Town of Legend

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Town of Legend » Флешбеки » Отыгрыши артефактов


Отыгрыши артефактов

Сообщений 61 страница 80 из 80

61

Bilincsek az őr.
Янош Кадар, дракон. Артефакт - одновременно рожденный.

Душа - это то, что есть у всего живого в этом мире, у каждого человека, животного или растения, она - так крупица, которую вкладывает Творец в тело новорожденного и, созданная им, она не может быть черной. Рожденные в мире несут в себе ту хрустально-чистую частичку божественного, стеклянным звоном переливающуюся в лучах открытого новому миру сердца, и лишь затем темнеет постепенно: на тонкие ее иллюзорные грани ложится от жизни пятно за пятном всякий раз, когда дитя прощает себе зло, находит ему оправдание, говорит себе, что это всего лишь игра или случайность, ошибка рока или попросту минутная беспечность, к которой он не имеет никакого отношения. Но в какой-то момент черного становится больше, чем можно было допустить и редко кто умеет почувствовать этот момент. А изнутри его не видно.
Драконы всегда занимали большую часть безграничного мира человеческих фантазий: они испокон веков жили в стройных легендах о храбрых рыцарях, о добрых магах и злых королях, о волшебника и мудрецах, о прекрасных принцессах и ужасных проклятьях; они обладали огромной силой и умели парить в тогда недосягаемых людям небесах, имели огромный потенциал магии, а жили столь долго, что звезды завидовали им и падали вниз с купола ночного неба. В устах бардов драконы становились воплощением безграничного добра и всепоглощающего зла, из-под руки летописцев выходили мудростью или жестокость., а в глазах смертных становились милостью или злостью. Многие боялись их, иные уважали, третьи ненавидели до самой глубины души, а кто был в дружеских отношениях, но всегда драконы были неким примером подражания для средневекового человека. Добрые люди хотели быть такими же мудрыми, терпеливыми, благородными, как и эти создания, злые же люди думали: везет драконам, как никому на свете, спят они на горах золота, а сами огромны и сильны. Для каждого человека до сих пор слово "дракон" означает разное: и если кому-то оно внушает страх и ужас, то у кого-то пробуждает восхищение, а кого-то наполняет жгучей завистью.
Но по рождению они ничем не отличались от детей земли с их чистой, непорочной душой. Такие же божественные творения, они несли в себе свечение жизни и чистоту разума.
Когда-то очень давно, когда в румынских сказках не было еще белого лика ночных убийц с кровавыми отблесками в безжизненных глазах, когда Жеводан не дрожал еще поздними вечерами и предрассветным сумраком за своих жителей, когда не промышляли по болотам, по брюхо утопая в тине, острозубые виверны, - уже тогда развивался на теле земном отмеченный древними творцами род, связующий в себе все неиссякаемые знания создателей и призванный охранять их от начала времен до их конца. Те, что во много раз старше всего человечества, всегда незримо были рядом с ним и словом ли, делом, они помогали совершенствовать людям их навыки и развивать возможности, давали советы или уберегали от ошибок. В основном своем драконы жили в горах или лесах, по одиночке, храня драгоценный камень и не литое золото, или большими семьями, где вместе охотились за крупными дикими животными, воспитывали потомство, которое после отпускали в человеческий мир. Они первые постигали другие измерения, дорога в которые иным была закрыта, но не спешили делиться своими рассказами с людьми. Они никогда не вмешивались в их жизнь больше, чем было нужно.
Как и люди, драконы отличались друг от друга и внешним обликом, и внутренним наполнением: у каждого из них был свой неповторимый характер и собственные пути мышления, но кроме того различались они и по цвету шкуры, и по физическому виду - некоторые не могли летать, однако в водной толще чувствовали себя нептуньими посланниками, другим не давно было ощутить земной тверди, поскольку скользили они высоко в небе меж холодных облаков; кто-то мог покорить изящностью, кого-то опасались из-за его огромных размеров; одни тащили в свои пещеры со всего света безделушки, которые начали подворовывать у разрастающегося племени людей, другие не испытывали к драгоценностям никакого интереса, предпочитая все внимание свое уделять новым знаниям.
Черные драконы - далеко не самые большие по своим размером, не агрессивные и любознательные существа - предпочитали селиться в теплых местах, около рек или выбирая себе под пристанище невысокие горы, в которых обустраивали свои гнезда с максимальным комфортом: не смотря на то, что уже к трестам годам молодые драконы этого вида могли принимать облик человека,  ходить на двух ногах, пользоваться орудиями труда и есть пригодную людям пищу, самки всегда принимали свою истинную форму для того, чтобы родить дракона - от драконицы в облике женщины мог родиться только обыкновенный младенец, который не стал бы продолжателем рода, как и от дракона обычная женщина смогла бы понести самого обыкновенного ребенка. Поэтому размножались драконы всегда в гнездовьях, надежно защищенных от врагов. В кладке редко было больше четырех яиц, темно-синих, больших и прочных, закованных в прочный костяной панцирь, - до самого вылупления их будет охранять мать и держать в тепле открытого огня или собственного тела, в то время как отец семейства добывает пищу для себя, своей самки и уже подросшего выводка.
В отличие от остальных драконов своего вида, все черные рождаются с высшим предопределением в судьбе: кому-то из них уготована роль продолжить род, кому-то выпадет участь стать хранителем великой магии, кто-то сможет создавать оружие, до которого человеческим мастерам будет далеко, кто-то станет помогать смертным, ну а некоторые маленькие драконы вылупляются с неглубокой светлой выемкой на уровне груди, место в которой когда-то занимала окаменелая частичка их самих - эти драконы становятся хранителями, но не им решать, чьим стражем становиться. Словно разделенные до самого рождения надвое, они до самой смерти тесно связаны с этим выпавшим кусочком и, повзрослев, стараются носить его с собой поближе к сердцу, не имея возможности с ним расстаться. Но кто бы стал на их места расставаться с собственным фрагментом души, навсегда впитавшем в себя все серое, покрытое пятнами, от прошлых поколений, вместе с той памятью, что они передали.
Янош появился на свет на Венгерских землях, в небольшой пещере невысокой горы Кекеш вместе с двумя братьями и двумя сестрами, но оказался единственным из всего многоголового выводка с судьбой стража - он смутно помнит, как прекрасная женщина подобрала с нагретого пола пещеры небольшой осколок, треугольный, похожий на сколотый зуб, и протянула его ему. Несмышленый еще, в первое мгновение он схватил камень острыми белыми зубами, но не причинил ему никакого вреда: только сыскал тогда добрую, снисходительную улыбку матери: ее он помнит до сих пор, хотя минуло уже безмерное количество лет.
Став старше, освоив человеческие понятия, Янош лишь спустя несколько сотен лет обратился к кузнечному мастеру одного небольшого городка, расположившегося неподалеку от горной гряды - чуть южнее того места, где осталось разворошенное, истоптанное наемниками гнездо, сохранившее в себе пепелище былого дома - с просьбой оформить камень так, чтобы можно было носить его на груди. Тогда у Яна не было денег, а воровство он не принимал как достойное, поэтому за услужение кузнеца платил своим физическим трудом, помогая в черной работе, но результат умелых рук мастера стоил того: пожилой кузнец смог закрепить в неразрушимом камне железное, чуть вытянутое кольцо, сквозь которое можно было протянуть шнурок и повесить его на шею. С тех пор прошло много времени, пока шнурок из коровьей кожи сменился тонкой цепочкой с ровными звеньями, пока остыл камень от прикосновений чужих рук, в которых оказывался с каждым новым договором, но скованный средневековым мастером наряд для него остался неизменным: погнувшись в нескольких местах, поцарапавшись от бесконечной носки, он все же хранился во внимательном уходе и никогда не подвергался лишнему воздействию, а потому не потерял былой своей, немного наивной и надуманной, красоты и искреннего изящества. Ян всегда дорожил красотами древностей, поэтому, даже когда представилась хорошая возможность, без лишних размышлений отказался сменить старую ковку на новую, по своему здраво посчитав, что этим только обесценит самую дорогую для себя вещь.

0

62

[реклама вместо картинки]
Большинство моих современников склонны полагать, что зловещие колдуны племени мунаш - простая легенда, выдуманная путешественниками для того, чтобы отпугнуть конкурентов. Однако недавно мне довелось увидеть их воочию. Поклонник древнего, неизвестного белому миру, культа Эш Тинаш, встреченный мной колдун расправлялся со своими врагами с исключительным хладнокровием. Он поражал тело и дух. Он вызывал прислужников из призрачного мира. Он владел Пламенем...

Черное небо, полное дьявольской копоти. Алое жерло не спящего вулкана. Луноокая богиня в поясе из костей.
Шесть сотен лет назад.

