Он, словно путеводитель в ночном небе, вел её куда-то… Дождь усиливался и вся одежда, промокшая до последней нитки, неприятно липла к телу. Футболка кровавыми лохмотьями, свисала с плеч, сойдя, разве что, за униформу какой-нибудь проститутки. Как говорится, чем больше тела, тем лучше. Её, наверное, это волновало бы, если у нее были хоть какие-то приличия и моральные ценности. А раз таковых ровных счетом не имелось, то отчего бы и полуголой по улицам не походить? Забавно ведь. К тому же внешний её вид волновал кукловода в самую, что ни на есть последнюю очередь. Ей больше было жаль те красивые алые разводы на своих руках и ссадинах, которые нещадно смывались дождем. И боль, словно неутешная мать, кричала безудержным горем, пытаясь спасти плоды своего безумия.
Они вышли в какой-то переулок и, кажется, их взгляды, повинуясь какому-то единенному необъяснимому чувству, устремились на мальчишескую фигуру вдалеке. Кирия заулыбалась, она тут же поняла, что здесь сейчас будет происходить и что простым гоп-стопом этот паренек не отделается. Наверное, он и сам это понимал, когда крики беспощадно разрывали его грудь, пока он дергался, лежа на мокром асфальте, пригвожденный костяными оковами.
- Желаешь развернуть подарок?– произнес сладким, певучим голосом Терний, вкладывая кинжал с длинным кровавым лезвием в ладонь её.
Она не заметила, как он появился перед ней. Её глаза целеустремленно пожирали мальчишку на асфальте, уже раскрашивали его пока еще целое и молодое тело в ало-пурпурные краски. Она уже слышала этот душераздирающий скрип хрипоты в голосе и те тихие умирающие выдохи, издающиеся из глотки от перенасыщения собственной кровью.
Не нужно было её спрашивать.
Она села на паренька верхом в позе наездницы, и тихо загоготала, когда глаза её «подарка» тихо застонали, увидев сверкающее лезвие в отблеске проливного дождя. Тонкое острие нежно, с любовью прошлось по его щеке, вырисовывая идеально плавные глубокие порезы. Исчезла рубашка, разорванная кинжалом и плоть, к великой радости, наконец-то избавилась от ненужных оков ткани. Кирия не хотела его убивать сразу, нет. Это было бы скучно. Это было бы просто надругательство над столь прекрасным юным телом, которое может издавать удивительные нечеловеческие звуки боли и раскрывать все свои самые сокровенные тайны через глубокие раны и порезы. Просто нужно знать потенциал каждого, чтобы окунуться в этот мир с головой.
Острый конец ножа долго плыл по грудной клетке, к ключицам, разрывая нежную кожу, до прекрасных белых костей, до тех пор, пока не остановилось на плечевом суставе и не начало буравить в нем, если и не дырку, то уж путь к свободе точно. Лезвие с каждым оборотом уходило вглубь на сантиметр, но её физических сил было недостаточно, чтобы освободить лезвие с другой стороны тела, но было достаточно упорства и любопытства, чтобы добраться до твердых костей и начать расшатывать лезвие в трепещущей плоти, словно маятник. Парнишка кричал, громко, неистово надрывал глотку в бессвязных стонах. Кирия краем глаза увидела его страх. Он сгорал в раскаленном туннеле смятенья, его душа охвачена беспредельной паникой, а мозг судорожно искал пути выхода из столь удручающего положения.
И какие-то кровавые тени наблюдают за ним, оценивают его, улавливают запах поражения, истончаемого его кожей. И отчаяние вцепляется в ребра, охватывает животный испуг, и он в ужасе таращится на мир, пытаясь понять, почему эти тени улыбаются и глядят на него, словно удав на кролика.
Она уже добралась до запястий, оставляя на них стигматы, в знак его боли и чужого похотливого удовольствия, и собиралась перейти к процессу самого «разворачивания» подарка, когда из глаз жертвы потекли машинально слезы. Уширомия тихонько зашипела, радостно слизывая их с порезанных щек, создавая прекрасный солено-терпкий коктейль. Теперь она не жалела его нежного тела, когда из его груди начали доноситься беспомощные хрипы, она медленно и осторожно вводила лезвие в нижнюю часть живота и внимательно наблюдала за глазами мальчишки. Тот сначала кричал, выл, бился, потом жуткий страх сковал его тело, и ему приходилось лишь до боли в горле хрипеть, отчаянно цепляясь за жизнь.
Кукловод расплылся в улыбке, словно сытый кот, разрывая телесную рану в клочья и упиваясь потокам крови, вышедших из нее. Она не отличалась ювелирностью в убийствах. Она всегда наносила удары из-под тишка, раны рваные и неаккуратные, но, задевая по воле случая одни из самых важных артерий, она всегда купалась в этом сладко море, слизывая этот нектар со своих пальцев.
Прочувствуй, пни, рассмотри, сожри, разбей.
Кинжал ушел в глубину плоти и полетел дальше, словно пытаясь разорвать тело по полам.
Лезвие шло с трудом, сил не хватало, но она все еще, словно маленький ребенок, упорно продвигала его с каждой секундой на сантиметр дальше, наложившись на него всем своим телом.
Она уже не слышала мальчишку под ней. В её голове стоял лишь этот терпкий запах, окутавший дымкой её разум.
Вспыхни. Мигни. Рубани. Сожги. Скрути. Надави. Постучи.
Когда её подсознание все же услышало это сладкое пение, Уширомии было уже не этого. Её начинало раздражать этот его молящий о пощаде голос, который пытается унизиться перед ней, только чтобы спасти свою шкуру. Он должен быть благодарен, что кто-то столь любезный помог ему осознать всю бренность этого бытия и почувствовать сладкий вкус боли на устах. А вместо этого, он молит о пощаде и пропадает разумом в своем старом и никчемном волочении жизни.
Кирия зло раскрыла ему дрожащую нижнюю челюсть, оставив в покое глубокую рану, и вырезала язык, выкидывая его прочь.
Крик. Всхлипы. Жалкое мычание.
Кукловод взял рукоять кинжала и со всей силы принялся ею бить по челюсти, выбивая зубы и кроша их, словно сахарную пудру на печенье.
Её мутило. Изорванная человеческая плоть стояла перед глазами. Она била его по лицу, нанося удары наотмашь один за другим, пока чужие челюсти не превратились в одну несуразную массу, а некогда свежее и чистое лицо не покрылось гематомами и отеками.
В конце он замолк, и наступило мертвое спокойствие, которое разрывало лишь пение дождя.
Тело начала сотрясать крупная дрожь. Она чувствовала удушливый смрад разорванных внутри кишок, видела липкий от пролитой крови асфальт и забрызганные мусорные баки рядом. Она ощущала сладкий вкус горечи во рту, хотелось орать и топать ногами, но вместо этого лишь удушающее спокойствие.
Кирия протянула кинжал Тернию, предварительно слизав всю кровь с него и не осторожно порезав лезвием язык. Она была счастлива. Она чувствовала всю эту чудесную магию нутром.
Опьяненный взгляд на еще теплое тело.
Мы – единственная причина этого безумия. Раздетый человек с прогнившей душой, мы хотим тебя мертвым.
Но нам жаль тебя, ты никогда не узнаешь, что внутри нас тоже прекрасно.