покачал головой, видно, сетуя на то, что никто из его подчиненных так и не явил улыбающуюся и свеженапомаженную физиономию пред очи его мутные - половину он не видел уже добрую неделю, с момента покушения, а другая половина, видимо, спит? Сомнительным кажется представить то, что они работают в поте лица.
- Вы же знаете, здесь служит весь цвет современности и...
- Бла-бла-бла...
- ...кроме того, это крайне престижная профессия...
- Шпынять по подъездам хулиганов...
- ...изничтожать опаснейших преступников-рецидивистов.
Отчет Блю лежал на столе, придавленный краем пепельницы - ничего нового кроме сухого рукописного текста мелким убористым почерком, повествующем о беде ребенка, которого избили, похитили и удерживают по такому-то адресу. Освободили, разбираются, что теперь делать.
Паук с рыжей шерстью потирает лапы и сидит в своей паутине, и ему хорошо - в кабинете тихо, прохладно и спокойно, как во всяком уважающем себя морге.
Минута отдыха в прекрасном состоянии четырех стен, а потом - раздать задания. Задания раздать. Всем сестрам по серьгам, всем братьям по туфлям. А потом по делам.

Эх время, когда же ты перестанешь доставать нас своей переменчивостью. То час длится секунду, то секунда длиться час. Удивительно, но поедание омлета заняло целый час, МакКин решил последовать совету учёных и тщательно пережёвывал кусочки пищи, пока она не превращалась в эфемерную консистенцию. Забавно, что этот способ смог так удачно убить время.
Пустая тарелка уже давно наскучила Крису своими масляными разводами и унылым видом,  да и кофе было выпито, так что в рту теперь ощущался неприятный вкус соли и дешёвого кофе. Кэп мог поспорить, что приготовил бы этот же омлет в сто раз лучше, но это глупо и поздно. Сейчас оборотень высматривал на стенах знакомые всем таблички, изображающие мальчика и девочку.
-Ну и где этот "писающий мальчик"... Надо рот прополоскать, а то могу поспорить запах не лучше вкуса
Кристиан нашёл таки туалет и встав из-за стола направился к нему. Заветная дверь манила своим стерильным блеском стали, как тут удержаться от соблазна войти? Толкнув её холодную сталь рукой, оборотень вошёл в помещение, которое каждый человек, по крайней мере житель города, да посетит. МакКин решил облегчится перед походом к Кейнеру, мало ли когда появится возможность "культурно" сходить в туалет, и подошёл к писсуару. Наверно на этих штуковинах стояли детекторы, и когда Крис застегнул ширинку, "белый друг" автоматически смыл. Подойдя к раковине, Кристиан помыл руки и наконец то прополоскал рот, освободившись от дурного послевкусия.
Часы показывали десятый час и время обозначенное Габриэлем прошло - пора идти. Кристиан вышел из столовой и направился к лестнице. Полицейские куда-то бегающие туда-сюда резво обходили высоченного парня с ухмылкой на губах, который неспешно и в тоже время быстро передвигался по коридору. Подняться на четвёртый этаж пешком не составляло труда и не прошло двух минут, как оставалась последняя ступенька.
-Прямо коридору и налево- вспомнил МакКин и последовал заданному маршруту и перед ним предстала дверь кабинета, на которой отчётливо было написано имя владельца помещения.
-С каких пор шеф полиции принимает Эмигрантов... Занимательно- Крис аккуратно стукнул раз по двери и повернул ручку входя в кабинет...

Отредактировано Кристиан МакКин (2010-04-29 17:30:57)