0

63

И хотели они, чтобы Агни стал их жрецом, и желали они, чтобы стал он Возносителем великой жертвы, о устрашился их новорожденный бог, и бежал он от других богов, чтобы спрятаться в черных водах, в голодных глубинах, в стеклянных глазах немых лунных рыб. Слова его звучали в священных строках - когда вознесу я жертву и догорит жертвенный огонь, тогда и кончится жизнь моя - вскричал тогда Агни. Когда скрылся он, воспрянул духом чернокожий Ракшас, ибо не стало больше огней на земле, разгоняющих ночной мрак, и ночь была отдана ему в безраздельное владение. Взроптал тогда владыка вод и волнующейся тьмы, гордый Варуна и воззвал тогда к сокрывшемуся Агни: вернись, Ману, спасшийся от потопа, ведь должен ты совершить жертвоприношение, чтобы продолжить человеческий род на земле, вернись, ведь кто же, кроме тебя, вознесет жертву богам? Ответил тогда ему Агни: гибли уже жертвенные огни на земле, но бежал я из страха своей гибели, как буйвол бежит от разящей стрелы охотника. Я вернусь, если дадите вы мне бессмертие. Согласились боги, сказали боги: быть тебе нашим бессмертным жрецом, о Агни, ведь такова милость и веление Брахмы, и никогда не будет тебе ущерба в обряде, и жертва будет принадлежать тебе, и вселенная будет вечно почитать тебя. Лишь тогда вернулся Агни, став владыкою жертвенного огня.
Анды. Уединенный тихий домик в горах, к которым он всегда стремился. Сейчас там действительно, завидно хорошо - самое начало весны, когда снег уже сошел, но еще белеют морозные островки в глубокой тени скал. Когда не течет потоками талая вода, но земля еще влажная, так что босые ноги утопают в ледяной жиже и воздух пахнет капелью, просыпающимися молодыми семенами, остатками осеннего далекого увядания, становящегося питанием ранней робкой поросли. Месяц покоя без суеты шумных городов, взрывающих голову машин, неустанных звонков и свистков, но вместо того, чтобы в полной мере насладиться уединением, древний решил посвятить это время самосовершенствованию, задешево продав месяц размышления с обменом на месяц действия.
Агни, хоть и должен был есть все без разбора, но при этом сам мог оставаться чистым.
Потому даже нечистые вещи, будучи поглощены огнем, становятся чистыми.
Вулканический остров Ониека встретил настороженно, пригнувшимся, оскалившемся диким зверем, чьи глаза горели здесь и днем, и ночью, чье дыхание замирало остывающим ветром на шее, стоило отвернуться от неприязненно опущенных листов высоких, густых растений джунглей - им нравилась эта земля, удобренная пеплом и вулканической пылью, им нравился исходящий от нее жар и вечерняя дымка, поднятая редким дождем, лишь на минуту задерживающим свои капли на и вожделеющих влаги широких листах. Эти области мира словно изолированы от остального пространства, поэтому нельзя было нанять себе верного провожатого, как нельзя было воспользоваться услугами смелого охранника - и раньше никто не занимался их исследованиям: раньше охотников за неизведанным отпугивали грозные легенды, складываемые на костях тех, кто не вернулся, теперь - банальное нежелание связываться с прошлым, с которым может связаться кто-то другой. Однако Гонза в гордом и самонадеянном одиночестве отправился на этот небольшой, отдаленный остров не с целью изучения нравов и обычаев каких-то абстрактных туземных племен, а ведомый лишь своими желаниями и всколыхнувшимися  глубокими чувствами. Он не преследовал цели близко сойтись с мифическими колдунами и их народом, он не искал племен Огненных холмов, однако и предположить не мог, что станет свидетелем потаенной греба-хивари, когда заживо умерший должен будет пройти тридцать троп испытаний во грехах и благах.
Жарко. Остановившись в глубокой тени дерева, чьи корни высоко поднимались из черной земли, а крона терялась высоко, в зеленой необъятной шапке, скрывающей небеса, мужчина вытер ладонью пот со лба, переводя дыхание. Он добирался до этих мест, не принадлежащих еще ни одному государству, на собственных крыльях и теперь только восстанавливал собственные силы, прежде чем отправляться вглубь джунглей за столь манящим, искомым духом - как ловец за призраком Агни, по следам древних богов вслед за царем жертвенных костров, под барабанный напряженный бой и яростные возгласы воинов. В конце концов, Янош прибыл сюда не за смертью, что точила ядовитые клыки, следя за каждым его шагом, чтобы опрометчиво бросаться в душные объятья леса, находясь при этом даже не в истиной своей форме. Жарко. Горячая солоноватая капля влаги набухла на виске и стремительно скатилась вниз по шее, пропадая за воротом белой рубашки. Пускай более непрактичный в таких местах цвет придумать было трудно, лишь на белом всегда можно было разглядеть хитиновую спинку желающего крови насекомого; зато камуфлированные штаны, заправленные в высокую шнурованную обувь, были настоящими показателями готового к приключениям цивилизованного туриста. Мачете на широком поясе, небольшой пильный нож в кожаных ножнах, фляга воды на крайний случай и небольшой рюкзак, в который помещались достаточно скромные запасы еды и медикаментов, - все это Гонза считал более, чем достаточным для существа, которое способно без особого труда изловить и сожрать самого крупного и опасного представителя известных человечеству животных. Да и в своем умении схорониться от опасности он, на тот момент, не сомневался.
Из кустов ближайших - взгляд с ядовитым вкусом желания, превращающийся в два мертвых камня-гематита с редким красноватым отсветом - затаился в дурманном запахе благовоний, невидимый, неслышимый Искателем.
Тихой, багровой тенью приник к черной земле Жрец.

0

64

- О, молю тебя, Священная Тинаш, пошли благословение на эту землю, на людей, скот и урожай. Запрети яростному Огню сжечь дома твоих слуг, погубить их еду и обречь всех на скорую смерть! О, Великая, молю, услышь мои просьбы! В твои владения вторгся чужак, мы отдадим тебе его в жертву, только не гневайся! Мы не звали его. Мы не хотим его. - беззвучно шевеля губами, Жрец наблюдал за незнакомцем, уже тайно ненавидя его. Чуждое всегда очень пугало людей. Если ты пришел издалека, то в твоей голове живет смута, иные мысли и взгляды на жизнь. Это значит, что ты хочешь разрушить их устоявшуюся жизнь, а всегда найдутся те, кто посмеет тебе помешать. Кто захочет запретить тебе открыть рот. И ты должен быть готов, что у твоего горла застынет нож. - О великая, отзовись! Молю тебя, укажи мне путь! – ты должен быть готов, что станешь пешкой в чужой игре.

В глубине пещеры, в которой жила Тинаш, тихо урчал дремлющий вулкан. Она пела великой Горе свои шипящие песни, танцевала страстные танцы. Богиня для местных жителей и словно младшая сестра для огненного великана, что теплился внутри и иногда подавал признаки жизни, выплевывая из своих недр пепел, раскаленную лаву и жар. Эш Тинаш одна из последних рода элементалей, уже сотни лет обитала на этом острове и забавлялась играми с местным населением. Они до полусмерти боялись ее обидеть, разозлить или расстроить. Все, как один, преклонялись перед ее могуществом и силой. Они знали тайну, они чувствовали свое спасение и благодать в ее облике...
В момент призыва, Тинаш еще отдыхала после ночной пляски. Еще видела сны о белом призрачном пламени, которое горит внутри самой Первой Горы, имя ее уже давно позабыто в веках. Люди стерли с лица земли память о тех, кто способен существовать тысячелетиями, подавляя их краткосрочное величие. Во сне она заметила внутри огня фигуру дракона – он, то ли умирал, сгорая, то ли возрождался в первозданном огне. Протянуть руку - не дотянуться. Кричать - не дозваться. Это будущее? Прошлое?..
- Дракооооон! - закричала сквозь сон, садясь на мягком настиле листвы. Она не признавала никакие удобства - только то, что действительно необходимо. Вещи привязывают, втягивают людей в мелочность, боги не должны быть привязаны к таким пустякам. Вдохнув поглубже раскаленный воздух пещеры, Богиня прислушалась к словам Жреца. "Чужак, значит... покажи."

Глаза Жреца изменились - белок покраснел от жара дыхания Тинаш, а радужка стала янтарно- прозрачного цвета. Словно маленькие застывший огонек поселился в глубине глаз.
От чужака веяло силой и скрытой опасностью. - Кто ты? - Прошипел Жрец тихим старческим голосом. Он враз постарел до неузнаваемости, но движения его были не по-старчески плавны и тихи. Подошел ближе, не отводя застывших глаз от юноши. - Что ты забыл здесь? Возможно, парень и не понимал его речи, но интонации были вполне прямолинейны и понятны.
Она смотрела его глазами.
Она говорила его устами.
Она была там, в лесу, вместо него... хотя, разве об этом может быть известно еще кому-то кроме нее и Жреца, который в данную минуту метался внутри украденного сознания в огненной пытке.

0

65

Ступает на знакомые темные тропы трехликий небесный Агни, чья едина суть в смиренном богами духе, что людям является пламенем породненным и известным, что по небу держит путь от рассвета до заката алыми не жгучими кострами, верный страж родного очага, мудростью Познавшего писание сведенный вниз в земное бытие и жить среди людей тех от века привыкший - он тот златой замок, скрепляющий семейный дивный брак четы, что пламя его впервые запалила. Великий Агни, бог, чего голос - треск, чье знамя - дым и чьи власы пылают, твой ли раб, твой ли слуга, с благословения твоего иль дерзостным неповиновением, ступил сейчас к земле чужой, ко власти правой и древней, что полночные желтые звезды?
Ожог.
Я все готов отдать тебе за тугую вороную прядь, коснувшуюся смуглой полной щеки, за глубокую складку тяжелого парчового плаща, как единого родного одеяния, за багрянец и венозную кровь, за все, чем ты насыщаешь меня, как ломоть парного мяса, брошенного на раскаленный чугун до счета пять, которое, сочащееся, надо есть руками, потому что только вместе с мясом в плоть мою протекают все истинные желания. Я готов все отдать тебе за хрустящие под ногами птичьи черепа, выдранные перья в красной засохшей охре, за шаманскую бедовую пляску под бой черного барабана, сплетенный твоими силами, как хлыст из кожи гиппопотама, которым засекали до смерти твоих рабынь на бурых ступенях поросшего зеленью храма. Я готов все отдать тебе - движение кратко на выдохе, как страстное слово "хочу".
Жерло.
Замерев, дракон слушал, как выравнивалось его собственное дыхание, как спадало напряжение уставших от маха крыльев, воспоминанием которым осталась только полоса жизни и смерти с узора на спине; как остывало в груди горячее дыхание, борющееся с тяжелым влажным воздухом подступающих джунглей. Полнящихся даже здесь, в редком селении высоких деревьев, новыми звуками, в которых и плачь птиц и смех дикого зверя; напоенные новыми запахами, где угадать разложение старой обезьяны, затащенной бессловесным убийцей на ветви дерева, так же не трудно, как уловить удушливо-сладкий аромат начавшего плодоносить растения - практически наверняка, ядовитого. Сейчас Янош, внешне молодой, двадцатилетний, и по холостому растрепанный да небритый, в беспечной задумчивости снимал с запястья содранную кожу, податливо сходящую тонкой, прозрачной пленкой, под которой тонкие ссадины неприятно зудели от соленого пота.
Жатва.
Направь, о Агни, путь моих шагов и дух, в преддверие нового рожденья, веди чрез бездну.
Хруст сухой листвы привлек его раньше, чем острый резкий запах тела.
Ладонь молодого мужчины сжалась на оплетенной кожей рукояти мачете, взгляд его, напрягшийся в единое мгновение, остановился на сгорбленной фигуре черного, что смоль, старика, в слепнущих глазах которого он угадывал, лишь смутно, до боли родное.
Его встречают.
Его отгоняют.
Страшат.
- Янош, - отчасти напевное слово слетает с пересохших губ, но голос дракона слишком громок и груб для должного произношения - так случилось непроизвольно. Он не был врагом себе, как не желал зла другим, и знал, сколь опасным может оказаться вмешательство в чужой сокрытый быт. Но он так же точно знал, что эти племена исповедуют культ Эш Тинаш и сейчас, перед ним, в одежде из листвы и снятой с полосатой кошки шкуры, стоял поклоняющийся сумрачной богине. Его руки тряслись, словно мелкий ток бежал по напряженно вздувшимся венам Жреца.
Стоило Жрецу подступить ближе, как Искатель отошел на два, после - три мягких шага, разумно не позволяя приблизиться к себе. Слишком правдивыми казались ему легенды про летающие пустые черепа и слетающих с рук насекомых, что заживо пожирают плоть своих нерасторопных жертв быстрее, чем голодный скарабей.
- Я ищу огня.
Искатель не сразу понял, что понимает эту гортанную, булькающую речь, хоть и не слышал ее никогда прежде; не сразу осознал, что говорит так же, будто издавна умел и ни на миг не прекращал. Фраза,  утверждение, вопрос - давно забытые, никогда не изученные, нужные слова неуловимо легко вынырнули из подсознания, приобрели звуковое выражение сами собой. Рожденный в горе, вернулся к ней.
- Я ищу Повелевающую Диким Огнем, - это имя станет самым простым заклинанием, сковывающим целое хранилище воспоминаний; это имя станет призывом и откровенным вызовом. Красные деревья с золотисто-рыжими листьями колыхнутся в такт велению потревоженной белым чужаком Богини.

Отредактировано Jan (2012-02-12 00:43:37)

0

66

- Тебе не место здесь. Уходи! - прошелестел голос старца листвой на деревьях. И Жрец вновь стал собой. Тинаш увидела достаточно, она поняла, что к ней пришел дракон из сна, но принят его Богиня не могла. Только ищущий найдет к ней дорогу, как жаждущий находит оазис в пустыне. Жестокая пустыня не дает выжить недостойным. И потому Тинаш должна стать той жестокостью и милосердием. Она должна быть мудра, потому - следует отказать незнакомцу. Тот, кто ищет, всегда найдет.
- Богиня не разговаривает с простыми смертными, как ты. Уходи, пока не навлек на себя Ее гнев! - жрец понял, что Тинаш не хочет, чтобы он и поселение помогли отыскать ее жилище. Если судьба и удача будут благосклонны, он найдет путь. – Тебе не следует здесь быть. - Прошипел и тут же скрылся за соседним деревом. Жрец спешил в поселенье – следовало предупредить людей, что их жизнь в опасности. А имя опасности – чужак.

Выйдя из своей пещеры, Эш Тинаш превратилась в огненную птицу и взмыла в небо. Обжигающие сны навевали ей головные боли и жар по всему телу, следовало ощутить, как воздух испепеляет ее и исцеляет, порождая в ней новый Огонь.
Элементаль летела вверх, но, ударившись о стеклянный купол неба, камнем устремилась вниз. Так бывало каждый раз, когда Богиня подлетала слишком близко к выходу в другое измерение - мир, в котором царствуют демоны и магия. Мир, в котором ей не следует появляться.
Феникс летел на землю, его сложенные крылья и закрытые глаза напоминали попытку суицида, словно он хотел разбиться. И вот уже у самой водной глади озера, птица расправляла крылья, замедляла падение, но все равно уходила с головой под воду. Вода в озере шипела, испарялась... Феникс был слишком горячим, как раскаленный кусочек магмы. Птица исчезала в водной глади озера, а на берег выходила уже красивая девушка. Пышные формы, узкая талия, темная кожа... она была слишком красива для человека. Она была божественно красива.

0

67

За спиной шумело море, солеными водами молящееся белому бесценному песку, по которому сновали, увлеченные своими приземленными заботами, крабы, оставляя за собой влажные неглубокие ямки и невесомые следы острых ног. По обеим сторонам шептал раздражением лес, не желавший принимать под своим покровом ни человека, ни демона, ни дракона - они не хотели совершать ошибок, которыми жил остальной, недоступный им, мир, они не хотели быть покойными исследователями, а потому интересы их ограничивались полоской пляжа, не выходя за пределы стеклянной глади.
Изнутри жгли душу нещадно блеклые глаза древней любящей матери, ревностью отнесшейся к поступку своего воспитанника - да, дракон любил ее, тихо и добро, как она любила дракона: ведь он был ее единственным ребенком, которого она берегла. день ото дня пуская свободно гулять по своим нежным пескам, показывая свои чарующие танцы, что невозможно никому из земных женщин повторить, и доставала одну за другой, выкатывала на его огрубелую ладонь одну за другой из сталактитовых шкатулок своих подземных черных пещер яркие пестрые бусины, сверкающие камни, картины, миражи, которые так красочно то тут, то там бесчисленное количество миров ему передавали: их можно увидеть собственными глазами среди песком, на выбеленных солнцем их крутых спинах, барханами протянувшихся до горизонта, заметить на чешуе скользнувшей под ногами быстрой змеи, в бисере глаз ночной мыши и лунной совы.
Снаружи его тело пытали налившиеся кровью глаза темнокожего жреца. Молодой мужчина сжимает ладонь на рукояти мачете прочнее, стискивая кожаную оплетку до сырого скрипа и заставляет себя усмехнуться - через силу, усмешка эта в лицо старику выходит почти насмешливой. Волосы на лбу влажные от пота и он убирает их другой рукой, на миг гордо вскинув голову:
- Я не уйду.
Должно быть как никто он знал, что богиня этого крохотного мира столь же стара, как и полноправная земная царица мать Пустыня, ровно как и заперта в своем владении безо всякой возможности вырваться за призрачный предел, какими бы ни были благими ее намерения. Даже отсюда он чувствовал, как ее лава фонтанирует, попадает едкими каплями на кожу стонущей земли, превращая ее в сухой черный и ветхий покров - как разум ее сходит с ума, а глаза вылезают день изо дня из орбит, падая на раскаленную несчастную землю двумя гематитовыми камнями.
Эш Тинаш. Это имя будто было заклинанием, сковывающим целое хранилище воспоминаний. Они как умопомрачительные, разрушающие адекватное состояние мыслей, картинки, одна за одной стали врезаться ровно голову, в какое-то считанное мгновение заставляя корчится в дикой молниеносной боли. Кричать:
- Я не боюсь ее гнева.
Тлеющие голубым огнем под землей торфы - лучшее средство для того, чтобы верно заклясть и выманить дикие своры злых духов на солнечные пустоши внутри тела - их опасный аромат дальних лесных пожаров, выпаренной воды, красной беды действует на усталого дракона, как яростный удар бича по обнаженной шее или щедрый ковш ледяной воды, выплеснутый в лицо палачом-пытчиком.
Дайте ему воды, он нужен нам живым.
Солнце здесь, солнце, желтая лихорадка размеренно плывет над гарями, в прозрачном от зноя трескучем небе, как сырое яйцо, выпущенное в стакан только что пропаренного спирта. Прячась среди листвы, не перестает пытать. Удар бича. Ковш воды.
- Ты слышишь? Я - не уйду! - он кричит вдогонку и, тут же, сам срывается с места в бег.
Первый шаг во власть черной мокрой листвы, в зыбучую пропасть ему неподвластных времен. Трескучий, едва ощутимый горячий голос, огоньком по серой коже в этом мрачном прохладном царстве мертвого кладбища, в ушах тончайшим звоном, шепотом, манящим и остерегающим. Свет и краски начала дня, золотистые и пунцовые плоды на уровне плеч. Мокрые липкие листья жгучим охлестом по лицу.
Другого раза не бывает, не выпадает нового шанса.
Такая мелочь.
Такого огромного значения.
Направь, о Агни, путь моих шагов,
И дух, в преддверие нового рожденья...

Хорошо заточенный клинок без труда рубит скрученные тугие ветви деревьев, рассекает листву и лианные тонкие руки, протянувшиеся через намеченную дорогу - Янош не видел, в какую именно сторону ускользнул старик-шаман, не знал, отчего тот скрылся так поспешно, однако догадывался, что тот направился предупредить или свое селение, или свою богиню, или всех вместе о том, что пришел чужак.
Он не шел по следам Жреца. Он шел к духу Богини.
Еще одной возможности не представится.
К мирам иным, далеким, устремится,
С остывшим прахом кроток, Агни, будь...

Вокруг левой руки дракона обвилось змеящееся пламя - там, где огонь пляшет над телом, чернеет броня чешуи, покрывая собою длинные когтистые пальцы -  в правой тяжело покачивалось стальное тело мачете, и, когда он вышел на небольшое чистое и приземистое пространство, листва сама расступилась, в страхе подавшись от Искателя, к стволам надежных деревьев прижалась, лишь бы не коснулся ее чужой жар - чуждый.
Он остановился, выпрямившись во весь свой рост, но ни клинка не опустил, ни успокоил огня своего - за спиной скалил зубы лес, в душе точила когти древняя.
И между тем Богиня, как земная женщина полнотелая, славная, но неземной красоты и неги, замерла на краю озера, от вод которого поднимался еще призрачный жар - всей одеждой ее был стеклярус остывающих капель, мерцающий на высокой налитой груди. Нашел. Знал, где искать.
- Seyè a dife a sovaj... - едва склонив голову, произнес Янош на языке, который был понятен всякому в этом обособленном мире, - mwen kap chèche pitye ou.

+1

68

Не послушаешься - сгоришь.
Не примешь на веру - фениксом вспыхнешь в облаках.
Не захочешь вернуть обещанное - догоришь спичкой.
Тинаш смотрела на незнакомца с отвращением и опаскою. Он как предзнаменовании ее скорой гибели - забытью. Устанет ли ее народ поклонению, если узнает всю правду? Не хотелось знать. Девушка видела в парне воздух, который только разжигает. Все вокруг горит очень быстро, горит, горит, горит, горит, горит ... сгорает. Остается лишь пепел, черным снегом падающий к ее ногам. И из-за этого хочется спрятаться. Слишком грустно. Ей же нельзя грустить? Эта мерзкая человеческая эмоция. Слишком медленная и статичная, поглощающая.
Он - мерзкая поглощающая грусть, которая требует внимания к себе. Нет, спасибо, не в этот раз.
- У меня нет ничего, из того, что ты ищешь. - ее голос словно потрескивания костра. Ее голос чарующе нежен и в тот же миг - не дарит иллюзии владения. Она - выше его и это чувствуется.
Медленные шаги навстречу. Кажется, идет к нему. Кажется, смотрит в его глаза. Кажется, хочет сказать что-то важное.
Тинаш проходит мимо, даже на секунду не замерев рядом с мужчиной. Она смотрит не в его глаза, а сквозь него, будто он не существует в этой плоскости и никак не пересекается с ее миром. Элементаль молчит так красноречиво, что не сложно догадаться, о чем ее мысли.
- Уходи. Шепчет ее дыхание. - Убирайся прочь. - Шелестит трава под ее ступнями. - Ты нежеланный гость. - Дрожат листья на ветках, которые отодвигает Богиня, чтобы пройти вглубь джунглей.
Нужно нечто большее, чем просто попросить дать силу. Сила - это не одолжение, ее следует заслужить. Вырвать зубами из лап кровожадной судьбы. Потому никогда ничего не проси. Никогда ничего не требуй. Никогда и Ничего.
Завоевывай то, что хочешь.
Девушка очень быстро удалялась от озера. Впереди находилась поляна цветов, говорят, ночью на ней растут ярко-голубые цветы и тот, кто сможет сорвать этот цветок, не потушив внутреннее свечение, сможет получить то, о чем мечтает.

0

69

Хороший способ забыть о целом - пристально рассмотреть детали.
Хороший способ отгородиться от боли - сосредоточиться на мелочах.
Только так и нужно смотреть на Бога, как будто все идет по выверенному плану, как будто все хорошо и изначально было задумано. Вот она, абсолютная власть над жизнью и холодная, чистая, легкая и бескровная месть, доступная каждому.
Каждому.
Такая мелочь - снова.
Такого огромного значения - вновь.
Мгновенная, бескровная, возвышенная смерть, про которую не лягут истории во множество журналистских расследований, про которую не снимут траурный видеоряд центральные каналы, ведь никто и никогда не узнает о ней, как не узнаешь ты сам о том, верным ли было решение до тех пор, пока не испытаешь сам. Пока не сделаешь. Только тогда что-то окажется единственным решением, которое было принято верно, только тогда что-то обернется крахом, концом твоей жизни, но невозможно жить без риска, как без воздуха - ты можешь попробовать существовать, но никогда не вдохнешь пепельный запах небес, никогда не познаешь истинную сладость от упоения безграничной свободой и не поднимешь на своих плечах невыносимый груз рабской клети, к которой каждый, ползающий на коленях и лобзающий чужие ступни, уже давно привык, давно приучился: так приучаются псы сидеть на цепи.
Он почти закрывает глаза, когда богиня проходит мимо - под босыми стопами чернеет и пригибается к земле трава, расступаются вековые стволы деревьев, гибкие лианы падают, изъеденные в черное погребальное кружево, но трудно понять, происходит ли это на самом деле или ему только кажется их увядание.
Небо на вкус, как пепел. Поначалу кажется, что у него вкус горького кострового дыма, в который бросили сырую ветвь, листья на которой скрутились, почернели, испуская тончайший свист при горении. Никто в нем не умирает от чумы, старости или ран. Дым скручивает в танце сизые тела змеи, призраков печали, возвестивших его приход; они вьются под ногами, крадут душные вдохи сырой земли, брызги по ветру озерной воды, чтобы самим попробовать на вкус его раскаленный дрожащий воздух. Серая морось бьется о плечи недолго. Паразит, переживший хозяина. Большой отожравшийся в полное брюхо хищник, которые выискивает следующую добычу, серая морось по плечам - как бой туземного барабана, аплодисменты и громкий смех мертвых. Если приглядеться, опустив взгляд вниз, то под ногами своими увидишь расколотые черепа. Эта земля столь же жестока, сколь равнодушна к своим почитателям богиня. 
Алым знаменем закат обагряет его пепельное небо, всполохи далекого божественного пожарища пробиваются сквозь влажную липкую листву и полосами чертят по лицу: вторя им, начинает танцевать в руках дракона пламя. От легкого прищура он до конца опускает веки, позволяя сознанию погрузиться в совершенную темноту. Только из нее можно выловить искру повеления собственным творением.
Хороший способ забыть о целом - пристально рассмотреть детали.
Хороший способ отгородиться от боли - сосредоточиться на мелочах.
Сползает размокшей бумагой с рук человеческая личина, расходится полотно кожного покрова, обнажая истинную сущность Искателя - просыпается жаркое дыхание древних, скручиваясь кольцами о длинные черные пальцы, покрытые мерцающей чешуей, скользя по матовому телу когтя, чтобы в следующий миг оплести мерным горением всю левую руку, остановив свой пляс на сгибе локтя. Почернел от копоти высоко закатанный рукав рубашки, отшатнулась прочь поднявшаяся было листва.
В золото одетая мать на другом конце света невозмутимо вынашивает ребенка, каждый божий день бросая любовь в океан пламени. Люди вокруг говорят, что живет подле них такая птица - феникс. Она сгорает и возрождается из пепла раз в пять сотен лет. Она – воплощение человеческого понятия вечного цикла перерождения. Вечной жизни, меняющей форму, убивающей себя и вновь обретающей оболочку. Девушка с коротко остриженными волосами осторожно несет ржавую чашу с водой там, где небо - прах, и почва тоже - прах.
Он открывает глаза. Он не отступит так легко. Он не отступит вовсе.
Разворачиваясь на месте, по хлюпающей жадно земле, Искатель несколько секунд неотрывно смотрит в том направлении, где скрылась богиня, а после вытягивает вперед левую руку, описывает полукруг в дрожащем воздухе, от которого расходится привыкшая к жару лесная душа, и теперь пройти через лес просто, еще проще - сорваться в бег следом за собственной тенью. Свой бег юноша останавливает, только когда впереди открывается вид на небольшую поляну, поросшую низкой травой, показавшейся ему в первое мгновение неуместной. Место, пункт назначения, который никому кроме не известен и где так отчетливо не чувствуется ход времени.
Скоро здесь расцветут прекрасные цветы.
Разные цветы скорби: красные и синие. Сейчас же здесь всего один цветок и отблески закатного солнца махровым цветам лежат на тонком стане.
Цвета, и тени, и воспоминания, однажды будут вытянуты силой притяжения и прорастут листом пустоты. Каждому хочется протянуть руку и тут же получить счастье, но все попросту превращаются в чудовища и начинают прозябать жизнь в глубокой тьме - Конец воплотился в жизни. Но есть те, кто готов действительно побороться за то, чего так желают.
- С каких пор боги начали столь откровенно врать? - в его голосе не звучит недоумения подобным поведением, но нет и насмешки над древней, вдруг отступившейся от людьми придуманного порядка. И все же, он смеет проявлять свою наглость уличает ее во лжи. Сомнительный мятеж.
- Я не уйду, пока не получу свое, - молодой дракон подходит ближе, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки от Богини. Мачете в покое лежит рукоятью в правой руке. Пламя в покое скользит по руке. Искатель смотрит в глаза Богини, отчетливо слыша, как четками из черепов в черной руке Жреца отмеряются мгновения. Быстрее и быстрее. Маленькие черепа с бусинами в провалах глазниц. За черной стеной леса на них смотрят белые глаза верных божественных слуг. Шаманов. Почитателей.
Дымная змея, отделяясь от огня в руках дракона, невесомо оплетается вокруг богини, широко раскрыв пасть с мелкими острыми зубами - миг и готова схватить.
- Seyè a dife a sovaj. Я не хочу вражды.

+1

70

Этот червь смеет ей угрожать? Смешной и наивный. Неужели дракон - считает себя достойным ее вражды? Смертные слишком самоуверенны в себе. Эгоистичные мрази, только и знающие: "хочу-хочу-хочу", но даже не задумываясь над тем, чего им это будет стоить. Только желания не всегда исполняются так, как мечтаются. Все куда сложнее.
Когда-то очень давно Тинаш пообещала, что если кто-то три раза попросит ее о помощи, она будет вынуждена выполнить просьбу. Взамен она получила невиданную силу - исцелять любые болезни. На острове никто никогда не болел ничем серьезным, а если и случалось - богиня приходила в дом больного ночью и исцеляла его. Никто никогда не осмеливался просить ее о чем-то таком, чего она не хотела или не могла исполнить. Никогда, до этого дня.
- Что ты готов отдать мне взамен того, что дам тебе я? - приподняв бровь, спросила богиня. - Мне нужно что-то ценное, что-то, что будет мне необходимо. - уста оскалились в улыбке. - Такая малость - услуга за услугу. Я буду ждать этой ночью.
Тинаш вскинула руки, словно крылья, взмахнула ими и уже через миг - огненной птицей полетела прочь. К своему жилищу.
Богиня специально покружила пару раз над пещерой, прежде, чем скрыться в ней, чтобы дракон увидел.
- Ну что ж, ты сам хотел силы, прилетай - она ждет тебя. - произнесла богиня, став вновь девушкой. Ее ожидала пара часов сна, прежде, чем явится ее незваный гость.

Отредактировано Ash Tinash (2012-03-15 21:56:02)

0

71

Сквозь свет звезды вечерней, сквозь вой безликой черни, смерть поправший смертью - непобедим.
Бесцветный и прозрачный голос богини замирает на грани сознания, рассветной росой на паутине останавливается, заставляя податливо прогибаться тонкие нити самоощущения.  Поток сознания превращается в кровотечение, к нему тянутся закованные в железо жадные руки зверя великого, затаенного в душной душе, зверя, которому не хватит места ни на небесах ни на тверди.
Можно кричать - голос подхватят острокрылые птицы, унесут в черную глубину леса, где в сплетении почерневших ветвей бросят выпотрошенную тушку смысла. Так в миру отражается его привычка играть на открытых картах крапленой колоды.
Можно звать, готовиться уничтожить свои амбиции в угоду более сильному или более умному - даже самую искреннюю мольбу кистеперые рыбы утянут на черное дно сморенного зеленью озера, оставляя после себя невнятное предчувствие надвигающейся беды, проросшее семечко недоверия к уже давно выбранному пути, вдруг показавшемуся слишком тернистым.
Можно молча распалять в себе бессильную ярость - пламенный Агни пригреет ее на своей черной груди, не имея кого-либо кроме тебя, чтобы винить во всех земных прегрешениях.
Дракон улыбнулся иносказательно, небрежно, глаза стеклянными бусинами катаются в провалах глазниц, как кусок масла по раскаленной сковороде, зубы белы, словно натерты ангельской пылью, тускло мерцающей в отблесках огня, стучащая на шее сонная артерия, яванский крис в расслабленной руке: на миг он прикусил шершавые растрескавшиеся губы, ощущая солоноватый привкус крови. Отпустил, дал себе глубоко вздохнуть, прежде чем убрал оружие в ножны.
Смеющееся лицо осыпающегося искушения на мгновение сменяется оскаленной маской - именно так должна выглядеть грозная богиня отчужденности и эгоистичной власти, именно с таким выражением должны смотреть черные глаза с алым угольком по краю зрачков, чтобы не только громом в голосе, но и пожаром во взгляде внушать суеверный ужас Жрецам и Рабам. Они готовы дышать и питаться одним только взрывом в ночи размытых огней, которые дарит им их покровительница. С улыбкой на лице она подбирает лепестки цветов бабочки, которые распускаются голубым цветом на погрузившейся в темноту поляне.
Предвкушение. Предвкушение туманит голову. Гуляет по телу, словно слабые искорки электрического тока проскакивают по выгнувшемуся хребту. Такое тянущее и немного болезненно ноющее ощущение. Как будто все тело сковало желание потянуться. Напряженные руки рисуют повторяющиеся узоры на утоптанной земле, когти полосуют мягкий и влажный верхний слой, на котором осталась только тонкая травяная поросль.
Превосходство. Оно возникает и медленно ложится пятнами на сердце - холодное, одинокое и столь намертво запертое. Разбросано с миром.
Закрой глаза и самого себя, чтобы не видеть реальности.
Человек-неудачник обречен на вечное скитание. Человек-неудачник не ровня надевшему на себя маску древнему. Кто останавливает и держит меня, когда я доверяю себя ветру в столь редкие мгновения? Где я? Это место постепенно уничтожается в пробелах столь обычных, но незнакомых мне слов. Я запятнаю свои намерения тьмой.
Когда огнем начинает жечь узор на спине, остановить дыхание становится не так уж сложно.
Никто этого не слышит. Звезды дрожат.
От взрытой когтями земли поднимается черный силуэт  - с хлопком натянувшейся кожи раскрываются над выгнутой спиной огромные крылья, на длинной шее . Угольная тень от них пугливо жмется к тяжелым лапам, уверенно вставшим опорой для чуждого этому миру гиганта.  Он не производит шума - не смотря на свои размеры, даже хвост с массивной пикой беззвучно рассекает густой ночной воздух. Еще несколько минут после смены облика на спине дракона горит, мерцая в темноте, узор на широкой спине, выложенный чешуей, но уже в то время он проходится кругом, разминая - с тихим шорохом складывая и расправляя вновь - крылья, чтобы вскоре, с неуловимой легкостью, подняться в воздух.
По направлению к пещере на высоте горы стелется дымка: далеко не сразу можно понять, откуда взялись сизые змеи, обвивающие стволы деревьев, огибающие камни; еще труднее догадаться, что за глухой щелчок, напоминающий прокрут кремниевой зажигалки, заставляет подниматься от земли высокое пламя, сжимающее, сжирающее весь воздух вокруг себя. Дракон складывает крылья к спине - узор начинает плавно светиться, когда он, древний Искатель, неторопливо ступает по короткой тропке по направлению к черному зеву пещеры: под лапами лопаются, рассыпаясь в пыль, камни, палые ветви, скатываются вниз к подножию, и вскоре замирает, выпрямившись во весь свой рост. Блестит панцирем чешуя на груди, тянется на мускулах серая кожа, под которой глубоко, в прочной клетке тела, бьется ровно и спокойно сердце. Опустив голову, дракон закрывает глаза прозрачными веками и выдыхает, как ищейка, след нашедшая. Щелчок. В то же мгновение в пещеру врываются вихрящиеся языки огня.

0

72

Знаете ли, совершенно неприятно просыпаться объятой пламенем. Когда кожа вот-вот готова начать пузырится ожогами, а волосы - истлеть за секунду. Тело, забывшее, что оно не человек, в первую секунду испытывает шок, потом же - силуэт Тинаш вспыхивает огнем. И уже не девушка - огненный факел в ее образе выходит из пещеры. Не понять, какие именно эмоции она испытывает. На лице - ничего не разобрать. Образ дрожит огоньками пламени, на воздухе - разжигается еще больше. Она - огонь вечной жизни.
- Тебе не пройти, в этом облике. - шипит, искриться. - Это испытание для человека, а не для дракона. Следуй за мной. – девушка-факел отправилась вглубь пещеры, ко второму выходу - в саму внутренность горы. Там было невыносимо жарко, внизу клокотала лава. Вулкан еще спал, но чем ближе подходили к пещере эти двое, тем громче он становился.
- Если не боишься умереть - то тебе туда. Только вулкан способен подарить тебе ту силу, которую ты так жаждешь. - девушка показывает на бурлящую внизу магму. Вулкан просыпался, но она больше не могла его усыпить. Совсем скоро он взорвется. Слишком долго баюкала Тинаш его своими танцами и песнями, слишком много своих снов пожертвовала элементаль, чтобы подарить жизнь людям. Больше она не властна над этой стихией. Если дракон решится пригнуть вниз, вулкан очнется ото сна навсегда, если же нет – Тинаш прогонит незнакомца и потребует, чтобы тот больше не тревожил ее маленький уютный мирок. Теперь жизнь многих зависит только от одного существа.
Жизнь или сила – выбирай дракон, выбирай.

0

73

Отголоски затихающего пламени роятся суматошными искрами под лапами, огибают блестящие когти, в тени которых стремительно теряются, забывая, что любую тьму способны разогнать своими яркими всполохами. Над головой разворачивается с дыханием просыпающегося вулкана темно-красное небо со слепым взглядом голубой луны, дрожащей, колеблющейся, словно готовой сорваться в любое мгновение - стоит только голосу сотрясти прозрачный воздух - но она прочно увязла в чьей-то поддельной, но самой заветной мечте, погребенной в безбрежной высоте вопреки всякой божественной воле; шаткое отражение жизни, она равнодушно смотрела в затылок шальному юнцу, бросившему вызов самому себе, собственной силе и стихии, чей характер нельзя было ни предсказать, ни смирить: ему не хочется признавать, верить до конца что жизнь - это не игра, пускай и понимает, что всему есть на свете и под светом конец, всему и всем на зло. Такая мелочь - снова. Такого огромного значения - вновь. Хотя он говорит - пускай остановится время, падая, переворачиваясь, в черные глубины упадка, неуклюже - эта вера не дает расправить крылья тому, кто пленен красным небом и голубой луной. Черная мать несет первоцветы сквозь заросли прибрежного рогоза. Белая мать несет на серебряном блюде вырезанные палачами символы, как стряпуха - формы пирога. Под горой на кольях тащили взнузданные звериные и птичьи черепа, перебродивший хмельной осадок марал мысы черных подбородков жрецов, гладающих человеческие кости.
Крылья с хлопком от воздуха пригибаются к спине - с поднятой высоко головой встречает Искатель потревоженную Богиню, не видящий чести бежать от ее гнева, скрывать умыслы или сызнова просить - она сама знает обо всем, иначе не стояла бы в живом горении в низком пещерном проеме. Узкий тоннель в горе, ведущий к ненасытной глотке, когда-то породившей остров с черной землей. Голос подошедшей девы зазвучал полнозвучно, с переливами, более решительно: так и должен звучать голос правительницы, приглашающей в свое убежище неспокойного гостя, которому и постель жестка, и небо светло.
Ночь плыла тучная, липкая, миллиарды звезд запорошили багровую высоту - ему чудилось, что они бредут сквозь мелкую дробленную пыль, а она зеркальными осколками - сквозь них. Вдалеке тускло щерились огни.
Замкнулось кольцо ночи, вывела огненная змейка к тому, что меньше всего ожидал увидеть Искатель, повела ладонью смешливо - коли не боишься, прыгай.
Он не боялся смерти. Он не боялся неизведанного.
Тонкая патина серого песка заструилась к обрыву, стоило ступить ближе.
Шаг к обжигающей пропасти, неистовство которой сдерживала замершая рядом богиня - хоть руку протяни над косым краем и не сожрет ее поднимающийся к трепещущей в призрачном мареве луне жар, не причинит вреда, кроме того что лизнет ладонь шершавым языком пепельного дыхания: так дышит спящий человек, размеренно и ровно; так дышит дремлющий под властью древней вулкан, которому суждено сдать медным кольцом награды или волной погибели тому, кто не разучился безрассудству в юношеской своей запальчивости, в которой не страшны ни боги, ни демоны - он белый шаман в расшитой рубахе, в его руках звенья йеменской цепочки времени и средневековый горный звон верного меча, в глазах гематитовое обратное солнце со спиною гладкой и блестящей, на кончиках пальцев нитями безверие, а отрешение играет складками кожи на выгнутом запястье, морочит движения полусонные, полуявные. По пластинке ногтя скатывается мерцающей каплей чешуя, серой в червленое серебро пылью покрыты дрожащие ресницы, каждая клеточка тела во внутреннем сосредоточении ощущается сознанием ярче жизни, в каждом нерве тончайшее напряжение, каждый мускул отражает сердечный ритм, капля пота стекает по виску и росчерком падает на белый ворот, на котором исчезает, высыхая мгновенно. Развернувшись спиной к жадно сглатывающему жерлу, доступной, как никогда, каменной бескрайней чаше, юнец долго еще смотрит в пламенный лик богини, чьи черты столь совершенны и далеки от человеческих, и в то время почти не дышит.
В темноте за опущенными веками. Вслепую. Прикасается, расставив руки в сторону, к шершавому теплому камню, не обжигающему смертельно лишь от того, что рядом находится его хранительница и вышняя любовница, но там, внизу, уже не распространяется ее мирная власть. Над запрокинутой головой сумрачные своды из порфира и хрусталя, далекая луна просвечивает единственным бельменным глазом сквозь каменную толщу, прожигая насквозь до самой старой струны души; откидываясь назад, дракон в самом деле перестает дышать.
Он все еще слышит биение собственного сердца. Всякий звук отвлекает внимание, погруженное в темноту. Все мысли человеческие - уже чужие. Они принадлежат всем, кроме их хозяина, потому что сосредоточиться невозможно, обязательно просочится какой-нибудь шум, будут надрываться певцы из колонок автомобильного радио, будут смеяться из глубоких могил мертвецы, будут рыдать матери по войне и подкупные актеры. Все эти эмоции заполняют разум. Чужие настроения. Но кроме темноты сейчас - наступила тишина. Абсолютная, совершенная, все заполняющая собой и даже треск пламени отошел на другой план, пока не испарился вовсе, и собственный стук сердца в тон ему не перестал звучать - и на барабанных перепонках, и в груди. Медленно, по крупице, собирал Искатель ту силу, которой наделила его добрая мать, то владение, что пришло от создания мира, сокровенное, которое небрежно бросил на карты в неразумном состязании с Богиней. Он сотворил свой порядок из хаоса, как делал каждый раз заново и знал уже сейчас, что этот раз не может быть последним в его жизни. Сейчас он меняет солнце черное свое на медный прогорелый грош, и правду мира на две женские слезы.
Пальцы беззвучно соскальзывают с камней, когда руки расслабляются - сколько прошло секунд с того мгновения, когда он заглянул в глаза пламенной хранительнице, поворачиваясь спиной к ее береженому детищу, две, три? - а ступни позволяют отшатнуться назад одним сильным движением. Ни ухватиться, ни передумать. Короткое падение в поднявшийся до небес вихрь.
Боль будет нарастать, нарастать, пока не превратится в давящий груз, с каждым ударом пульса пронзая острием голову и шею. Яркие вспышки заставят глаза беспомощно слезиться, и внутрь головы полетят огненные стрелы. Нос заложит, и ему придется дышать ртом, но воздуха не будет, его никогда не было, его ни для кого не будет. Темнота взрывается всполохом, заставляя крепче закрыть глаза - в воде или в земной тверди, в последнем полете или новом рождении задохнуться собственным голосом, нещадно вытаскиваемым ледяной рукой века из располосованного белым светом горла. Умирающие глаза пожирают взглядом, слово внутри кричит изо всех сил. Он сосредоточен на том, что старается получить ключ к следующей новой главе.
Я не могу избежать боли, я не могу избежать гнева.
Я лишаюсь рассудка.
Я не против того, что верно, я не за то, что неправильно.

Смерть огненная, красная, ложится на тяжелые крылья, застывает рисунком камня на выгнутой спине; содранные когтями, срываются вниз, падают, растворяясь во взволнованной магме - пена по длинному хвосту густая, вязкая - но лапы ухватываются за обрывный край, подтягивают объятое алым тело дракона. Распаляется, ширясь в груди, медное кольцо не умершего, но в чужой силе воскресшего. Он замирает на самом краю, балансируя в опасной близости от зева проснувшегося вулкана, своим видом вторящий Богине - дрожит силуэт распахнувшей в ширь крылья фигуры, мерцают только черным открытые глаза, в которых нет ни выражения, ни жизни: с биением сердца, она приходит после, толчками черной крови заполняет и тишину, и свет, и разум. В черных глазах ярким росчерком намечается радужка, в горле зарождается и пастью выходит глубокий гортанный рык.

0

74

Ей никогда не снились сны. И вот однажды - приснился и за этот сон, за маленькую новую жизнь, ей придется слишком дорого заплатить. Сон оказался вещим - подарив свою силу дракону, гора забрала силы у элементаля. Тинаш погасла, как спичка на ветру. Сильный поток воздуха разорвал почерневшую фигуру богини на хлопья пепла.
Гора шумела, бурлила. Ее больше не усыпить песнями, да и нет больше той, что могла удержать рвущуюся наружу стихию.
Дракон улетел, забрав с собой секрет самой высшей степени магии. И теперь, если он призовет огненного элементаля, к нему явится не привычная магам саламандра, а богиня, навеки ставшая его пленницей.

Квест завершен. Jan, будучи сахаром, получает право покупки 4-го уровня огненной способности. Вместо призыва огненной саламандры, будет появляться Эш Тинаш - девушка, объятая огнем. Помимо всех свойств саламандры, она имеет право разговаривать.

Отредактировано Ash Tinash (2012-03-22 14:04:31)

0

75

Отыгрыш получения артефакта "Сердце льда".

Этот город любит его и оберегает. Сегодняшний вечер насыщен и ярок, наполнен матовым свечением фонарей и похож на бокал дорогого ликера – его дымный запах разносится по витиеватым улочкам вместе с ароматом озона, наполняя легкие до хруста в тонких ребрах.  Длинная вереница людей в пестрых костюмах, оживленных и болтающих друг с другом, плывет навстречу Заху – у всех у них веселые и жизнерадостные лица, как крохотные миниатюры маслом, живые и сияющие. Крохотные домики, словно выходцы из сказки Братьев Гримм, тянутся вдоль мощеной желтым кирпичом дороги, и Зах чувствует себя Элли, идущей обратно в Канзас.
Он находится на самых задворках европейского квартала; со временем отсюда вытеснили все развлекательные заведения, оставив этому месту обманчиво-пасторальное очарование. Где-то в глубине этих узких, едва ли не сельских улочек наверняка скрываются питейные заведения, но Зах пришел сюда совсем не за этим и не собирается обращать на них внимание. 
Сложно сказать, зачем он вообще сюда забрел. Ноги, как обычно, сами повели его вдоль дороги в поисках приключений. Он уже исходил этот город вдоль и поперек, но место, в которое пришел сейчас, было незнакомо его памяти. Неужели Зах и вновь стал страдать топографическим кретинизмом? Он исследовал каждый тупичок и улочку, надеясь набрести на след своего давешнего пребывания – его память то и дело «фотографировала» всяческие странности, которые казались Заху выбивающимися из общей картины. Но ничего подобного не происходило. Ни один из этих темных и пыльных переулков не был ему знаком.
Зах брел вдоль улицы, то и дело вглядываясь в лица шумных прохожих. Большинство из них выглядели подобно ряженым на Марди Гра – шумные и веселые люди, болтающие на разных языках. Европейцы, множество их. Он тоже улыбался им в ответ – скромной, зажатой улыбкой, улыбался и старался быстрее отвести взгляд, дабы никто не принял его за желающего начать знакомство. С таким неказистым английским ему остается только кричать «занято» в туалете.
Он идет уже полчаса, не сбавляя шаг, вдоль каменистой дороги, уходящей в глубины улиц, словно в золотистую бездну. Горячая пыль поднимается из-под его кроссовок – весна, плавно переходящая в лето, была богата на солнечное тепло, иссушившее землю до состояния удушливой взвеси, которая с остервенением сушила легкие, словно жидкость из перцового баллончика. Зах никогда не забудет, как получил порцию этого газа в лицо, когда решил узнать дорогу у одной слишком параноидальной женщины.
Он останавливается на несколько минут, чтобы перевести дух. Горячий, душный, почти лишенный кислорода воздух угнетает его скитальческие порывы, щедро сдобренные инфернальными мелодиями Bauhaus, печет ему глотку подобно неразбавленному виски, который хочется запить литрами холодной воды. Зах озирается вокруг. Жилые дома из темного кирпича, редкие вывески магазинчиков с подержанными сокровищами и одеждой, сувенирные лавочки, битком набитые милыми безделушками и магнитиками на холодильник – но нигде среди этого нафталинового великолепия не было видно ни одного, даже самого захудалого магазина с продуктами питания. Интересно, неужели жители этого старого квартала питаются святым духом?

Зах запрокидывает голову и вдыхает столько воздуха, сколько способны вместить в себя его легкие. Впрочем, легче от этого совсем не становится - солнце печет в макушку, злое и яркое, и единственный способ укрыться от него – уйти в глубокую и прохладную тень.
Он ныряет под первую же попавшуюся вывеску – какое-то название, написанное на витиеватом французском – Зах не способен его прочитать даже при помощи карманного словаря на все случаи жизни. Но его, несомненно, радует прохладный полумрак, царивший в помещении и деливший свою безграничную власть только со сладковатым запахом нафталина. Барахолка. Вот куда его занесло. Многочисленные полочки, коробки с ворохом одежды, незастекленные витрины и стенды, на каждом из которых выставлены десятки и сотни разнообразных предметов – все это кажется ему покрытым слоем пыли сумрачным раем, который буквально взывает к своему изучению. А в глубине всего этого запыленного великолепия восседает колоритная женщина с высокой прической, старая француженка с мундштуком в узловатых пальцах. Она курит и курит, и смотрит в никуда.
- Разрешите, я здесь осмотрюсь? – Зах с опаской произносит эту фразу на самом чистом английском, который только может позволить его словарный запас. Общаясь с Ориасом на родном немецком, он постепенно стал забывать и без того скудный набор слов пресловутых янки.
- Oui, дорогой. Броди сколько захочешь. Здесь много всякой всячины, может, и найдешь что-то себе по душе,  – добродушная женщина по-прежнему самозабвенно выдыхала облачка дыма, и даже не повернула голову, чтобы взглянуть на посетителя. Оно и к лучшему. Зах терпеть не мог, когда на него обращали слишком много внимания.
Он принялся гулять вдоль витрин. Прохаживался взад-вперед, обращая внимание только на то, что выбивалось из общей массы очаровательных мелочей. Ловцы снов, ласкающие воздух разноцветными перьями, проржавевшие до основания ключи, собранные в целые связки, непонятные амулеты, испещренные вудуистскими веве – здесь были товары со всевозможных частей света, и тому, кому просто хотелось подарить друзьям сувенир, даже не нужно было отправляться в далекое путешествие – все самое удивительное располагалось прямо здесь.
Зах протянул руку и вытащил со стенда круглое стеклышко на кожаном шнурке – внутри него пылал настоящий глаз, полупрозрачный, но прорисованный с таким мастерством, что казался живым.
- Дурной глаз, - подала голос хозяйка из-за кассы, - Говорят, если посмотреть сквозь него, то можно увидеть то, что скрыто от других.
Индиго усмехнулся про себя, но прищурился и заглянул сквозь стекло. Мир через него казался блеклым и покрытым перламутровой пленкой, и Зах уже хотел было отнять его от лица и положить на место, когда заметил слабый голубоватый блеск в полуметре от своей руки. Какой-то голубой камень, одиноко лежащий среди сотен таких же. Он протянул руку и взял вещицу в ладонь. Она оказалась прохладной, как горная вода.
- Непарные украшения. Когда-то давно это были комплекты, стоящие, вероятно, очень недешево. Но сейчас это все, что от них осталось. По этой причине их совсем никто не берет, – престарелая француженка выдохнула облачко ароматного дыма, и вновь лениво выглянула в окно. Зах положил на место «Дурной глаз» и принялся рассматривать то, что случайно угодило ему в руки.
Это была очень интересная, даже удивительная вещица. Продолговатый камень природной формы холодного как лед цвета – настолько глубокого, что он сразу же напомнил Заху глаза Ориаса. Несколько граней – все блестящие и разных оттенков голубого. Одна из сторон была очень яркой – почти что ляпис-лазурь. Другие – бирюза или цвет неба. Завершала его маленькая серебристая петелька и дужка – вероятнее всего, в прошлой жизни это был комплект серег.
- Вы не будете против, если я куплю у Вас ее? Она напоминает глаза одного дорого мне человека.
- Милый, у людей не бывает таких ярких глаз. Но если ты хочешь, то я продам ее тебе. Кажется, это сережка. Жаль, что она только одна. Камень в ней действительно очень красивый. – женщина встала из-за своего стола и направилась к Захарии, неся в руке небольшой бархатный мешочек для украшений. – Клади ее сюда. Иначе будешь жалеть, что она потерялась в кармане.

Зах сумрачно улыбнулся этой милой старушке с ее протяжным медовым говором. Он заплатил ей вполовину больше стоимости, названной за безделицу – всего шесть долларов. А затем вышел также тихо, как и вошел – на залитую вечерним солнцем дорогу, ведущую в воображаемый Канзас.

+1

76

Отыгрыш получения артефакта "Кольцо боли"

Участники:
Orias
Maeve Brennan


Вечер: дождь продолжается, но уже без резких перепадов. Небо затянуто однотонными серыми тучами без черных грозовых облаков. Очень свежо.
Температура воздуха: +15

В машине было неуютно, даже несмотря на тонированные стекла и то, что за ними вечерело. Дождь лил почти весь день, смывая границы между его частями, навевая мысли, конечно, не о «слезах» природы, но и не о чем-то приятном.

Мэйв удивилась, когда Ориас возник на ее пороге, нет, не потому что его не ждала – этот вампир был не из тех, кто сообщает о себе заранее, можно было привыкнуть, а потому что не знала чего он от нее хочет на этот раз.
- Здравствуй, Ориас, я тебя не ждала, - сказала ирландка, и в е тоне четко читалось «так что шел бы ты отсюда по добру по здорову.»
- Давай прокатимся, Мэйв, - вот так всегда. Ни «здравствуй, как поживаешь?», ни тебе «я так соскучился». Впрочем, в тот момент, когда она услышит от него второе, она решит, что сошла с ума. Несмотря на их шаткое примирение и нейтралитет, который высшие старались поддерживать после последних событий, девушка никуда не собиралась ехать с брюнетом.
- Прости, дорогой, у меня другие планы, - проворковала Мэйв, повернувшись, чтобы уйти. Но, похоже, вампир это предвидел, потому что схватил танцовщицу за руку, а уже в следующее мгновение на ее запястье защелкнулся наручник. Даже спрашивать «какого хрена?!» не хотелось. Опытным путем они уже выяснили, что Ориас сильнее, а значит, попытка сопротивляться может закончиться так же плохо, как в прошлый раз. Этого не хотелось, и пока была возможность, ирландка предпочла бы избежать такого исхода.
- Ну и куда мы едем? – поинтересовалась девушка, садясь на место рядом с водителем и почти скучающе (по крайней мере внешне) наблюдая за тем, как вампир пристегивает второй браслет наручника к двери.
Однако, то ли время на вопросы истекло, то ли высший считал ниже своего достоинства отвечать – ирландка не услышала от него ни слова.

И вот после часа дороги и не слишком радужных мыслей, девушка наконец прервала молчание и заговорила, убавив свободной рукой звук магнитофона.
- Может, ты все же расскажешь с чего вдруг я тебе понадобилась? Кстати, ты мог бы попросить, а не ставить перед фактом, и, возможно, я согласилась бы поехать сама, - сказала Мэйв, пусть и понимала, что для брюнета это было всего лишь лишней демонстрацией власти и, вполне возможно, он этим наслаждался. Нелестные эпитеты в сторону соклановца посыпались один за другим. Если в клане Кровавой Луны все старшие так обращались с младшими, то неудивительно, что он накрылся медным тазом шкурой дохлого оборотня.
Впрочем, как бы ни хотелось Мэйв считать иначе, между ней и Ориасом происходило что-то особенное. Даже сейчас в машине напряжение было почти осязаемым. Самое правильное слово, которое характеризовало первый импульс при взгляде на высшего было бы «наброситься», а к чему уж это приведет – зависит от настроения, голода, ситуации и того, насколько адекватно в этом случае поведет себя вампир. Слишком много «если», чтобы рисковать, хотя сейчас танцовщица и жалела, что не закрыла дверь перед носом брюнета тут же. Кто знает, если бы она это сделала, возможно, не пришлось бы тащиться неизвестно куда в его машине.
«Ага, как же» - скептично отозвался внутренний голос, но ирландка проигнорировала его, устремляя взгляд на дорогу.

Отредактировано Maeve Brennan (2012-07-24 01:27:30)

+1

77

Отыгрыш получения артефакта "Кольцо боли"

День: грозовые тучи затянули небо. Сверкают молнии, гремит гром, а дождь периодически то накарапыват, то льет как из ведра.
Температура воздуха: +19

Машина затормозила у ворот красивого дома. Здесь нельзя парковаться, ибо загораживаешь выход? Хах. Плевать Ориас хотел на условности закона. Сегодня его безумие в который раз одержало победу. Так всегда случалось, когда высший вспоминал о рыжеволосой ирландке. По одному и тому же сценарию... Она, скорее всего, обладает какой-то особой разновидностью некротического обаяния, ибо иного объяснения столь ярому притяжению просто не существует. Вот кто в сильную грозу, ближе к середине дня, выбирается из уютной гостиной? Ах, еще стоит приплюсовать смертельную боязнь солнечного света. Вот-вот. Либо идиоты, либо безумцы. К счастью Вьеррмонта, он относится ко второй категории.
   Высший потягивается за рулем. Человеческая привычка, к которой привыкли все сотрудники и обслуживающий персонал казино. Они знают - после того, как владелец "Блефа" отстегивает ремень безопасности - тут же лениво, почти по-кошачьи, тянется ладонями к крыше любимого авто. Его машина - словно явилась из преисподней, покрытая от передка до задних габарит копотью адского пламени, на котором поджариваются души грешников. Из параллельной вселенной, куда вампирам нет и никогда не будет пути. Оно и к лучшему.
   На нейтрально передаче двигатель черного "Доджа" ворчит, будто недовольный душем из дождевых капель. Говорят, сейчас даже влага, падающая с небес, грязная до чертиков. Во всяком случае, засыхая, машина становится похожа на зверя, покрытого пятнами коричневой плеши. Ориас все еще колеблется - идти или нет. Ничего не мешает переключить передачу и уехать вглубь серебристой стены дождя. Но тем не менее вампир медлит. Минуту... Две... Три... Потом открывает дверь. Выбор сделан. И отступать уже некуда. Черный зонт раскрывает крылья, принимая на себя удары капель. Вьеррмонт берет что-то серебристое, металлическое. Нет, не ключи от машины. Браслеты, соединенные толстой цепочкой. Украшение? Тоже нет. Наручники. Высший настроен решительно. И готов в любой момент применить силу.

Вечер: дождь продолжается, но уже без резких перепадов. Небо затянуто однотонными серыми тучами без черных грозовых облаков. Очень свежо.
Температура воздуха: +15

   Он игнорирует её вопросы. Стискивает зубы и вжимает педаль газа в пол. Двигатель ревет, словно раненый зверь, врезаясь крутыми рогами хромированного значка во влажные изгибы лабиринта дороги. Черная машина буквально летит над расплавленной твердью асфальта, не взрывая влажными шинами мириады брызг. По лобовому стеклу струится ручейками вода, небрежно смахиваемая дворником-бабочкой. Они вдвоем в машине. Без охраны. Без лишних глаз и ушей. А потому даже довольно громкая музыка не прерывает нити напряжения, протянувшиеся между двумя вампирами. Настолько прочными, что, кажется, вот-вот на них можно будет играть как на скрипке.
- Может, ты все же расскажешь с чего вдруг я тебе понадобилась? Кстати, ты мог бы попросить, а не ставить перед фактом, и, возможно, я согласилась бы поехать сама.
   Ориас не выдерживает и косится на Мэйв с видом: "Ну да, как же. Поехала бы. А потом еще раз догнала и поехала". Но вновь ни слова. Впору уже задавать вопрос: "Не откусил ли кто ему случаем язык". "Давай прокатимся, Мэйв", - вот и все, на что хватило такого красноречивого льстеца, как Вьеррмонт. Что с вампирами делает клан. Или все же дело не только в этом?
- Сама вскоре увидишь. А теперь, будь добра, не отвлекай водителя.
   Высший вновь делает громче. Переводит взгляд на дорогу, гадая, насколько же сильно в Бреннан женское любопытство. Шестая передача. И 120 миль в час. Многие не рискуют по сухой солнечной трассе выжимать столько мощи из железного коня, не говоря уже о непогоде. Но что для бессмертных пару переломов? Лишний час регенерации да пара лишних унций крови. Сейчас не тот случай, когда впору применять поговорку: "поспешишь - людей насмешишь". Они находятся очень близко, одновременно очень далеко от места назначения. Когда в твоем распоряжении лишь жалкие часы ночи и вот такой непогоды - не поездишь беспрепятственно по миру.
   

Вечер: дождь прекратился. Небо затянуто однотонными серыми тучами без черных грозовых облаков. Очень свежо.
Температура воздуха: +13

   Машина тормозит у шикарных кованых ворот. За ними - высокий четырехэтажный особняк. Облицованный пепельно-серым кирпичом, он выглядит на удивление изящным. Даже тонкостенным - тронь - рассыплется. Но это лишь на первый взгляд. Так же, как и вампиры, со своим обманчиво-хрупким видом, сооружение производит незабываемое флерное впечатление, на самом деле являясь мощной крепостью. Не говоря уже о множестве ловушек и замысловатых коридоров. Поместье клана Кровавой луны. Единственная уцелевшая резиденция, жизнеспособность которой каждый год влетает Вьеррмонту в копеечку. Но это - лишь капля в море. Мизерная плата за секреты, сокрытые внутри. Многие из них сами по себе стоят миллионы. А в составном количестве - и вовсе бесценны.
- Приехали, - Ориас бесцеремонно перегибается через колени рыжеволосой танцовщицы, освобождая её миниатюрное запястье от импровизированного браслета. Конечно, если бы высшая хотела - то могла бы вырвать наручники вместе с ручкой двери. Но стоит ли будить лихо, пока оно тихо? Вот-вот.
- Полагаю, тебе знакомо это место.
   Дождь прекратил распускать нюни на землю, потому вампир смело покинул салон автомобиля. Подошва черных кроссовок с характерным звуком пристающих капель касается земли. Вообще Ориас выглядит... Слегка непривычно. Вместо строгих штанов - темно-серые джинсы с декоративными потертостями. Рубашку заменяет простая черная водолазка без каких-либо украшений. А туфли... Их прототип указан парой пунктов выше. Лишь необычный пояс то и дело блестящей пряжкой выделяется из-под ленты низа водолазки. Мало кто знает, что внутри сокрыто лезвие, могущее оставить очень глубокие порезы на коже. При этом невероятно тонкие... Он открывает мощный замок, удерживающий тяжелые кованые цепи. Еще один. И еще. Лишь когда четвертый жалобно звякает в изящных руках Вьеррмонта, металлический защитный кольцевой змий начинает поддаваться. Ворота словно вздрагивают, после чего медленно начинают открываться, обнажая взгляду каменную дорожку, искусно выложенную розовым и черным камнем.
- Дальше придется пешком.

+1

78

Вечер: дождь прекратился. Небо затянуто однотонными серыми тучами без черных грозовых облаков. Очень свежо.
Температура воздуха: +13

Не стоило и пытаться. В каком бы настроении ни был вампир, он не почтил ее ответом. Мэйв злилась, но злости этой не суждено было найти выход. По крайней мере сейчас. Конечно, она могла выпрыгнуть из машины. И что дальше? Изгваздать и порвать одежду, чтобы Ориас остановился, вернулся за ней и привез ее силой туда, куда собирался? Да, именно силой, потому что блестящий браслет наручника на ее запястье, учитывая их вампирские способности, можно было счесть скорее демонстрацией власти и серьезности намерений, а не реальным методом принуждения.
Пока ирландка раздумывала что сделать – попортить обивку дорогих сидений или ударить как следует по месту, где располагалась подушка безопасности, они приехали. В общем-то и хорошо, ибо подобная месть недостойна высшего вампира и скорее напоминала бы поведение обиженного ребенка. Впрочем, в какой-то мере танцовщица действительно была обижена на Ориаса за все, что он сделал, не сделал и собирался сделать. Они подъехали к особняку, созданному, очевидно, архитектором-гением – так красиво и гармонично все смотрелось даже издалека. Высший наконец избавил ее от наручника, но так и не удосужился открыть даме дверь. Ладно, мы не гордые, можем и сами. Мэйв выбралась из машины, мягко ступая на дорожку туфлями на невысоком каблуке и невольно окинула взглядом одежду брюнета. Несомненно, она куда больше подходила к поездке за город, чем туфли и легкое черное платье его невольной спутницы. Оставалось благодарить судьбу за то, что вампиры не могут подхватить простуду от промоченных ног и не чувствуют холода в принципе, пока он не становится критическим.

- Полагаю, тебе знакомо это место, -
заявил высший, отпирая хитроумный механизм на воротах. Танцовщица неопределенно пожала плечами. Она не была здесь ни разу и даже не видела этого дома в книгах по архитектуре, которые в свое время просматривала в большом количестве… но как только девушка переступила границу поместья, она почувствовала, что оказалась дома… Это ощущение не передать словами – словно ты возвращаешься в родное «гнездо» после многих лет в ссылке или командировке. Как бы ни назывался этот дом на бумаге, на деле он принадлежал клану Кровавой луны, и его магия, казалось, витала в воздухе.
- Как ты нашел это место? – непроизвольно вырвалось у высшей. Нет, она не могла сказать, что искала резиденцию клана в прошлом, Мэйв даже не задумывалась над тем, что в Европе могут остаться места столь пропитанные клановой силой – жизнь в Америке сказалась на образе мыслей, а там только на Юге можно было считать свой дом родовым поместьем… Юг же впоследствии стал ассоциироваться с не самыми приятными событиями в жизни зеленоглазой вампирши, и пришлось его покинуть. Ее больше интересовали выжившие члены клана, хотя после встречи с Вьеррмонтом она уже успела пару раз пожалеть об этом.
- И зачем ты привез меня сюда? Похвастаться приобретением? – они шли по дорожке в сторону особняка бок о бок, разве что Ориас чуть впереди. Памятуя о том, как могут быть опасны подобные места, девушка не слишком рвалась обгонять его. Да, она была уверена, что резиденция теперь принадлежит этому высшему, но это не значило, что можно было потерять бдительность, совсем наоборот. Что он пытался ей доказать приездом сюда? Что клан способен на возрождение? Если парочка старых вампиров соберется под одной крышей – это еще ничего не значит. Все, что она думала по этому поводу, Мэйв высказала еще в собственном кабинете в стрип-клубе, с тех пор ничего принципиально не изменилось. Кроме того, ирландка слишком привыкла к свободе и самостоятельности и любые мысли о подчинении главе клана и субординации могли вызвать разве что зубовный скрежет… А тем временем высшие уже подходили к дверям…

+1

79

I can’t relate
to a happy state,
feeling the blood run inside

- Как ты нашел это место?
   Мэйв удивлена. Это не может не польстить самолюбию вампира. Все-таки он не зря тащился сюда за сотни миль от дома в жуткую непогоду. Правда, не испытывай Ориас какой-то болезненной привязанности к скорости и своему авто, не видать танцовщице фамильного поместья в ближайшее время как солнечного света. Он доволен? Вполне. Брюнета с головой выдает азартный блеск сапфирово-синих глаз, внутри которых таится ледяная смешинка - вроде яркая, но в то же время до невозможности холодная. Кажется, что Вьеррмонт весь соткан из противоречий и противоположностей, скрывающихся за фарфорово-белой маской лица.
- И зачем ты привез меня сюда? Похвастаться приобретением?
   Рыжеволосая бестия не долго умилялась пейзажами и архитектурой. Зачатки характера королевской кобры Мэйв в себе не подавила, а очень даже гармонично вплела в свой собственный. Приплюсовать независимость, острый язычок и прозорливый ум - получится довольно взрывоопасный коктейль Молотова. Но кто сказал, что Вьеррмонт не любит играть с огнем? Да, кстати об огне. Если не быть предельно осторожным - можно угодить на вертел над адским пламенем. Причем не в переносном смысле. Полагаете системы защиты вида "ядовитые дротики из стены" или "летящие секиры с разной амплитудой" ушли в прошлое? Как бы не так. Сигнализация это, конечно, хорошо. Но порой она бессильна, как и вся электроника, изобретенная людьми. У человечества нет ничего идеального. В этом их сила. В этом же их слабость.
- Не наступай на плиты с фамильным гербом, - Ориас вновь игнорирует её колкий вопрос. Словно бойкотируя до момента, пока слова танцовщицы не прекратят сочиться ядом. Фамильный замок - не самое лучшее место для взаимных пререканий. Ощущение призрачной связи с каждым шагом только усиливается, заставляя сердце биться чаще. За такие моменты в жизни многие вампиры отдали бы многое. А этим двоим досталось бесплатно. Бонусом, так сказать.
   Неизвестно откуда у брюнета появляется в руке связка ключей. Вроде ничего такого он с машины не доставал.. И уж точно в карман не клал. А тут с десяток ключей всех форм и размеров, удерживаемые изящными пальцами. Фокусник, не иначе. Вьеррмонт опережает Мэйв на полтора шага, воспроизводя в памяти все возможные ловушки. Некоторые были расставлены им собственноручно. Некоторые же насчитывали пару веков. Ключ проворачивается в скважине замка до характерного щелчка. Потом еще один. И еще. Язычок металла по типу засова нехотя автоматически отползает в сторону, приводя замудреную систему металлического плетения решетки в движение. Фантастическое гипнотизирующее зрелище. Конечно, литые завитки не разравниваются и не изменяют своей структуры, как можно представить в фильме с помощью компьютерной графики. Но, тем не менее, они двигаются очень органично, обманывая зрение.
   Успех фокусника заключается в том, чтобы зрители хоть на минуту поверили в чудо. Сейчас - самое время. Дверь медленно отползает в сторону, представляя взору залитый мягким золотистым светом холл-прихожую. Просторную, с высокими потолками и невероятными стеллажами, заполненными различными красивыми безделушками, стоимость некоторых из них, правда, исчисляется с шестью нулями после первой цифры. Внутри уютно. Словно пройдет минута - и выйдут остальные члены клана поприветствовать новоприбывших.
   Но нет... Мечты-мечты.
   Ориас тихо вздыхает, вставляя длинный ключ, больше похожий на медицинский скальпель в едва заметное отверстие в стене. Что-то щелкает - как шкафы стоящей стенки начинают отодвигаться назад, а потом расходиться в стороны. При этом не блокируя выходы из гостиной в остальные комнаты. Оставив связку висеть на импровизированном крючке, высший подходит к черному провалу в неизвестность, дважды хлопая. Внутри помещения загорается дневной свет, разительно отличаясь белизной от мягкого золота настенных ламп и люстры в виде горящих свеч.
- Прошу, - легкое движение кистью. Приглашающее войти вовнутрь. Что-то отдаленно напоминающее гибрид библиотеки и рабочего кабинета...
   Но так ли это - танцовщице только предстоит узнать.

+2

80

Такие сцены являются почти классикой в фильмах о вампирах. Не хватало только какого-то мрачного и кровавого происшествия.
- Не наступай на плиты с фамильным гербом, - кстати, о кровавых происшествиях. Только что Мэйв чуть не устроила одно, уже занеся ногу над упомянутым знаком. Пришлось срочно двигаться и с тех пор девушка ступала только за Ориасом след в след, что, кстати, давало ему уникальную возможность не быть припертым к стенке, чтобы наконец ответить на все вопросы, что успела задать огненноволосая вампиресса. Не удержалась она шагов через пять – подхватила с земли камушек и бросила на плитку. Ничего не произошло. Но это еще ничего не значило. Возможно, конечно, Вьеррмонт решил просто развлечься, а возможно, чтобы сработала ловушка, нужно было большее давление. Остаться без головы из-за собственного любопытства не очень хотелось, поэтому девушка продолжала двигаться осторожно, попутно отмечая то, как устроена территория, фиксируя внимание на редких породах деревьев и растений, некоторые из которых, кстати говоря, были ядовитыми и запрещены к выращиванию в этой местности по закону. Впрочем, кто будет копаться в саду богатенького и странного итальянца? Есть куда более прибыльные и безопасные дела. Если дом был в прекрасном состоянии, то сад находился в некотором запустении, которое можно было заметить, если присмотреться повнимательнее. Он не просто был «диким» по первоначальной задумке садовника-дизайнера, он становился таким из-за отсутствия у владельца достаточного времени для ухода за ним.
- Хоть бы кусты подстриг, - проворчала Мэйв, понимая, что злится на отсутствие ответов.

Они подошли к дверям, и Ориас вытащил из кармана внушительную связку ключей, происхождение которой совершенно не интересовало ирландку… но вот ключ, которым высший открывал замок и то, как он это делал, вампиресса запомнила. Мало ли что. Особняк внутри казался ухоженным. Здесь не было ни пыли, ни паутины под потолком, он выглядел образцовым поместьем какой-нибудь графской семьи. И был слишком пустым для них двоих. Стук каблуков танцовщицы отразился от стен, и она автоматически начала ступать осторожнее. Мэйв казалось, что еще немного, и она начнет видеть призраков погибших членов клана. Удивительно, что эта резиденция уцелела в своем первозданном виде. Кое-где лишь были видны признаки косметического ремонта, но обычный человек вряд ли заметил бы разницу между современными материалами, отделанными под старину, и оригинальными.
Здесь тоже не обошлось без сюрпризов. Каждый уважающий себя клан должен был иметь достаточно тайных комнат в каждой из резиденций. Там можно было хранить магические книги, прятаться от врагов или просто отдыхать от слишком назойливых молодых родственничков… раньше. Сейчас ирландке оставалось только догадываться зачем Ориас привел ее в комнату за шкафами. Свет в комнате был неприятный, но после недолгого колебания высшая все же сделала шаг навстречу брюнету, оказываясь в чем-то вроде кабинета… впрочем, сама Мэйв никогда не стала бы работать при таком свете.
Кабинет был обставлен дорого и удобно – дубовый стол, кресло с мягкой обивкой, небольшой диванчик. Все это, кажется, конца семнадцатого века и из ценных пород дерева… а вдоль стен высились шкафы – открытые и закрытые, с книгами и с полками, содержимое которых угадать было невозможно. Весьма любопытное место, которое могло служить хранилищем чего-то очень ценного.
- Я впечатлена, Ориас, что дальше? – девушку откровенно раздражало, что высший отказывался объяснять что-либо, но сейчас они уже были в святая святых клана Кровавой Луны и тянуть было больше некуда, если, конечно, вампир не начал внезапно страдать склерозом, стремительно переходящим в старческое слабоумие.

+1


Вы здесь » Town of Legend » Флешбеки » Отыгрыши артефактов


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно